Читать онлайн «22 июня: Никакой «внезапности» не было! Как Сталин пропустил удар». Страница 21

Надо сказать, что такие новые дивизионы – дивизионной и корпусной артиллерии, а также Резерва Главного командования – в Красной Армии в 1940—1941 годах (то есть еще до начала войны) появлялись сотнями. Соседи дивизиона Петрова – 85-й ОАД, оснащенный 107-мм корпусными пушками и «части 41-й танковой дивизии, завершавшей формирование на базе 38-й легкой танковой бригады» (там же, с. 15). Сразу отмечу, что, по имеющейся у меня информации, упомянутой танковой дивизией, входившей в состав 22-го механизированного корпуса генерал-майора Кондрусева С.М., командовал полковник Павлов П.П. Согласно ведомостям уже на начало июня в ней имелись 415 танков, включая и 31 тяжелый КВ. По штату, кстати, дивизии полагалось иметь «всего лишь» 385 танков. Но это не все: «Попов, – сообщает лейтенант Петров, – встретивший своего знакомого военинженера из 41 ТД, сообщил, что эта дивизия получила около полусотни новых танков…» (там же). Иными словами, танки эти попали в и так могучую дивизию уже в июне и по официальным ведомостям пройти не успели. Поэтому читатель и не найдет эти, по всей видимости неучтенные, полсотни «тридцатьчетверок» в сводных таблицах численности танков в советских мехкорпусах на начало войны, составленных мною (Приложение №2). Предлагаю в связи с этим вспомнить и красноречивые оговорки в воспоминаниях будущего командарма Лелюшенко: как его красноармейцы накануне войны успешно осваивали якобы «не полученные» Т-34 и КВ… Все нормально было и в соседней 87-й стрелковой дивизии (там же, с. 60) – она укомплектована по штатам военного времени. Еще до начала войны в ней было уже 15 000 «штыков», 1000 пулеметов и 300 орудий и минометов. Отметим также, что дивизия эта входила в состав 27-го стрелкового корпуса уже знакомой нам 5-й армии. Но вот дивизион Петрова подчиняется почему-то не давним соседям из этой дивизии, а «начальнику артиллерии 15-го стрелкового корпуса» (там же, с. 71), входившего в ту же армию. А это, напомню, тот самый корпус под командованием упоминавшегося выше героя-дальневосточника Федюнинского И.И., четыре полка 45-й и 62-й стрелковых дивизий которого с начала июня прятались в лесах возле границы. А ведь, если верить командиру 200-й стрелковой дивизии Людникову, на подходе был еще и 31-й резервный стрелковый корпус генерала Лопатина, который тоже включили в состав 5-й армии еще до начала войны! Получается, что в июне 1941 года в западноукраинских лесах становилось все теснее: 5-я армия Киевского Особого военного округа планомерно стягивала основные силы к самой границе. А в состав этой армии, заметим, входили, помимо прочего, один кавалерийский, три стрелковых и два механизированных корпуса, а также механизированная противотанковая бригада Москаленко. Иными словами, была она армией не обыкновенной, а ударной. Какую же задачу она имела?.. Об этом мы поговорим в другой моей работе, которая будет посвящена планам советского командования.

Надо сказать, что боевая учеба в 92-м ОАД продолжалась и в выходные и что офицеры уже несколько недель находились на казарменном положении (там же, с. 18). Добавлю сразу: со ссылкой на воспоминания К. Типпельскирха (бывшего начальника разведуправления Генерального штаба сухопутных сил Германии) историк Р. Иринархов ссобщает, что еще «10 апреля 1941 года Высший Военный совет под председательством Тимошенко решил привести в боевую готовность все войсковые части на западе…» («Красная Армия в 1941 году», с. 395). То есть вдали от семей мучались не только боевые товарищи Петрова, а все советские офицеры в западных округах. Вот что сообщил Петрову один из сослуживцев – Поздняков: «Наш дивизион, товарищ лейтенант, пребывает в состоянии напряжения. Сидим безвылазно. На занятия не разрешается уходить за пределы видимости. Оживление вносят только обеды да толки о войне. Каждый день какая-нибудь новость. То поляк пожалует из-за Буга, то немец напомнит о своем соседстве… находятся смельчаки, переправляются через границу вплавь и вброд. Раньше их задерживали и отправляли во Владимир-Волынский, а теперь перебежчики остаются в селах (это сколько же их в таком случае было?! – Прим. авт.). Рассказывают всякие небылицы: «Герман – то, герман – это…». Разумеется, не теряет бдительности и его политрук: «…немцы в нескольких километрах. Всякую минуту может начаться какая-нибудь провокация…» (там же, с. 22). И дались же им эти загадочные, так никогда и не состоявшиеся «провокации»… Поэтому, наверное, и боеприпасы хранились прямо в тягачах: ведь «…вообще в мирное время хранение окончательно снаряженных снарядов в тягачах, находящихся в парке, запрещается. В случае же боевых стрельб их получают со складов и доставляют на огневые позиции, где и удаляется смазка» (там же, с. 46). Заметим, что и в наши дни в мирных странах снаряженные боеприпасы в тягачах и танках не держат – опасное это дело!

А вот еще один характерный эпизод: наблюдатель в монастырском расположении дивизиона подает команду «Воздух!» и скоро над «молча смотрящими» советскими офицерами появляется немецкий биплан-разведчик «Хеншель-126». Пока он делает облет позиций дивизиона, личный состав прячется в укрытиях. Один из офицеров – младший лейтенант Гаранин – делает следующий («насмешливый»!) комментарий: «Через час немец проявит пленку и представит начальству доказательства наших «агрессивных» намерений… Подумать только, артиллерийские части проводят занятия даже в выходной день…» (там же, с. 25). Почему лейтенанту Гаранину пришла в голову лишь одна версия появления немецкого самолета-разведчика: будто немцы боятся агрессивных намерений советских войск?..

После этого – в выходной! – офицеры отправляются верхом на рекогносцировку – «изучать маршруты движения к районам огневых позиций и наблюдательных пунктов батареи»: любопытно, что для дальнобойных 152-мм гаубиц они почему-то назначены всего лишь в четырех километрах от границы. А заодно – «попутно заниматься тренировкой в подготовке данных»: иными словами, вести «виртуальный» огонь по целям на германской территории. При этом Петров подчеркивает: «А я, пользуясь биноклем, рассматривал немецкую сторону». Практически на той же странице он замечает, что тем же занимаются и сами немцы: «Требования по маскировке были особенно строгими и вызывались тем, что немцы вели постоянное наблюдение за нашей территорией» (там же). Попутно артиллеристы спокойно и безнаказанно посылают подальше «заносчивых» пограничников, которые попробовали было привязаться к рекогносцировочной группе: они никогда не видели буссоли. О чем говорит этот красноречивый факт? Да о том, что в приграничье теперь новые хозяева – военные, а они НКВД не подчиняются (и, к слову, относятся к ним без особой симпатии).

Наконец, вновь прибывшего лейтенанта знакомят с различными вариантами планов на случай начала войны. Основных вариантов два: в первом случае дивизион выдвигается к границе, в район выжидания и ждет, когда ему укажут, какие – уже присмотренные в ходе вышеупомянутых рекогносцировок – боевые позиции занимать. Во втором – немцы прорывают укрепрайон, «обстановка не позволяет занимать выжидательные районы» и противника приходится встречать непосредственно вблизи монастыря. Какой из этих планов был приведен в действие ранним утром 22 июня?.. Давайте забежим вперед – на с. 82: пережив первый артобстрел и налет штурмовиков, 3-я батарея выдвигается в район выжидания. В назначенные им районы выжидания направились и остальные батареи дивизиона. Ждать и отражать прорвавшихся немцев у монастыря никто не собирался… А спустя каких-то четыре часа после начала войны командир дивизиона сообщил, что со вчерашнего дня планы на случай войны существенно поменялись: теперь 92-й ОАД подчинялся не 15-му стрелковому корпусу, а «родной» 87-й стрелковой дивизии 27-го корпуса. Таким образом, «внезапное» немецкое нашествие привело к тому, что имевшиеся у командования 5-й ударной армии планы «обороны» пошли наперекосяк и их понадобилось срочно менять. Куда выдвинулся дивизион после получения приказа?.. К самой границе – на позицию в 15 километрах западнее от района выжидания. Там он и принял первый бой. К ночи 22 июня не осталось ни горючего, ни снарядов – большую часть орудий и тягачей пришлось бросить и отходить на восток. Говоря о предвоенных планах дивизиона, интересно отметить, что «во всех случаях командир батареи… не имел права открывать огонь» и что «едва ли не в каждом абзаце инструкция обращала внимание на склонность противника к провокациям и на те осложнения, которые могли повлечь за собой поспешные решения командиров»… (там же, с. 30). Подчеркнем, что то же самое требование – «не поддаваться на провокации» – красной чертой проходит практически через все инструкции и директивы командования РККА и РКВМФ накануне войны. И это при том, что, как прямо пишет Петров, «предполагалось, что началу боевых действий со стороны Германии будут предшествовать объявление войны и мобилизация» (там же, с. 60)… Зададимся вопросом: был ли хоть какой-то смысл в этом требовании? Мое честное мнение: если предполагать миролюбие СССР и агрессивные намерения Рейха, то никакого. В предыдущих подобных случаях агрессор – скажем, Германия 1 сентября 1939 года или Советский Союз 30 ноября 1939 года – так или иначе напали бы на Польшу или Финляндию. Ни полякам, ни финнам ничуть не помогли бы их сдержанность по отношению к «провоцирующим» агрессорам. А потому ни польской, ни финской армии подобных – абсолютно бессмысленных – приказов, инструкций и директив не давали. О предстоящих нападениях фашистских и советских захватчиков они догадывались и с какого-то момента практически открыто к ним готовились. И когда на них напали, то они – как могли и с разной степенью успеха и военной удачи – сражались со вторгнувшимися завоевателями с первой минуты, не спрашивая вышестоящих начальников о том, можно ли им защищать свою страну и самих себя. Тут же признаюсь: я не верю и в приписываемую Сталину, Жукову и Тимошенко (которые и посылали в активно готовившиеся к войне войска подобные двусмысленные бумаги) глупость. В их действиях наверняка наблюдалась логика. Какая? По-моему, они просто боялись, чтобы горячие головы в их собственных вооруженных силах случайно не пальнули первыми по «герману» и не скомкали тем самым столь давно и тщательно подготавливаемое мероприятие.