Читать онлайн «Государевы вольнодумцы. Загадка Русского Средневековья». Страница 46

В 1479 году возник спор о хождении вокруг церкви, о котором мы говорили выше. Вслед за тем занял умы вопрос о том, нужно ли двоить или троить аллилуйю? Геннадий спрашивал письменно об аллилуйи Димитрия старого (толмача). Толкуя в своем ответе архиепископу (1486) самое слово «аллилуйа», толмач допускает и двоение и троение этого молитвенного возгласа. Но мне ее помнит, говорит он тут же, что и у нас о том спор бывал между великих людей.

Рядом с этими разномнениями существовал разлад еще более сильный в местных религиозных верованиях. Еще в 1471 году митрополит Филипп подозревал новогородцев в намерении отпасть от правой веры.

Новогородцы, как известно, хотели иметь свою независимую от Московской митрополии иерархию.

Несомненно, что местночтимые в Новгороде святые, до присоединения Новгорода, не чтились в Москве, а московских чудотворцев не признавали в Новгороде. Когда Геннадий уже в сане архиепископа приехал в Новгород, ему нужно было вводить в Новгороде чествование московских святых. Всенародно во время крестного хода Геннадий воспел каноны московским чудотворцам Петру, Алексию и вновь прославленному Ионе. Первый Новгородский архиепископ — москвич, избранный и поставленный на Москве, по известию Новгородской летописи, не с должным благоговением отнесся к почитаемому новгородцами за Святого святителю Моисею и в свою очередь за то пострадал: ему стали являться древние новгородские святители и вслед за тем «прииде на него изумление», говорит новгородский летописец: «овогда видяху его в Евфимиевской паперти в одной ряске сидяща, овогда же видяху его в полдни у святой Софии седяща водной ряске и без манатии, и свезоша его болна к Троицы в Сергиев монастырь». Московская летопись, приводя известие об удалении того же архиепископа, говорит, что новгородцы отняли у него ум волшебством, причем связывает это волшебство с св. Иоанном Новгородским, о котором отзывается без уважения, говоря, что он на бесе ездил.

Сам великий князь Иван III, который по религиозному побуждению давал жалованные грамоты на села монастырям, отнял половину имений от церквей и монастырей новгородских. За то он не был принять милостиво Новгородской святыней, судя по сказанию о пламени, исшедшем из гроба Варлама Хутынского.

По понятиям москвичей, ангелы сопутствовали Ивану III, когда он шел на Новгород, а «прелестник диавол» вошел в «окаянную Марфу». С таким воззрением на Новгород написаны:

«Словеса избранна от святых писаний, о правде и о смиренномудрии, еже сотвори благочестия делатель, благоверный великий князь Иван Васильевичь всее руси, ему же и похвала о благочестии веры; даже и о гордости величавых мужей Новгородскых, их же смири Господь Бог и покори под руку его, он же благочестивый смиловася о них, Господа ради, и утиши землю их». Само собою разумеется, что новгородцы имели противоположный москвичам взгляд на благочестие Ивана Васильевича и на ту роль, которую представлял во взятии новгородском лукавый враг дьявол.

В усилении Москвы побежденные ею видели возникновение последнего царства и связывали идею об этом царстве с идеей о кончине мира и антихристе. Другие, наоборот, видели в новом возникающем царстве — милость Божию, славу и силу отечества и старались придать великому князю царское значение, а в отступлении прельщенных ересью от православия видели гибель желанного царства.

В конце XV столетия, перед наступлением 8-й тысячи, ожидали Страшного суда. Но кто же ожидал его?

В Москве, накануне восьмой тысячи, кипит деятельность: Петр Антон Фрязин достроивает Флоровскую стрельницу и вместе с братом своим Марком доводит до конца большую каменную палату[13]. Сам Иван III посылает войско на помощь Менгли-Гирею, сносится с королем римским. Мнение о кончине мира было уделом религиозных книжников и имело источник книжный в глубине веков, источник жизненный в тяжелых временах сильного внутреннего брожения и войн; моровая язва, голод и небесные знамения усиливали страх. Пасхальная таблица оканчивалась с седьмой тысячью. Со страхом помышляя о последних годах той тысячи, с которыми истекал и XV век от Рождества Христова, наши грамотники считали его последним столетием и в конце пасхальной таблицы делали приписки, что с истечением ее настанет Страшный суд. О таковой приписке свидетельствует Геннадий в одном из своих Посланий. Подобную же приписку мы можем видеть в дошедшем до нас сборнике XV века.

Геннадий, а с ним и Иосиф Волоцкий, как люди хорошо знавшие Св. Писание, не разделяли мнения современников о семи тысячах, но как люди глубоко религиозные, они не чужды были мысли о близком времени Страшного суда. Первый, когда ходил крестным ходом около вновь отстроенного Новгородского детинца, на улице до 3-х раз повторял пение канона и службу о Страшном суде. Второй — видел последние времена в появлении ереси жидовствующих. Религиозное чувство Геннадия было глубоко оскорблено уничтожением многочисленных церквей в Кремле, которые по повелению великого князя вынесены были оттуда, чтобы дать простор великокняжеским дворам и место саду, который великий князь задумал устроить около своих новых палат. Само собой разумеется, что московские верховные люди не разделяли такого взгляда на перенесении церквей за город.

Крайность религиозных воззрений была причиной тому, что иные видели преступление в благоразумных мерах, употребленных великим князем против распространения морового поветрия. Люди с подобными воззрениями смотрели несочувственно на всякие новизны и готовы были видеть ересь во всяком изменении старого обычая. Консерватизм этот готов был враждебно принять всякое новое благое начинание, и в представителях его уже созревала ненависть, причинившая впоследствии столько бед просвещенному Максиму Греку.

Во второй половине XV века начались у нас сношения с Афоном, стали показываться частые гости из монастырей Константинопольской патриархии, и русские отшельники вновь обрели старый путь на Святую Гору.

Монахи, прошедшие на Афоне школу аскетизма, любители пустынной жизни, враждебно относились к общежитию, которое возможно только при больших средствах монастыря. С другой стороны, основатели монастырей, которыми так богат был конец XV века и начало XVII, восстановляли на Руси древнее Феодосиево общежитие и вводили его как во вновь основанные, так и в старые монастыри. Пустынники типа Саввы Вышерского и Нила Сорского обратили на себя внимание Герберштейна[14], который их отделяет от монахов общежительных.

Отнятием имений от Новгородских церквей и монастырей великий князь затронул вопрос о том, — владеть ли монастырям селами, или нет? В 1500 году, во время войны с Литвою, значительно прибавилось число приехавших к Ивану III на службу князей, которых нужно было оделить волостями. Великий князь, с благословения митрополита Симона, раздал новгородские церковные земли людям своим. Склонный к реформе Иван III вскоре по раздаче новгородских имений предложил духовенству решить, следует ли монастырям владеть селами? Предложить такой вопрос великий князь мог, опираясь на мнения пустынных иноков, проповедников нестяжательности. О соборе, на котором решался этот вопрос, нет положительных летописных сведений, что объясняется его частным характером. На нем дьяк Леваш говорил великому князю от лица митрополита и всего освященного собора, который состоял из московских духовных лиц и некоторых находившихся тогда в Москве книжных старцев и игумнов.

Из дошедшей до нас речи дьяка видно, что собор поучал великого князя, как надо смотреть на церковные имущества и как сами духовные доказывали на основании Священного Писания законность монастырского владения селами. Из писаний Вассиана Патрикеева узнаем, что противоположного большинству мнения был старец Нил Майков (Сорский), любимый ученик лично знакомого великому князю старца Паисия Ярославова. Зная мнения Нила о монастырских владениях, великий князь мог вызвать Нила для этого собора в Москву. Есть и другое свидетельство о том, что на соборе был Паисий Ярославов и ученик его Нил. Оно находится в письме о нелюбках между старцами Кириллова и Иосифова монастырей. Митрополит Симон и весь собор, на основании примеров из священной, церковной и отечественной истории, доказали великому князю законность владения монастырского и достигли того, что монастырские имущества остались неприкосновенными.

Собор о вдовых попах, собранный в 1503 году, своим решением возбудил протест со стороны тех, которые не считали законным благоговейных иереев-вдовцов лишать права совершать литургию. Появились люди, которые писали против такого поголовного отрешения от иерейства всех вдовцов. В защиту их писал некто вдовый священник Георгий Скрипица и тот же Вассиан Патрикеев.

Ниже мы встретимся с другими мнениями, разделившими русское общество в эпоху Иосифа Волоцкого, говорившего на упомянутых соборах за право монастырей владеть селами и за поголовное отрешение вдовых священников от священнодействия.