Читать онлайн «Смута в Московском государстве». Страница 10

А Гришка Расстрига, видя их старание и подобную честь себе от горожан: вместо крестов и образов копья и сабли, вместо кадил — пушки и пищали, вместо благоуханного ладана—пороховой дым и смрад, вместо сладких плодов вкусив пушечных и пищальных ядер, помазанных не медом, а смертельным ядом,— и так поганый исполнился позора и гнева и вновь повелел приступать к граду. А горожане еще более осмелели и, будто одно сердце билось у всех в груди, встали на бой и крепко бились с ними. Они же, стоя под градом, немало сложили голов, но ничего не добились.

А царь Борис, услыша, что Гришка Расстрига называет себя царевичем Дмитрием и многие города переходят к нему без боя, а стоит под Новым Северским городом,— и посылает из Москвы воевод на выручку града, князя Федора Ивановича Мстиславского, да князя Василия Ивановича, да князя Дмитрия Ивановича Шуйских и с ними многих воевод со многими войсками. Когда же подошли к городу и начали помогать осажденным, и войско с войском сошлись. Как две тучи, наполненные водой, бывают темны перед тем, как дождь прольется на землю, так и те два войска, сходясь на пролитие крови человеческой, покрыли землю, желая одно другого одолеть. И как бывает гром в небесных тучах, так и в земных тучах звучал грохот пищалей, и огонь как молния сверкал во тьме темной, и по воздуху свистели пули и стрелы, вылетавшие из бесчисленных луков, и люди падали, как снопы по оврагам. Й так сошлись два войска, и была великая сеча, рубились, друг друга хватали за руки, и был вопль и шум от человеческих голосов й такой грохот оружия, что и земля задрожала, и нельзя было слышать, что один говорит другому. И битва была страшна, как и на Дону у великого князя Дмитрия с Мамаем, ужаса и страха была полна эта битва.

А Гришка с хитростью приготовился к бою: многие его люди и кони были обряжены в медвежьи шкуры и в овечьи шкуры, вывернутые наизнанку, у других коней по обе стороны — косы, и они режут людей в тесноте и творят много зла. И кони московского войска от тех коней отшатнулись и не пошли на врага. И они в том смятении начали еще больше убивать и одолевать, и так московское войско смешалось, и в этом смятении много людей побили, и дошли до самого воеводского знамени, и человеческими телами замостили землю, будто мостом, и по земле ручьями потекла человеческая кровь, и тяжело ранили самого воеводу князя Федора Ивановича Мстиславского. И так его Гришкино войско одолело, и Борисово войско побежало(...>.

О второй битве при Добрыничах

И вновь не спит кровожадный лев, со своими зверями, как на брачный пир, стремится на кровопролитие, лакать христианскую кровь и поедать человеческую плоть, собирает полки воинских людей. Но и эти московские Борисовы воеводы не страшатся его зубов, но еще более дерзко выступают против него и с храбрыми сердцами ополчаются, чтобы отомстить ему за прежде пролитую христианскую кровь. Как ясные соколы на серых утят или как белые кречеты чистят клювы, чтобы клевать, и острые когти, чтобы вонзать в плоть, и расправляют крылья свои, и плечи готовят к убийству птичьему, так и христианские поборники православной веры, облачаются в доспехи воеводы с христолюбивым своим войском против сатанина угодника и возлюбленного бесами его воинства, берут в руки оружие и щиты и призывают на помощь Бога и пречистую Богородицу, христианскую заступницу и помощницу, и московских чудотворцев и всех святых.

И начали сходиться при Добрыничах под Комарицкой волостью; через несколько дней после первой битвы выстроились оба войска, и была вторая битва, более жестокая, чем первая. Стремились друг друга одолеть, и многое множество людей падало с обеих сторон, как деревья склонялись или как снопы валялись по оврагам, и ни один не хотел отступить от другого, но каждый хотел другого поразить, и друг друга убивали. Страшно и ужасно было это видеть, стояла великая и жестокая битва, и много крови проливалось. И московский воевода князь Василий Иванович Шуйский не мог видеть проливаемой крови, взъярился сердцем, и умно и храбро со своим полком правой руки кинулся на войско сатанина угодника и, надвое разделив его, сек, как траву, опрокинул противостоящих, а те, кто испугался смерти, побежали от него и освободили ему путь. С полком левой руки также показал свое мужество Иван Иванович Годунов: храбро и мужественно нападает и побивает врага, как улицы прорубает, никто против него не может встать. Так и иные воеводы и головы не могли устоять, крепко и единодушно выступили и смяли все войско его, и те, показавши спину, побежали. И они их гнали и без милости рубили их сзади, и многое множество их побили и многих взяли живьем, и мало их спаслось. А самого треклятого князь Иван Татев увез к городу Рыльску, и оттуда он бежал в город Путивль. И если бы его тогда князь Иван Татев не спас, то и сам бы был тут убит. Но за наши грехи он остался в живых, чтобы вновь проливать христианскую кровь и победить царя Бориса.

И треклятый Гришка Отрепьев еще более страхом и великим трепетом был объят и, потеряв всякую надежду, начал помышлять о побеге в Литву. А царь Борис наполнился ярости и гнева на жителей Комарицкой волости и повелел ее великим пленом пленить и опустошить до конца за то, что предались и служат Расстриге, и всех православных христиан от мала и до велика посечь мечом, а иных мучить различными муками, что и было исполнено. И кто, даже имея камень вместо сердца, не заплакал и не застонал о том, как завоеваны были православные христиане Комарицкой волости царем Борисом? И поганые иноплеменные народы не могут сделать того, что сделал царь Борис, изливая свой гнев и ярость, многими мучениями без пощады мучал и убивал не только мужей, но и жен, и невинных младенцев, сосущих молоко, и побил всех множество — от человека и до скота. И их имущество было разграблено, и дома их были разорены и сожжены огнем, все обращено в пепел, так что небывалое злое его пленение и описать невозможно.

А когда Гришка Расстрига захотел бежать в Литву, все горожане и все люди, покорившиеся ему, начали его молить со слезами и просить его: «О, великий государь! Ты собираешься обратно идти в Литву, а на кого нас оставляешь? Или предаешь нас в руки изменнику своему Борису, чтобы он нас также пленил, как и комаринских жителей, и лютыми и горькими муками нас замучил? Лучше сам прикажи отрубить наши головы, но не предавай нас живыми в руки Бориса. О, нас постигла великая беда! От одного берега отплыли, а другого берега не достигли и стоим теперь посреди морской пучины. Совсем погибаем: от Бориса отступились, а за тобой не удержались, не знаем, что делать. У нас только один путь к спасению: не отпускать тебя, да бить челом Борису и твоей головой заплатить за нашу вину». А Гришка ответил им: «Войска нынче у меня нет, видите,— все разбито, едва сам убежал, и вся моя казна истощилась. Я вовсе не думаю о том, чтобы бежать и покинуть свою отчину, но хочу идти в Литву за казной и войском, чтобы с большей силой биться за православные государства своей отчины». А они ему говорили: «Возьми, государь, все, что мы имеем, а после мы все пойдем с тобой, да все погибнем или получим от тебя жизнь и честь». И понесли ему все серебро, кто сколько имел: кто тысячу рублей, а кто сто, кто больше, а кто меньше. И Гришка при помощи того серебра едва удержался; явился по собственной воле, а теперь уже и неволей был принужден остаться, потому что его новые подданные не хотели живыми с ним расставаться. И вновь Гришка засел в Путивле и начал собирать войско, откуда сколько смог. И царь Борис немало этому радовался.

А в городе Кромы засел того же еретического войска казачий атаман Гришка Корела с казаками и с кромлянами. И царь Борис посылает в Кромы своих воевод, боярина Федора Ивановича Шереметева, с большим войском. И они, подступив к городу, крепость осадили и стали штурмовать стены, но защитники города много войска побили и немало пролили христианской крови. И царь Борис еще прислал воевод — князя Федора Ивановича Мстиславского да князя Дмитрия Ивановича Шуйского с большим войском, чтобы скорее взять город. И воеводы собирали войска и храбро и мужественно наступали на крепость, били из пушек по острогу и по городу и всякие стенобитные хитрости использовали и острог и город разбили до основания. Но те казаки, зломысленные и коварные, не боящиеся смерти и непокорные и ко всяким лишениям терпеливые, отсиживались в норах земных и вели бои с осаждавшими из-под земли, да устраивали вылазки из города. И так, не сумев взять города, московские воеводы стояли под Кромами до весны. И тогда много людей в войске умерло от зимней стужи, так как время было очень студеное и стояли страшные морозы.

А царь Борис в Московском государстве и в иных государствах и градах Российской державы велел убеждать людей святейшему патриарху Иову и благородному боярину и воеводе князю Василию Ивановичу Шуйскому, ибо их блаженной памяти царь и великий князь Федор Иванович всея Руси посылал осмотреть и предать земле тело убитого благоверного царевича князя Дмитрия Ивановича, своего брата. И повелел им во весь голос проповедовать при стечении множества людей Московского государства, говоря так: «О, всенародное множество! Не сомневайтесь и не верьте слухам, ибо истинно царевич Дмитрий был убит, я его своими глазами видел и даже погребал его в городе Угличе в церкви боголепного Преображения Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, и вы за него помолитесь. А идет на нас расстрига Гришка Отрепьев, называясь его царевичевым именем, и вы его проклинайте». А по государствам и градам посылали грамоты. Но люди никому не верили — ни святейшему патриарху, ни князю Василию Ивановичу Шуйскому, и так говорили друг другу: «Это-де по приказу Бориса и боясь его так говорят».