Читать онлайн «Рассказы о неизвестных героях». Страница 37

И вот, наконец, однажды ночью на востоке действительно раздался гул артиллерии и на керченском побережье стали рваться тяжелые снаряды. Наши крупнокалиберные орудия с таманского берега Кавказа открыли огонь по району Керчи. Мгновенно все каменоломни пришли в движение. В несколько минут подземный полк занял исходные позиции для атаки по составленному заранее расписанию, роты и батальоны сосредоточились у выходов из каменоломен. Люди стояли, сжимая оружие, дрожа от волнения, готовые по первому сигналу ринуться наружу, опрокинуть и смять врага. Но сигнала не последовало; когда наступил рассвет, в проливе не появилось десантных судов, а пушки вскоре прекратили огонь. Это не было десантной операцией — это был обычный обстрел.

Но люди продолжали надеяться терпеливо и упорно. Они были уверены, что десант не заставит себя долго ждать. Эту уверенность еще больше укрепляла в них мужественная борьба севастопольского гарнизона — они знали, что город-герой держится, отражает штурмы врага, и напряженно следили за его сопротивлением.

Они знали это потому, что, будучи почти наглухо отрезанными от внешнего мира, все же оказались связанными с ним одной тоненькой ниточкой — радио. В каменоломнях была своя радиостанция. В первые дни она питалась от движка, а потом, когда кончилось горючее, в ход пошли сухие батареи, небольшой запас которых хранился на складе у связистов. Но этого питания хватило ненадолго батареи вскоре разрядились. И тогда бывшие в составе подземного гарнизона бойцы и командиры войск связи соорудили из того же телефонного кабеля и из других материалов самодельную динамо-машину, точно рассчитав ее на необходимое напряжение. Эту динамо-машину крутили вручную, сменяясь по очереди, в то время как радист принимал сводки Советского Информбюро или передавал радиограммы.

Увы, он только передавал их! С первых же дней обороны командование гарнизона посылало в эфир адресованные на Большую землю зашифрованные радиодонесения или сообщения открытым текстом. Но на все эти призывы никогда не приходило ответа. То ли радиус действия радиостанции был слишком мал, то ли ее волны терялись и ослабевали в многометровой толще камня над головами людей, но Большая земля молчала.

И все-таки радиограммы продолжали передавать каждый день, надеясь, что, быть может, однажды случайно кто-нибудь из радистов на кавказском берегу примет сообщение из Аджимушкая и наше командование узнает о борьбе подземного гарнизона. Рассказывают, что в тот трагический день 25 мая 1942 года, когда немцы предприняли газовую атаку и в подземельях царили ужас и смерть, радист штаба, надев противогаз, непрерывно передавал в эфир одно и то же обращение подземного гарнизона, в котором рассказывалось о страшном преступлении гитлеровцев. Это обращение начиналось словами: «Ко всем народам Советского Союза! Ко всем народам земли!» Но и на это обращение — крик гнева и боли — не последовало никакого ответа. Героический голос аджимушкайцев, раздававшийся там, под крымской землей, не достигал Родины.

Но зато голос Родины, мощный радиоголос Москвы, проникал сюда через все каменные преграды. Радиостанция каменоломен ежедневно принимала из Москвы сводки Советского Информбюро, защитники каменоломен знали о событиях на фронтах и, конечно, с особым волнением ловили все то, что относилось к боям за Севастополь. Подземный гарнизон Аджимушкая чувствовал себя как бы родным боевым братом города-героя и черпал новые силы в его стойкости.

Там, наверху, стояло жаркое, благодатное крымское лето. Сверкало под солнцем, тихо плескалось в берега ласковое Черное море. Кое-где из пробитых наверх амбразур наблюдателям был виден морской берег и бронзовые голые тела немецких солдат, загорающих на солнце. Уже по-летнему темными, густо-зелеными становились окрестные сады, ветер приносил с собой запахи каких-то цветов и свежее соленое дыхание моря.

А тут, под землей, царили вечный мрак, сырость и холод камня. Страшные, похожие на жителей пещерного века, люди бродили по этим подземельям. Они шатались от усталости, голода и жажды, но руки их крепко держали оружие. Они тщательно заботились, чтобы их оружие всегда было в чистоте, хотя сами не мылись и не умывались уже в течение многих недель и ходили грязные, завшивевшие, в рваной, висящей лохмотьями одежде. Исхудавшие, с бледными, землистыми лицами, с пересохшими ртами, с красными, воспаленными от бессонницы и ядовитого дыма глазами, обросшие бородами, закопченные от дымного огня своих факелов, эти люди изменились настолько, что даже близкие друзья теперь могли узнавать друг друга только по голосу. И если бы кто-нибудь мог взглянуть на них со стороны, он, вероятно, подумал бы, что люди, дошедшие до такого состояния, неизбежно должны потерять и свой внутренний человеческий облик.

Но это было совсем не так. Защитники каменоломен все время оставались полноценными советскими людьми, живущими по законам и моральному кодексу нашего общества. И сейчас, когда смотришь на их подземную эпопею через призму двух прошедших десятилетий, невольно кажется, что чем более тяжкими были условия жизни гарнизона, чем более грязными и измученными становились тела и лица людей, тем выше, чище и благороднее выглядело все, что они делали, хотя сами защитники каменоломен вовсе не догадывались об этом.

Они были не только полноценным коллективом советских людей. Они были, как это ни удивительно, вполне организованной и боеспособной советской воинской частью, которая жила почти такой же насыщенной, упорядоченной жизнью, как и любая другая воинская часть на фронте или в тылу нашей страны.

Умные, опытные командиры аджимушкайцев понимали, что в этих тяжких условиях самыми страшными врагами подземного гарнизона будут моральная неустойчивость, недостаток дисциплины и организованности, отсутствие содержательной, целеустремленной жизни. И они сделали все, чтобы их бойцы как можно меньше чувствовали свою оторванность от Родины и от армии. Вся жизнь защитников каменоломен была строго организована и регламентирована.

С утра часть подразделений, снабженных противогазами, уходила нести службу. Бойцы занимали свои места у выходов из каменоломен, в амбразурах и на наблюдательных пунктах. Другие шли выполнять необходимые хозяйственные работы. Остальные роты собирались в газоубежищах на военные занятия.

Прежде всего бойцам читали сводку Советского Информбюро — принятая радистом, она за ночь перепечатывалась в штабе на машинке в достаточном количестве экземпляров и к утру поступала во все подразделения. Затем начиналась военная учеба — командиры изучали с бойцами оружие, тактику, военную технику. Политработники проводили политинформации или читали лекции о международном положении. День проходил в этих занятиях.

А когда наступал вечер, в подземельях начинали работать «клубы». В одном месте звучал баян и люди хором пели любимые песни. В другом — играл патефон и даже шли танцы. В третьем — организовывали вечер самодеятельности, декламировали стихи или, собравшись тесным кружком, при свете лучины читали вслух какую-нибудь книгу. В подразделениях регулярно проходили партсобрания; любой вопрос жизни и быта гарнизона, любое происшествие становились предметом обсуждения коммунистов; и партийная организация защитников каменоломен все время росла — новые и новые командиры и бойцы подавали заявления в партию.

Все это помогало поддерживать в людях бодрость духа, уверенность в победе, и даже в самой страшной обстановке защитники каменоломен не поддавались отчаянию. Вот несколько записей из дневника Александра Сарикова хорошо передающих думы и чувства, которыми были полны бойцы подземной крепости:

«Все то, что в возможностях человеческого ума и физически выполнимо, применяется, — пишет он в одном месте. — Как ни страшно, а порой жутко, борьба за жизнь идет своим чередом. И чувствуются дух борьбы и уверенность в своих силах, надежда, что все будет пережито; каждый из нас живет тем, что настанет час и мы выйдем на поверхность для расплаты с врагом».

«Все было очень трудно, и были люди, которые отчаивались совсем, приходилось уговаривать их: раньше смерти не кладите себя в гроб. Я не забуду знаменитых слов знаменитого русского писателя Николая Островского. Он тоже хотел покончить с собой, но после писал: „Покончить с собой сможет каждый и любой, а вот в таких условиях сохранить свою жизнь и дать пользу государству — это, пожалуй, будет целесообразней…“ И такой задачей в таких трудных условиях должен заниматься каждый из нас».

«…Делать нечего, ведь большевики не хнычут и жизнь свою так просто не отдадут… Мы здесь тоже должны хранить свою жизнь и готовиться в любую минуту по приказу выйти на поверхность… Безусловно, стало трудно, но что сделаешь, кому скажешь? Люди изолированы от мира, зарыты на несколько метров в землю и живут, как хорьки, но дух большевизма не дает им унывать».