Читать онлайн «Королева Брунгильда». Страница 109

Регентство Батильды было для Regnum Francorum периодом трудным, отмеченным множеством эпизодов с применением насилия. Поскольку Меровингам больше не удавалось навязывать свой арбитраж в распрях аристократов, престиж династии от этого страдал. Ведь насколько магнаты ценили определенную независимость, позволявшую им интриговать, настолько им не нравился постепенно нараставший хаос. Это стало любопытным парадоксом, потому что многие беспорядки создавала сама аристократия.

Вероятно, в таком контексте автор, которого мы называем Фредегаром, и завершил в начале 660-х гг. свою «Хронику»{1020}. Для него присутствие женской власти за троном ассоциировалось непосредственно с регентскими экспериментами Нантильды и еще больше — Батильды. Поэтому царствование Брунгильды выглядит в «Хронике» сплошным ужасом. Фредегар цитирует (или придумывает) пророчество сивиллы, якобы предсказавшей катастрофу: «Придет из Испании Темноволосая, и перед ее взором падут многие народы»{1021}. Таким образом, жрица, которая, согласно святому Августину, предрекла явление Христа, якобы предсказала также и царствование Брунгильды. Королева приобрела черты Антихриста. Соответственно все симпатии Фредегар отдавал Хлотарю II, королю, сумевшему избежать крайностей как в злоупотреблении властью, так и в ее отсутствии. А когда понадобилось найти в нем какой-нибудь недостаток, хронист пишет, что Хлотарь II «слишком охотно уступал мнениям женщин и девиц; только за это его порицали лейды»{1022}. Добрый государь должен управлять, прислушиваясь к советам магнатов; если он подчиняется другому полу, он отворяет ворота беспорядкам.

За пределами этого явно манихейского противопоставления Фредегар не слишком стремился к описанию дальних перспектив и к глубоким суждениям. Ему больше были по вкусу анекдоты из частной жизни, которые он рассказывал талантливо и в отношении которых педантично старался указать скорей место действия, нежели время. Фредегар — рассказчик из эпохи, когда знать стала сильней привязана к территории, чем в VI в.: местный конфликт или свадьба дочери ее интересовали уже больше, чем большая средиземноморская дипломатия. Впрочем, по причинам, как можно предположить, семейного характера хронист чувствовал себя довольно близким к заюрской аристократии; если он не сочувствовал крайним экстремистам из числа фаронов, все-таки идея местной автономии казалась ему очень привлекательной. Впрочем, его культура, нельзя сказать, что низкого уровня, — выглядит продуктом той интеллектуальной среды, которая была пропитана влиянием ирландско-франкского монашества. «Житие святого Колумбана» принадлежало к немногим новейшим книгам, которые лежали у него на рабочем столе, и через ее посредство на него воздействовала централистская пропаганда нейстрийской эпохи. В целом Фредегар восхищался магнатами, бравшими власть в трех Teilreiche, но испытывал при этом ностальгию по великой меровингской монархии. Часто пишут, что авторов «Хроники» должно быть несколько, потому что она часто непоследовательна. Но, возможно, «Фредегар», как и многие его современники, имел эклектичные взгляды.

Брунгильде в «Хронике», конечно, достается. Но все-таки этот текст имел капитальное значение для формирования средневековой цивилизации. Прежде всего, Фредегар был первым автором, посмевшим заявить, что прародиной франкского народа была Троя. В результате Меровинги стали дальними родичами Энея, что поставило их на равную ногу с римлянами в составе группы полностью цивилизованных народов{1023}. Вопрос о возможном возвращении империи на Запад больше не ставился, потому что франки царствовали в Галлии столь же законно, как византийцы занимали Восток.

Вот что еще важней: Фредегар допустил столько хронологических ошибок или явных несообразностей, что совершенно преобразил образ Брунгильды. Под его пером королева стала уже даже не политической карикатурой, а неким подобием романтического персонажа. Но ведь аналогичной трансформации подверглись и другие выдающиеся деятели истории раннего средневековья. Так, «Хроника» включает оригинальные сообщения об Аттиле{1024} и особенно о Теодорихе Великом{1025}, которые не относятся к «ученой» истории, принадлежа по тональности к легенде. Однако сохраним некоторую осторожность: ничто не позволяет утверждать, что эти сообщения порождены народным фольклором, тем более германскими песнями; напротив, судя по всему, этот труд возник в среде ученых людей, писавших по-латыни. Но достаточно отметить, что закипание легенды уже началось. Брунгильда, отчасти лишенная сложности характера и низведенная до ранга литературного персонажа, была готова упасть в котел мифа.

Во второй половине VII в. и в первых десятилетиях VIII в. Меровинги вели последний бой чести за власть над Regnum Francorum. Те, кого описывали как ленивых королей, на самом деле были смелыми монархами, пытавшимися с помощью довольно скудных средств спасти свои прерогативы суверенов. Но игра была уже проиграна. С 670-х гг. Бургундия рассыпалась на почти независимые мелкие владения, тогда как Нейстрия перешла исключительно под власть майордомов. В Австразии Пипиниды постепенно восстановили силы, опираясь на сеть родовых монастырей, и к 580 г. Пипин II Геристальский, внук Пипина Ланденского и Арнульфа Мецского, отобрал пост майордома у соперничающих семейств. Потом, в 587 г., Пипин II силой воссоединил Австразию и Нейстрию, подчинив их только своей власти. С тех пор противостояние короля и его магнатов утратило смысл: реальностью стал конфликт между Пипинидами и другими аристократическими семействами.

Чтобы выделиться в своей среде, Пипин II Геристальский очень скоро усвоил королевскую манеру поведения. Как в свое время Брунгильда, он установил связи с папством и оказывал поддержку миссиям, занимавшимся евангелизацией периферийных зон франкского мира. В частности, с его согласия англосакс Виллиброрд начал евангелизацию Фризии. Пипин II также взял наложницу в дополнение к официальной супруге, демонстрируя такое же пренебрежение к семейному праву, как Меровинги. Ведя себя как государи, Пипиниды, естественно, дошли и до притязаний на наследственный характер власти. Так, после смерти Пипина II в 714 г. его вдова Плектруда сумела стать регентшей при должности майордома от имени одного из своих очень юных сыновей.

Появление женщины во главе государства снова вызвало беспорядки: Нейстрия восстала против Пипинидов, и народы, покоренные франками, увидели в этом возможность обрести независимость. После недолгой борьбы Плектруду оттеснил незаконнорожденный сын Пипина II Карл Мартелл и двинул войска на внутренних и внешних врагов. В 721 г. военная ситуация выправилась, и глава семьи Пипинидов вновь получил должность майордома Австразии и Нейстрии, чтобы править от имени меровингского короля Теодориха IV, марионетки в чистом виде. Усилившись благодаря победам, Карл Мартелл выступил, чтобы отвоевать Бургундию и внешние пояса Regnum Francorum.

В этот период становления пипинидской власти один нейстриец, живший в области Суассона, сочинил краткую историю франкского народа от его мифического зарождения в Трое до 727 г. Это произведение, известное под названием «Liber Historiae Francorum» (Книга истории франков), в течение всего средневековья пользовалось значительной популярностью. Ведь количество рукописей, в котором оно разошлось, намного превышает число рукописей Григория Турского или Фредегара. Тем не менее автор этого бестселлера остался неизвестным{1026}. Мужчина или женщина[193], клирик или мирянин, имени историка он в любом случае не заслуживает. Зато ему легко можно приписать авторство первого средневекового исторического романа. Великий издатель Бруно Круш с умиленным раздражением называл его fabulator anonymus (анонимный сказочник){1027}.

Действительно, обращение автора «Книги истории франков» с биографией Брунгильды озадачивает. Хотя он очень широко использовал книгу Григория Турского, но, выбирая куски, переписывал их так, чтобы убрать в сюжете все тонкости. В результате царствование Брунгильды свелось к длинной истории войн и убийств. Такой выбор превратил скрытое соперничество двух франкских королев в мрачную историю мести{1028}. Движущей силой истории стала файда.

По сравнению с оригиналами все персонажи «Книги истории франков», конечно, были раскрашены в кричащие цвета. Так, Фредегонду впервые представили как женщину, происходившую из сервов и обязанную возвышением своей красоте и святотатственному коварству{1029}. Она стала подстрекательницей к убийству Галсвинты{1030}, а убийц Сигиберта она ободряла кощунственными доводами, обещая выкупить их преступные души приношениями святым{1031}. Насколько рассказ утратил в психологической тонкости, настолько он приобрел в вольности изложения. Так, супружеская измена королевы Нейстрии, на которую Григорий Турский лишь глухо намекнул, стала стержнем сюжета. Автор «Книги истории франков» считает бесспорным фактом, что Фредегонда регулярно оказывала милости палатину Ландериху. Однажды Хильперик как-то внезапно вошел в королевский покой и в шутку слегка хлестнул плетью по ягодицам жену, которая как раз мыла волосы. И Фредегонда откликнулась: «Что это сегодня с тобой, Ландерих?» Сконфуженная этим промахом, королева призвала любовника и подготовила вместе с ним ловушку, в которой Хильперик и погиб в Шельском лесу. Потом она обвинила австразийцев в организации убийства и назначила Ландериха майордомом, чтобы ей проще было находиться в его обществе{1032}. В этом превращении великой меровингской истории в криминальную салонную комедию нет, конечно, ничего от истины. Само вступление Ландериха в должность майордома Нейстрии исторически засвидетельствован только в начале 600-х гг.