Читать онлайн «Высшие кадры Красной Армии 1917-1921». Страница 48

Эвакуацией военного имущества занималось два учреждения: Междуведомственная комиссия по использованию военного имущества (17 апреля—31 мая), и вновь образованная при Всероссийской эвакуационной комиссии (ВЭК) Центральная междуведомственная комиссия по распределению эвакуированного и демобилизованного имущества (Цемежком). В состав комиссий входили представители семи наркоматов с правом решающего голоса; с правом совещательного голоса в заседаниях комиссии принимали участие приглашённые представители ряда «заинтересованных учреждений».

По данным на 21 сентября 1918 года (за пять с лишним месяцев работы Цемежкома), состоялось 56 заседаний комиссий, результатом постановлений которых «было распределено почти всё имущество Москвы, Воронежа, Торопца, Курска, Ржева, Вологды, Архангельска, Череповца, Ряжска, Смоленска, Витебска, Орла, Пензы, Орши, Вязьмы; распределяется имущество Петрограда, Галича, Буя, Вятки, Перми, Ниж[него] Новгорода, Козлова, Борисоглебска, Саратова, Царицына и других менее значительных по сосредоточенному там имуществу» — правда, не окончательно, а зачастую работавшими по точным указаниям Цемежкома местными междуведомственными органами по распределению.

Сложности распределения имущества вызывались необходимостью крайне высокой оперативности при отсутствии точного учёта имущества и (как следствие) межведомственными трениями[672].

21 сентября помощник Чрезвычайного уполномоченного ВЭКС В. Громан доложил Э.М. Склянскому, что обе указанные комиссии не были способны полностью выполнить поставленную перед ними задачу распределить между ведомствами и указанными ими органами «громадное имущество, бесполезно или малополезно раскиданное… в силу окончания войны в прежних её громадных масштабах».

28 февраля 1918 года врид Главного военно-ветеринарного инспектора Петров передал члену коллегии Наркомвоена К.А. Мехоношину отношение Чрезвычайной комиссии по разгрузке Петрограда, на котором секретарь Совнаркома Н.П. Горбунов наложил резолюцию: «Направить на усмотрение и заключение военного ведомства, предложив военведу в кратчайший срок представить в Чрезвычайную комиссию план эвакуации военного ведомства в целом». Согласно этому документу, Наркомвоен предполагал провести эвакуацию своих главных управлений следующим образом. В составе Главного военно-ветеринарного управления (ГВВетУ) в Москву должно было отправиться 34 специалиста и 49 членов их семей, причём в телеграмме Наркомвоена от 26 февраля оговаривалось: «Помещений для управления и служащих в Москве пока не имеется». Правда, предполагалась выдача сотрудникам «жалования за 4 месяца вперёд»; в документе указывалась необходимая площадь в Москве для управления и его сотрудников. В телеграмме также приведён перечень имущества управления Наркомвоена (вероятно, с другими главными управлениями дело обстояло таким же образом): «текущие дела, книги, пишущие, счётные и копировальные машины» (в данном управлении всё это должно было весить «до 150 пуд[ов])[673].

Так как ответа на первое предложение о предоставлении общего плана переезда военного ведомства не последовало, Чрезвычайная комиссия по разгрузке Петрограда вторично запросила Наркомвоен о плане[674].

В конце марта — начале апреля 1918 года Чрезвычайная комиссия при ВЦИК Советов по эвакуации правительственных учреждений г. Петрограда направила предложение не позднее 4 апреля всем наркоматам срочно представить в комиссию точные сведения: «Какие учреждения предполагается эвакуировать в ближайшее время из Петрограда, какая для них необходима площадь под канцелярию и на какое количество сотрудников необходимо приготовить помещение»; «какие учреждения и отделы уже прибыли из Петрограда и их точные адреса, телефоны и приёмные часы». Примечательно, что управляющий делами СНК В.Д. Бонч-Бруевич переслал в Наркомвоен сообщение комиссии только 9-го числа[675].

В начале мая 1918 года в связи с эвакуацией центрального аппарата Наркомвоена в Москву из состава военного отдела Наркомата государственного контроля (Наркомгоскона) было выделено особое делопроизводство, которое обязывалось выдавать заключения Наркомгоскона «по экстренным и не терпящим никакого отлагательства делам». Кроме того, сотрудники делопроизводства должны были принимать активное участие «в разного рода комиссиях по финансовым и хозяйственным вопросам». О готовности делопроизводства приступить к реализации своих функций руководство военного отдела Наркомгоскона уведомило Наркомвоен[676].

Масштабы эвакуации военного имущества были действительно огромны: норма назначенных вагонов и платформ для военного ведомства в целом равнялась 100 вагонам в день, однако 21 марта констатировалось: «…неудовлетворённая потребность в вагонах для эвакуации военного ведомства исчисляется и до сих пор в десятках тысяч»[677].

Представители демобилизационных отделов главных управлений были отправлены в Москву распоряжением Г.Г. Ягоды (в этот период одного из членов наркомвоеновского клана М.С. Кедрова — Н.И. Подвойского) во второй декаде марта 1918 года. Однако 20 марта член коллегии Наркомвоена М.С. Кедров сообщил Совнаркому: эвакуация самих демобилизационных отделов главных управлений «в ближайшие дни» — «осуществлена быть не может»[678].

22 марта демобилизационным органам главных управлений Наркомвоена было приказано «немедленно зарегистрироваться» в Комиссариате по демобилизации армии (Демоб) и представить списки прибывших в составе этих органов служащих; «поддерживать самую тесную связь» с Демобом для разрешения «целого ряда вопросов, возникающих ежедневно в связи с демобилизацией казённого имущества, требующих неотложного и срочного исполнения»[679].

Не позднее 14 апреля Наркомвоен и ВСНХ предписали демобилизационному отделу Главного управления по квартирному довольствию войск (ГУ КД) «немедленно эвакуировать [в] Москву весь оставшийся [в] Петрограде состав служащих» ГУ КД, в «том числе и служащих контрактной комиссии». Оставшиеся в Петрограде дела и предназначенное к эвакуации имущество предписывалось отправить в Москву одним эшелоном[680].

25 марта Э.М. Склянский запросил Временное правление Московского отделения Народного банка о возможности предоставить в своё распоряжение свободные помещения из числа бывших частных банков. На следующий день Временное правление ответило отказом, сославшись на отсутствие свободных помещений и напомнив Склянскому: «Всякая реквизиция помещений должна происходить лишь с особого разрешения Реквизиционной комиссии, какового в Вашем письме нет»[681].

Каковы причины торможения эвакуации центральных органов Наркомвоена?

Основной следует считать эвакуацию военного имущества в целом из угрожаемых районов и связанную с этим загруженность железных дорог. 4 апреля нарком путей сообщения В.И. Невский направил телеграмму в несколько адресов (в том числе «всей сети Викжедор», в СНК — В.И. Ленину и наркому по военным делам Л.Д. Троцкому) с итогами инспектирования железнодорожных станций Московского узла. Основной причиной загруженности станций В.И. Невский назвал медлительность вывоза грузов со станций ведомствами «интендантским вообще; военными и продовольственными организациями»; кроме того, Невский уведомил о своём распоряжении принять экстренные меры к изменению ситуации. Отметив образцовый порядок на станции Москва — Курск, Невский предложил провести расследование по поводу 10-дневного промедления разгрузки материальной частью прибывших в Москву 180 вагонов груза; призвал повысить скорость ремонта «больных» вагонов в частности, а в целом — «поднять дух товарищеской дисциплины и общими усилиями поднять на должную высоту транспорт»[682].

Контроль за эвакуацией был осложнён также затруднениями при входе сотрудников Наблюдательного бюро по эвакуации военных грузов и учреждений военного ведомства «на территорию станций Петроградского узла»; отсутствием у наблюдателей автомобилей, а также прав «на проезд… на паровозах, товаро-пассажирских и служебных поездах на отдалённые вокзалы (Охта, Кулешовска и т.д.)». По свидетельству заведующего бюро Н.П. Неймана, к Николаевскому вокзалу тянулись целые обозы ломовых с домашней «рухлядью»; имел место «подвоз на вокзал вещей, не имеющих никакого отношения к обороне», о чём Нейман сообщил Центральной коллегии по разгрузке и эвакуации Петрограда с просьбой о проведении служебного расследования, дополненной предположением, «что перевозка вещей в этом случае производилась… самовольно». Кроме того, для подстраховки Нейман поручил своим наблюдателям, по возможности, установить на вокзалах, «чьи именно автомобили перевозят рухлядь»[683].