Читать онлайн «Праздники в Японии: обычаи, обряды, социальные функции». Страница 4

Традиционные праздники в Японии имеют многовековую историю. Например, праздник Аой (аой — название цветка) возник в ознаменование прекращения наводнения в районе Киото в VI в., Гион — в IX в., Тэндзин (посмертное имя Сугавара Мигидзанэ — поэта, ученого, каллиграфа, жившего в IX в.) празднуется по поводу окончания засухи с X в., а обряды, связанные с охотой и крестьянским трудом, восходят к еще более глубокой древности.

Праздники возникали в разных слоях японского общества. Одни — при дворе (Аой, Гион, Бон), другие — среди воинского сословия (Сэннин гёрэцу — Процессия тысячи лиц; возник в XVII в.); некоторые были созданы торговцами и ремесленниками (Ябуири — отпускной день для прислуги и подмастерьев). Но большинство праздников, как уже говорилось, связано все же с сельскохозяйственными работами. Однако по мере своего развития праздник выходил за рамки того социального слоя, где он возник; постепенно происходило взаимодействие и взаимопроникновение культурных ценностей различных общностей и создавалась общенациональная традиция праздников — плод усилий всего японского общества.

Таким образом, "в широком историческом аспекте распространение праздника сочеталось в прошлом с изменением характера основных занятий населения, с переходом от кочевого образа жизни к оседлому, от охоты и пастушества к земледелию, наконец, с переходом от деревенской жизни к городской" [27, с. 63].

По ареалам проведения праздники можно разделить на общенациональные и местные. Примером первых служат Новый год, День поминовения, Праздник звезд, Праздник мальчиков, Праздник девочек. Местные праздники включают такие грандиозные, известные всей стране, как Гион в Киото, Сэннин гёрэцу в Никко или Тэндзин в Осака, а также праздники, посвященные какому-то "своему" божеству или событию, о которых знают лишь жители данной деревни или небольшого города либо только прихожане маленького храма.

Японские этнографы делят праздники по временам года, т. е. на весенние, летние, осенние и зимние, особо выделяя праздник Нового года (см., например, [124, с. 127–145; 126]). "Сезонность" — соотнесенность жизни людей с природным циклом — является одним из ведущих эстетических принципов и в других областях культуры (вспомним традиционное "сезонное" деление японских поэтических сборников).

В то же время представляется интересным сгруппировать праздники исходя из их происхождения и содержания, а также выяснить их социальные корни, установить связь между тем или иным праздником и определенным типом общественной организации, классом, слоем; показать, как в празднике отражается структура, функционирование и изменение определенной человеческой общности, выявить социальные функции праздников.

По-японски календарный праздник называется мацури. Это слово переводится также как "почитание", "поклонение", "служба", "культ", поскольку в старину им обозначались все действа (подношение даров, в том числе съедобных, танцы, музыка и т. п.), связанные с умиротворением ками. Ками — это души умерших предков, духи земли, различные стихии. Ками могут быть мифологический герой, великий правитель или мудрец, камень или дерево, животное или насекомое, лесное эхо, небесный гром. Все ками почитаются как божества.

Первоначально мацури посвящались удзигами — богам-покровителям данной семейно-родовой или племенной общности. Такие мацури отмечались в местных храмах. Каждый храм имел для своего удзигами праздничный день. Иногда такие праздники назывались сато мацури, или деревенские праздники синтоистского культа. Эти ежегодные торжества в синтоистских храмах даже сегодня одно из самых радостных событий года во многих городах и деревнях. Таким образом, мацури вначале был связан лишь с синтоистским культом и был строгим религиозным обрядом. А с VII в., по мере взаимопроникновения синтоизма и буддизма, слово мацури получило более широкое применение. В настоящее время его можно употребить и по отношению ко всякого рода праздникам, не только религиозным по происхождению.

Его трансформация в определенного рода празднество произошла в конце XVI в., когда мацури стали выходить за рамки храмов, на городские улицы, превратившись, по мнению Янагида Кунио, из мацури в сайрэй [128 с. 33, 52]. Сайрэй, так же как и мацури, переводится на русский язык как "празднество", "религиозная церемония". Но японский ученый вкладывает в слово "сайрэй" несколько другое содержание, трактуя его просто как праздник или развлечение, в отличие от мацури, в котором он в большей степени усматривает религиозный аспект.

Именно превращение мацури в сайрэй Янагида Кунио расценивает как важнейшую перемену в японских календарных празднествах. Он связывает ее с тем, что с развитием городской культуры в мацури стало принимать участие большее число зрителей, не всегда разделявших религиозные убеждения. Для них мацури — просто красочное зрелище. И если раньше простой народ был лишь зрителем на храмовых праздниках, то теперь он становится их активным участником.

С выходом праздника за стены храмов появляются и обычаи устройства торжественных уличных процессий со священными паланкинами, платформами-колесницами, с танцами и песнями. Эта парадная сторона праздников в XVIII–XIX вв. постепенно становится преобладающей. Немецкий писатель и путешественник Эрнест Гессе-Вартег отметил эту особенность, когда посетил Японию в конце XIX в. Несмотря на то что в

календаре японских праздников преобладали религиозные, подавляющая масса населения, по наблюдениям Гессе-Вартега, не интересовалась их происхождением. "С него (японца. — Авт.) довольно и того, — пишет он, — что наступает мацури и можно воспользоваться случаем повеселиться, провести весь день на улице, нарядиться в лучший костюм и пображничать с родными и знакомыми" [13, с. 188]. Это же отмечает и русская путешественница Е. И. Булгакова, побывавшая в стране в те же годы. По ее свидетельству, религиозный характер празднества не ощущался даже в самом храме, а на улицах это было просто "веселье и ликование" людей, отдыхавших от забот и тягот повседневной жизни [7, с. 141].

Таким образом, мацури — это прямое противопоставление будничной жизни, веселое времяпрепровождение. Так же вос-принимается праздник и другими народами, в частности европейскими. М. Бахтин писал: "Общим знаменателем всех карнавальных черт различных праздников является существенное отношение этих праздников к веселому времени" [6, с. 238].

Особенно бурно процесс ухода от религиозной первоосновы Праздника стал ощущаться во второй половине XX в., когда, по словам японского этнографа Макита Сигэру, произошла еще одна "большая перемена" в японской праздничной обрядности. Теперь не только среди зрителей, но и устроителей и участников мацури постепенно растет число неверующих. И для них мацури просто забава, игра (асоби) [112, с. 108].

Наблюдение Макита Сигэру в целом верно, но к нему необходимо сделать некоторые уточнения. Домашние и деревенские общинные обряды и праздники, такие, как Новый год, высадка рисовой рассады и т. д., служили как психологической потребности умилостивления духов, создания надежд на благополучный год, хороший урожай и пр., так и социальной потребности сплочения, эмоционального единения соответствующей ячейки общества — малой семьи, большой семьи, патронимии, сельской соседской общины.

Эти функции сходили на нет с утратой социальной значимости соответствующих ячеек, таких, как сельская община или патронимия, но семейное, родственное, соседско-квартальное и тому подобное значение некоторые из обрядов и праздников сохраняют и по сей день. В наибольшей степени такое значение, связанное прежде всего с семейно-родственными узами, не зависящими ни от социального слоя, ни от профессиональной ориентации, сохраняется за двумя праздничными комплексами: зимним — Новый год и летним — Обон, и именно к этим дням большинство японцев старается приурочить свой отпуск.

Пышные праздники, вышедшие на улицу в позднее средневековье, также выполняли свою определенную социальную функцию. Они служили задачам возвеличивания феодального государства, внушения идей незыблемости существующих порядков. После революции Мэйдзи эти праздники внешне остались теми же, но идейная нагрузка их изменилась. Теперь официальная пропаганда через праздники стремилась воспитать в рядовом японце приверженность к синто как патриотической, националистической надрелигии, а через синто с его культом императора, ставшим центральным, — преданность императорской власти и ее политическому курсу. В период Тайсё (1912–1925) и первые годы Сёва (1926–1988) храмовые праздники и в сельских местностях, и в городах пользовались особой популярностью и были очень многочисленны. Сельские общины и различные организации горожан оказывали очень большое содействие храмам в проведении мацури.