Читать онлайн «Последние исполины Российского Императорского флота». Страница 6

Глава 1

Линейный корабль в программах развития флота 1911–1914 гг.

Линейный корабль «Гангут». Россия позднее других морских держав приступила к постройке линкоров нового типа. Первые четыре корабля класса «Севастополь» были заложены на казенных верфях Петербурга лишь в июне 1909 г. С этого момента темпы закладки новых серий дредноутов быстро возрастали вплоть до начала войны в июле 1914 г.

ЦВММ #2041.

В ходе русско-японской войны Россия потеряла практически все свои линейные силы из состава балтийского и тихоокеанского флотов. Война выявила грубейшие просчеты в подготовке флота к боевым действиям, упущения в тактической подготовке и организации соединений, что в итоге повлекло за собой разгром русских морских сил на Дальнем Востоке. Обретенный тяжелой ценой боевой опыт необходимо было всесторонне проанализировать и немедленно положить в основу восстановления флота. Переведенный на язык цифр и тактико-технических требований, этот опыт для линейных кораблей стал причиной возникновения качественно нового типа линкора — дредноута, конструкция которого сочетала нововведения в части артиллерии, контроля огня, скорости хода и бронирования. Новая конструкция линейного корабля и совершенствование методов его боевого использования вели к новым принципам тактического построения и комплектования соединений. Требования одновременной боевой подготовки каждой новой дивизии линкоров означали необходимость их постройки в рамках единой судостроительной программы, размеры которой определялись политическими интересами государства и его экономическими возможностями. Какие же условия повлияли на становление и развитие типа линейного корабля в России после русско-японской войны, какие принципы были положены в основу планов воссоздания и дальнейшего наращивания главной ударной силы флота?

Причины, обусловившие поражение русских морских сил в войне на Дальнем Востоке вполне объективны. В первую очередь они кроются в принципиальных ошибках, допущенных задолго до войны при строительстве флота и планировании его боевого использования. Имелся серьезный разрыв между политикой и стратегией — интересы укрепления империи на Дальнем Востоке совершенно не были подкреплены готовностью русского флота к войне. Провалы в боеготовности флота крылись прежде всего в планировании морской политики, а также боевой организации и тактики. В ходе быстрой технической эволюции типа боевого корабля в 1880–1900 гг. организационные формы существования русского флота оставались прежними. В то время как одни флоты (британский, германский) интенсивно внедряли новые принципы строительства соединений, отрабатывали тактические приемы и анализировали достигнутое, а другие, как японский, интенсивно заимствовали все новое, передовое, в России в части подготовки морских сил все оставалось как много лет назад[4].

В огромной мере сказалось отсутствие у флота специального информационно-аналитического центра, постоянно следящего за ходом развития морских вооружений других стран. При оценке развития нарастающего политического противостояния на Дальнем Востоке между Россией и Японией, руководящие круги Морского ведомства неправильно полагали, что противник закончит строительство флота и подготовку к войне не ранее 1905 г. Поэтому при разработке судостроительной программы 1898 г. («Для нужд Дальнего Востока») сроки ее окончания были спланированы неверно, что дало по сравнению с японцами запоздание на два года. В результате, к моменту начала войны все пять новейших эскадренных броненосцев класса «Бородино», представлявших удачный тип тяжелого артиллерийского корабля для действий в малоудаленных морских районах, и создаваемых как ядро русских морских сил на Дальнем Востоке, не только не были переведены в Порт-Артур, но и вообще закончены постройкой{1}.

Второй серьезнейшей неудачей, также прямо обусловленной отсутствием у флота централизованного планирующего органа, была потрясающая разнородность корабельного состава и его главной ударной силы — эскадренных броненосцев. Еще в 90-х — начале 900-х гг. предпринимались попытки строительства тяжелых артиллерийских кораблей сериями — «Екатерина II» (1886–1892 гг., 4 ед), «Полтава» (1894–1895 гг., 3 ед.), «Пересвет» (1898–1900 гг., 3 ед.), «Бородино» (1900–1903 гг., 5 ед.). Однако попытки эти, не будучи следствием продуманного подхода к тактическому планированию эскадренных операций, не увенчались появлением обоснованной системы создания главной ударной силы флота. В результате, в решающих морских сражениях русско-японской войны главные силы русского флота оказались представленными разнотипными кораблями. И если для 1-й Тихоокеанской эскадры в бою в Желтом море пестрота корабельного состава не была столь отчетливой (шесть эскадренных броненосцев относительно малоразличавшихся между собой четырех типов), то для 2-й эскадры в Цусимском сражении она стала поистине роковой — на 12 тяжелых кораблей приходилось 7 их типов, зачастую совершенно несопоставимых по основным боевым качествам, половина из которых была к тому же глубоко устаревшими судами. Вынужденное равнение на слабейшего в этом решающем морском бою напрямую обусловило скованность, малоподвижность русской боевой колонны и обеспечило противнику, обладающему значительным превосходством в скорости, возможность быстрого охвата и разгрома ее по частям. Таким образом, недооценка Морским ведомством современных подходов к планированию, организации морских сил и вопросов их тактической подготовки закончилась проигрышем войны и потерей флота. Героизм, в массе своей проявленный командами русских кораблей в морских боях, еще более выделял грубые просчеты руководства при подготовке флота к войне.

Основной вывод из опыта войны в отношении планирования строительства главной ударной силы флота был сделан следующим. Для противников, разделенных Желтым и Японским морями, вопрос обладания морем, а с ним и судьба всей войны решались в генеральных боях линейных эскадр. Таким образом, несмотря на значительно возросшую роль минно-тральных и легких сил, получила подтверждение преобладавшая тогда теория Мэхена-Коломба о завоевании господства на море как главном условии победы в войне. Применительно к вопросу создания линейных сил это означало, что колонна линкоров, решающая в генеральном морском сражении судьбу обладания морем и судьбу войны, должна состоять из сильных, немногочисленных, однотипных и очень быстро построенных с учетом последних научно-технических достижений кораблей. Увы, этот вывод, к которому пришли в русском флоте в результате тяжелых потерь, в британском флоте уже около полутора десятков лет являлся основным принципом при строительстве линейных эскадр.

Условия, в которых предстояло возрождать флот после русско-японской войны, были необычайно сложны. Авторитет русского флота был растоптан. «Самотопы» и «цусимское ведомство» — это еще не худшие эпитеты, которыми общественное мнение награждало моряков после 1905 г. В законодательных учреждениях, от которых зависело выделение средств на строительство флота, господствовала твердая позиция недопустимости новых ассигнований без коренной реорганизации Морского ведомства и разработки им четкой программы развития флота, концепции комплексного военно-морского строительства. Было совершенно ясно, что воссоздание морских сил должно стать результатом хорошо продуманных взглядов на роль и место флота в системе обеспечения интересов государства, следствием глубоко обоснованных принципов тактического использования боевых единиц.

Уже в июне 1905 г., через два месяца после разгрома флота под Цусимой, началась реорганизация Морского ведомства. Архаичная должность генерал-адмирала, назначаемого традиционно из членов царской семьи, была упразднена, и он был заменен морским министром. Первым морским министром России стал вице-адмирал А.А.Бирилев. Вскоре была создана должность товарища (заместителя) морского министра, в ведение которого передавались все вопросы административно-хозяйственного порядка (Главное управление кораблестроения и снабжения /ГУКиС/, Морской технический комитет /МТК/ и заводы Морского министерства).

В конце 1905 г. молодой и талантливый офицер флота лейтенант А.Н.Щеглов подал царю специальную записку «Значение и работа штаба на основании опыта русско-японской войны», в которой доказывал, что в ходе войны «флот погиб от дезорганизации, и в этом всецело вина Главного морского штаба, которому по праву принадлежит 90 % всех неудач». В записке предлагалось создать в Морском министерстве совершенно новый орган — Морской генеральный штаб (МГШ или Генмор), в обязанности которого должно войти изучение морских сил вероятного противника, составление планов войны на море и проведение всех необходимых мероприятий по организации боевой готовности флота. 24 апреля 1906 г. царь издал специальный рескрипт на имя А.А.Бирилева, приказав организовать МГШ. Во исполнение указа Николая II 1 мая 1906 г. из Главного морского штаба была выделена стратегическая часть, которую и преобразовали в Морской генеральный штаб. Во главе небольшой группы молодых способных офицеров (первоначально их было 15 человек, к 1914 г. это число увеличилось до 40 человек), вошедших в новый орган, был поставлен опытный и широко образованный командир крейсера «Громобой» капитан 1 ранга П.А.Брусилов. МГШ в Морском министерстве стал тем органом, который извлек наибольшие уроки из Цусимы; вся реорганизация министерства проводилась теперь по инициативам генштаба[5].