Читать онлайн «Гибель империи казаков: поражение непобежденных». Страница 7

Всего перебазировалось 236 кораблей и судов России и 11 — финской Красной гвардии. Ещё в ноябре-декабре 1917 г. перевели 1 линкор и 3 крейсера. Они послужили основой боевой мощи Балтфлота и сыграли большую роль в обороне Петрограда и боях на других театрах Гражданской войны.

Но важнейшие морские форты остались на финской территории. Из них Ино, вооруженный современной артиллерией калибра от 254 до 305 мм, мог обстреливать Кронштадт. Красные взорвали форт Ино 14 мая.

Мощный фактор украинского национализма сыграл роковую роль на Черном море. Под командованием комитета матросов флот на всех парах шел к развалу. До того миноносцы иногда бывали у берегов Турции. В море матросы еще сохраняли видимость дисциплины, на рейде же — митинговали, обыскивали и разоружали офицеров.

Из Петрограда в Севастополь прислали комиссаров, начавших агитацию против Дона. В Азовское море 25 ноября 1917 г. двинулась флотилия матроса В. Е. Драчука (эсминец «Капитан Сакен», 2 истребителя, 2 тральщика), 6 декабря корабли пришли в Ростов и вели бои с казаками. Отряды, отправленные пешим порядком на Дон, грабили города и села. Но на фронте их постигла печальная участь. Матросы с дредноутов, без боевого опыта, кроме митингов ничего не знавшие, потерпели сокрушительное поражение, освещенное в частушке «Дуня-ягодка»:

Вернувшись в Севастополь, матросы начали резню безобидных офицеров. Хватали по надуманным, самым фантастичным поводам и убили из личной мести 40 человек.

По Брестскому договору Крым вошел в состав России, а Новороссия и Бессарабия — Украины. Войска Германии и Украины шли к Перекопу. Красные, затрубив об обороне, стянули сюда бог весть откуда взявшихся сотню китайцев и тьму красноармейцев. Рабочие, среди которых преобладали украинцы, говорили, что обороняться против гайдамаков не надо, что они на фронт не пойдут, и так далее. Матросы, выкинув обычный лозунг — «Борьба до конца — до последнего снаряда», отправили отряд в Симферополь. Придя в город, они избили офицеров и богачей, часть которых бежала в Евпаторию и Ялту. За ними пошли эсминцы, почти без офицеров, которых иногда забирали первых попавшихся чуть ли не с улицы. По Ялте и Евпатории матросы выпустили несколько сотен снарядов, расстреляли и утопили 200 офицеров.

Совнарком Крыма объявил войну Румынии, где революционным штабом Дунайской флотилии командовал все тот же матрос Железняков. Но корабли Румынии артиллерийским огнем заставили флотилию уйти.

Из Москвы 22 марта приказали готовить корабли к переводу в Новороссийск и вывозить ценное имущество. Но Центрофлот 23 марта отверг Брестский мир, а в апреле на переговорах с Грузией обещал вооруженную поддержку против Турции. Затем 23 апреля — указание о переводе флота в Новороссийск, куда пришли линкоры «Воля», «Свободная Россия», вспомогательный крейсер, 10 эсминцев, 7 миноносцев и 10 сторожевых катеров. Кроме того, в Цемесской бухте находилось до 30 пароходов и транспортов.

Из Петрограда в Новороссийск 2 июня приехал Вахрамеев с директивой Генерального штаба. На следующий день адмирал Саблин, предвидя судьбу кораблей, отказался от командования и выехал в Москву, оставив вместо себя капитана 1 ранга А. И. Тихменева, который 4 июня объявил флагманам документы, подписанные Лениным, Троцким и начальником Морского генерального штаба Альтфатером, которые предписывали уничтожить флот немедленно. Между тем немцы после занятия Ростова дальше не шли, и со стороны Керчи тоже ничто не угрожало. Приказ топить корабли сейчас же казался всем подозрительным.

Но более поразила наглость шифрованной телеграммы: «Вам будет послана открытая телеграмма во исполнение ультиматума идти в Севастополь, но вы обязаны этой телеграммы не исполнять, а наоборот, уничтожить флот, поступая согласно привезенному Вахрамеевым предписанию».

Созвав на «Воле» командиров кораблей и представителей команд, Тихменев, объявив о том, как в Москве решили судьбу флота, предложил И. И. Вахрамееву и главному комиссару флота Н. П. Глебову-Авилову прочитать документы. После препирательства Глебов-Авилов огласил их, прерываемый возгласами возмущения. Шифрованную телеграмму Глебов скрыл, что-то пролепетав о несвоевременности и особой её секретности. Но капитан 1 ранга Тихменев сказал собранию, что он не имеет нравственного права скрыть это от команд, взял от Глебова телеграмму и лично прочитал собранию ее текст.

Цинизм телеграммы ошеломил, все негодовали по адресу СНК и обоих комиссаров. Помимо брани слышались яростные крики: «Предатели хотят вину потопления флота сложить на нас, хотят поставить нас вне закона». Но решили готовить корабли к уничтожению, создав для этого специальные команды.

Почти все экипажи кораблей решили остаться в Новороссийске. Хотя и выкрикивались лозунги «борьбы до последнего снаряда», «борьбы до последней капли крови», все понимали, что это только слова, и при появлении немцев они, бросив не уничтоженные корабли, разбегутся на берег в горы.

В полночь на «Воле» опять началось заседание, длившееся до утра, и вновь к окончательному решению оно не пришло. Слышались крики связаться с недавно вступившим в должность атамана Дона генералом Красновым. По адресу обоих представителей Соввласти ненависть и угрозы росли, и комиссары незаметно удрали на берег.

Затем пришло донесение, что немцы высадили в Тамани отряд в 20 000 человек, и что с войсками идут большие обозы и технические средства. Это убило последнюю надежду немногих — отстояться в Новороссийске.

Матросы, потеряв голову, не ели, не спали, метались из стороны в сторону, митинговали, кончали жизнь самоубийством. Кому-то пришла шальная мысль спасти флот, связав его судьбу с Кубано-Черноморской республикой. Казаки уверяли, что они порвали с Москвой, топить флот — преступление, и общими усилиями можно отстоять Новороссийск. На вопросы: сколько шашек, пушек и денег они имеют, — хитрые кубанцы не ответили.

Тихменев, понимая, что большинство матросов не пойдут в море, а просто разбегутся, попытался связаться с атаманом Дона. Окружным путем через Керчь и Таганрог послали на шхуне инженер-механика мичмана Полякова. Генерал Краснов советовал флоту вернуться в Севастополь и тем сохранить корабли на будущее.

Готовились к походу дредноуты, миноносцы «Беспокойный», «Дерзкий», «Живой», «Поспешный». На эсминцах «Керчь», «Калиакрия», «Гаджибей» и «Фидониси» шли сплошные митинги, на которых выступал старший лейтенант Кукель. Но оставалась надежда, что в последнюю минуту снимутся все, как это было в Севастополе, — могло сработать стадное начало.

Вечером 15 июня с кораблей уходили люди, у которых так или иначе рыльце было в пушку. Весть о съемке с якоря облетела Новороссийск, и с утра 16 июня из города и с заводов потянулись тысячные толпы с плакатами и флагами. Уже развели пары оба дредноута, «Дерзкий», «Поспешный», «Беспокойный», «Живой», «Пылкий» и вспомогательный крейсер «Траян». На остальных кораблях люди метались, не зная что делать. Вернулись и начали разводить пары матросы миноносцев «Гаджибей», «Пронзительный», «Фидониси». Но тут подошла толпа с транспарантами, опять пошел сплошной кошмарный митинг и грабеж уже почти покинутых командами кораблей.

«Дерзкий», «Поспешный» и «Беспокойный», под проклятия и угрозы неистово наседавших людей, снялись и бросили якоря у флагманского корабля «Воля». На «Керчи» поднимали сигналы: «Позор и смерть судам, идущим в Севастополь», «Изменники и предатели, одумайтесь» и т. д.

Многотысячная толпа по внешним молам шла к дредноутам. Старший офицер «Воли» не разрешил собрания команде, занятой судовыми работами. На «Свободной России» большевики устроили митинг, машинная команда отказалась идти в Севастополь.

Эскадра на рейде уже открыто разбилась на две части. Матросы с вещами покидали миноносцы, возвращаясь на берег вместе с уговорившими их типами. Стало ясно, что если корабли простоят еще, то или все команды разбегутся, или останется их часть, которая не сможет идти в Севастополь.

Командующий ждал «Свободную Россию», принимавшую уголь и нефть с транспортов. В 13 ч. на «Воле» подняли сигнал «Сняться с якоря и выйти на внешний рейд». За флагманом шли «Поспешный», «Беспокойный», «Дерзкий», «Пылкий», «Живой» (тянувший на буксире брошенный командой «Жаркий») и вспомогательный крейсер «Траян».

Корабли уходили под дикий рев и проклятия огромных толп, стоявших на обоих молах. И еще до самого вечера на катерах и шлюпках подходили темные личности, пытаясь уговорить моряков вернуться. На «Волю» неожиданно прибыли Глебов-Авилов и Вахрамеев. Оба просили командующего не уходить, а подписать приказ о потоплении судов, но Тихменев отказался. Комиссары, не рискнув обратиться к команде, спустились по штормтрапу, сели на катер и отвалили.