Читать онлайн «Империя: чем современный мир обязан Британии». Страница 23

В конце концов англичанам пришлось пойти на сделку. В 1739 году было подписано соглашение, которое фактически предоставляло маронам автономию на территории площадью примерно полторы тысячи акров. Взамен они согласились не только не освобождать новых рабов, но и возвращать владельцам беглых — за вознаграждение. К этому приему нередко прибегали англичане: если они не могли вас победить, они делали так, что вы к ним присоединялись. Безусловно, сделка с маронами не предотвратила новые восстания. Напротив, после нее у недовольных рабов не осталось другого выбора, кроме бунта, так как укрыться в Нэнни-Тауне они более не могли. Рабы восставали в 60-е годы, вдохновляемые примером маронов. Но теперь англичане более или менее могли положиться на своих недавних противников. Мароны и сами становились рабовладельцами.

Казалось, что к 1770 году Британская империя на берегах Атлантики обрела равновесие. “Треугольник” с вершинами в Британии, Западной Африке и Карибском море обеспечивал плантации рабочей силой, а североамериканские колонии — продовольствием. Сахар и табак везли в Британию, для реэкспорта существенной доли на континент. Доходы от продажи товаров Нового Света позволяли английским купцам улаживать дела в Азии. Правда, существовали еще мароны. Они напоминали и плантаторам, и их “одушевленным орудиям”, что невольники, на изуродованных спинах которых, казалось, покоится здание империи, могут избавиться от гнета. Позднее, в 90-х годах, успех восстания рабов во французской колонии Сан-Доминго (Гаити) вызвал репрессии в отношении маронов. На пике репрессий лейтенант-губернатор Ямайки лорд Балкаррес выслал почти шестьсот маронов из города Трелони[46]. Но к тому времени мароны представляли собой наименьшую проблему империи. Рабы Сан-Доминго соединили силы с недовольными мулатами и в 1804 году основали Республику Гаити. Это не была первая колония в Новом Свете, объявившая о своей независимости. Менее чем за тридцать лет до этого на американском континенте появилась республика совсем другого рода. Здесь вызов империи бросили не отчаявшиеся рабы, а преуспевающие белые колонисты.

Это был момент, когда британский идеал свободы обернулся другой стороной. Момент, когда Британская империя начала рваться на части. Около Лексингтона, в Массачусетсе, “красные мундиры” впервые вступили в перестрелку с американскими колонистами. Это случилось 19 апреля 1775 года.

Солдат послали в Конкорд, чтобы реквизировать склад оружия, принадлежащий колониальной милиции, в лояльности которой власти усомнились. Но ополченцев предупредил Пол Ревир, прискакавший с криками: “Солдаты идут!” (а не “Англичане идут!” — колонисты еще сами были англичанами). В Лексингтоне семьдесят семь минитменов, “людей минуты” (говорили, что на то, чтобы встать в строй, они тратят не более минуты), вышли, чтобы остановить британцев. Неясно, кто выстрелил первым, но итог сомнений не вызывает: ополченцы были рассеяны хорошо вымуштрованными военными.

Жители Лексингтона до сих пор ежегодно вспоминают самопожертвование минитменов, в деталях реконструируя ту перестрелку. Это мероприятие — благодушный, начинающийся рано утром праздник национального самосознания американцев, — дает шанс поесть маффинов и выпить кофе на свежем воздухе. Но британца (который едва ли останется равнодушным к звукам волынок и барабанов, играющих марш “Люди Харлека”, когда “красные мундиры” выходят на площадку и уходят с нее) День патриотов в Лексингтоне ставит в тупик. Почему это нападение не ознаменовало конец маловнятного восстания в Новой Англии? Ответ в том, что, во-первых, сопротивление колонистов росло по мере того, как регулярные войска продвигались к Конкорду, а во-вторых, что тучный и нерешительный полковник Фрэнсис Смит, командовавший солдатами, почти потерял контроль над своими людьми после того, как его ранили в ногу. Когда солдаты отступали к Бостону, они попали под снайперский огонь. Американская война за независимость началась.

Эта война составляет сердцевину американского самосознания: миф о сотворении страны — это идея борьбы за свободу против империи зла. Но парадокс Американской революции, который поражает, когда вы видите, как современные лексингтонцы пытаются пережить самопожертвование предков, заключается в том, что восставшие против британского владычества были лучшими из всех британских колонистов.

Есть серьезное основание полагать, что к 70-м годам XVIII века жители Новой Англии являлись одними из богатейших людей в мире. Доход на душу населения был по крайней мере равен таковому в Соединенном Королевстве и распределялся равномернее. У жителей Новой Англии фермы были крупнее, семьи многолюднее и образование лучше, чем у жителей Англии. И, что важно, они платили гораздо меньше налогов. В 1763 году средний англичанин в виде налогов ежегодно отдавал двадцать шесть шиллингов. Соответствующая сумма для налогоплательщика из Массачусетса составляла один шиллинг. Сказать, что быть британскими подданными для этих людей было удачей, было бы преуменьшением. И все же именно они, а не сервенты из Виргинии или рабы с Ямайки, первыми сбросили имперское ярмо.

С британской точки зрения Лексингтон-Грин кажется идеальным местом не для взаимного истребления, а для игры в крикет. Кстати, некогда американцы играли в эту самую английскую из игр. Так, в 1751 году “Нью-Йорк гэзетт” и “Уикли пост бой” сообщили:

Днем в прошлый понедельник (1 мая) на нашем пустыре состоялся крикетный матч на значительные ставки между одиннадцатью лондонцами и одиннадцатью ньюйоркцами. Играли по лондонским правилам…

Команда из Нью-Йорка победила за восемьдесят семь пробежек. И почему американцы забросили крикет?

Всего за двадцать лет до “битвы” при Лексингтоне американские колонисты доказали свою лояльность Британской империи, во время Семилетней войны десятками тысяч вступая в борьбу с французами и их союзниками-индейцами. Примечательный факт: в той войне первый выстрел сделал молодой колонист по имени Джордж Вашингтон. В 1760 году Бенджамин Франклин напечатал анонимный памфлет, в котором предсказал, что из-за быстрого прироста населения в Америке через столетие британских подданных на том берегу будет больше, чем теперь на этом[47]; но я далек от того, чтобы испытывать какой-либо страх перед тем, что они станут бесполезными или опасными… и я считаю такие страхи выдуманными, не имеющими какого-либо правдоподобного основания.

Что же пошло не так?

Школьникам и туристам причины Американской революции объясняют прежде всего утяжелением экономического бремени. Лондон, согласно этой точке зрения, желал получить некоторую компенсацию за траты по изгнанию французов из Северной Америки в ходе Семилетней войны и по содержанию десятитысячной армии для усмирения за Аппалачами недовольных индейцев, выступивших на стороне французов. Это привело к учреждению новых налогов. Однако при тщательном рассмотрении выясняется, что в действительности налоги отменяли, а не учреждали.

В 1765 году английский парламент издал закон о гербовом сборе, который означал, что все, от газет до игральных карт, должно было быть напечатано на специальной — следовательно, обложенной налогом — бумаге. Планируемый доход не был значителен: сто десять тысяч фунтов стерлингов, причем почти половина приходилась на Вест-Индию. Но налог оказался настолько непопулярным, что Джордж Гренвилл — министр, который предложил его, — ушел в отставку, и к марту 1766 года закон был пересмотрен: теперь империя облагала сбором только внешнеторговые сделки. Два года спустя Чарльз Тауншенд, новый министр финансов, попробовал опять обложить колонистов налогами (на сей раз речь шла о таможенных пошлинах). В надежде подсластить пилюлю налог на чай, один из самых популярных товаров в колонии, был снижен с шиллинга до трех пенсов с фунта. Это ни к чему не привело.

Сэмюэль Адамс по заданию Ассамблеи Массачусетса сочинил циркулярное письмо, призывающее к невыплате даже этих налогов. В январе 1770 года новое правительство Британии, возглавляемое лордом Нортом, отменило все новые налоги, кроме налога на чай. Тем не менее протесты в Бостоне продолжались.

Все слышали о “Бостонском чаепитии” 16 декабря 1773 года: тогда 342 ящика чая стоимостью десять тысяч фунтов стерлингов были сброшены с борта судна “Дартмут”, пришедшего из Ост-Индии, в темные воды гавани Бостона. Большинство считает, что это было сделано в знак протеста против повышения налога на чай. На самом деле цена этого чая была исключительно низкой: британское правительство только что предоставило Ост-Индской компании льготу по выплате намного более высокой пошлины, которой чай облагался при ввозе в Британию[48]. В результате чай беспошлинно вывозили из Англии. Он облагался только низким американским налогом по прибытии в Бостон. Итак, чай в Новой Англии никогда еще не стоил дешевле, а “чаепитие” устроили не рассерженные потребители, а богатые контрабандисты из Бостона, которые могли лишиться доходов. Современники понимали нелепость причины протеста: