Читать онлайн «Нерусская Русь. Тысячелетнее Иго». Страница 39

Город же говорил на нескольких языках, и еще между мировыми войнами, в 1920–1930-е годы, знание «всех трех местных языков» – русского, немецкого и латышского было совершенно обязательно для любого продавца или официанта в Риге.

Насколько остзейские немцы веками сохранялись как особая группа населения и как они верили в свое право владеть Прибалтикой, говорит хотя бы их попытка в 1918 году создать в Прибалтике особое Балтийское герцогство…

По договору в Брест-Литовске между РСФСР и Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией Советская Россия уступала Германии территорию Эстонии, Латвии и Литвы и признавала независимость Польши, Финляндии и Украинской Народной Республики. 22 марта 1918 года Рейхстаг большинством голосов одобрил заключение Брестского мирного договора с РСФСР.

Но у немцев Прибалтики не было уверенности в том, что оккупация «Остзейского района» Германией продлится вечно. 8 марта 1918 года в Митаве, бывшей столице Курляндского герцогства, Курляндский ландтаг (80 делегатов, главным образом прибалтийско-немецкие бароны и верхушка бюргерства) вынес решение: провозгласить независимое Курляндское герцогство под скипетром германского императора и прусского короля. 15 марта Вильгельм II подписал акт о признании Курляндского герцогства самостоятельным государством.

Получилось? Успех надо развивать. 12 апреля в Риге, на объединенном ландесрате Лифляндии, Эстляндии, г. Рига и о. Эзель, голосами 58 делегатов было объявлено о создании Балтийского герцогства. Этим актом Эстония и Латвия отделялись от России и провозглашались отдельным государством… Своего рода новым изданием то ли Ливонского ордена, то ли Курляндии времен Бирона. Курляндское герцогство входило в новое, Балтийское.

Правителем Балтийского герцогства стал Генрих Гогенцоллерн, брат Вильгельма II. То есть возникла персональная династическая уния Балтийского герцогства с Пруссией. Герцогство существовало в основном на бумаге, потому что против него были все: и местные национальные силы Эстонии и Латвии, и Советская Россия, и белогвардейцы, и государства Антанты[102]. Но сама попытка какова!

Конечно, как только в Германии началась революция, все особые отношения Германии с Балтийским герцогством кончились. Сами же германские оккупационные войска согласились с провозглашением Эстонской Республики 11 ноября 1918 года в Ревеле и Латвийской республики 18 ноября 1918 года в Риге. Тем самым Балтийское герцогство как государственное образование прекратило даже формальное существование.

Но и после этого командующий 12-й пехотной дивизией уроженец Восточной Пруссии Рюдигер Граф фон дер Гольц (1865–1946) проводил самостоятельную политику. В апреле 1918 года его войска участвовали в Финской гражданской войне на стороне Маннергейма[103].

А потому он начал вербовать добровольцев – фрайкор. Он создал войско из трех частей: «Железной дивизии», куда брали немцев, латышских частей и русской добровольческой армии князя Ливена.

До какой степени в Прибалтике все перемешалось, говорит такой факт: уроженца Ревеля-Таллина, сына немца и эстонки (а впоследствии одного из ведущих нацистов), Альфреда Розенберга, в Железную дивизию не приняли как «русского».

Войска фон дер Гольца по особому соглашению, заключенному между представителем Германской империи и Временным Правительством Латвии в Риге 29 декабря 1918 года, воевали на стороне латышей. Латышское правительство заявило, что если русский или немецкий доброволец хотя бы 4 недели провоюет в составе фрайкора, он получает право на латышское гражданство и надел земли.

Фрайкор фон дер Гольца выбил красных из Латвии, после чего 16 апреля 1919 года сместил латышское правительство Ульманиса: оно было союзником Антанты. Свергнутое временное правительство Ульманиса переехало на пароход «Саратов», который под охраной английских военных стоял в Лиепайском порту. Под охраной британской и французской военных эскадр судно вышло на рейд и ближайшие два месяца провело в море.

В освобожденной 22 мая 1919 года Риге фон дер Гольц поставил другое правительство, А. Ниедре – латышское, но прогерманское. 23 июня эстонские и латышские полки, пришедшие на помощь Ульманису, разбили под Цесисом отряды ландсвера и Железной дивизии. 27 июня 1919 года временное правительство Ульманиса возобновило свою деятельность в Лиепае, а 29 июня эстонская армия взяла Ригу. Правительство Ниедре выехало в Восточную Пруссию, а немцы после этого ничего не получили – ни земли, ни гражданства[104].

История прибалтийских немцев фактически окончилась еще до Второй мировой: после Пакта Молотова – Риббентропа 1939 года Германия предложила им выехать «домой». Все понимали, к чему идет дело, и не задерживались. Немногочисленные оставшиеся в Прибалтике немцы или ушли с войсками вермахта, или были поголовно вырезаны после наступления Красной Армии. Резали их и красноармейцы, и представители местных народов.

А в Пскове и Новгороде немецкую диаспору поголовно депортировали, немецкие кладбища запахали, немецкие районы сначала заселили русскими, потом стерли с лица земли.

Как всегда – если вопросы не решаются разумно и вовремя, их решают поздно и жестоко. Превращение Прибалтики в немецкий заповедник внутри Российской империи самим немцам ничего хорошего не принесло: они оказались пережитком Ливонского ордена, само их существование будило не лучшие воспоминания.

В Российской же империи даже крестьянские переселенцы из Германии имели особые права. Было их много – в 1913 году в Российской империи жило до 2 млн таких немецких крестьян-колонистов, потомков переселенцев времен Екатерины (по ее Манифесту от 4 декабря 1762 года) и Александра (по его Манифесту 1804 года).

Они так и прожили полтора столетия, сохраняя свою веру и свои обычаи, свой язык, все больше отличавшийся от языка самой Германии. Гумбольдту, посетившему Россию в начале XIX века, немцы-колонисты рассказывали, что в России можно жить и не зная русского языка, почти не вступая в контакты с русскими. Эдакий германский заповедник.

К тому же русские переселенцы в Сибирь, на Дальний Восток или в Среднюю Азию не получали и 10 % тех льгот и помощи от казны. Немецким же колонистам отводились и хорошие земли, и давались большие ссуды. Часто даже оплачивались их долги в Германии, чтобы они могли уехать. В конце XIX века последнюю волну немецких колонистов размещали на Волыни, а с Волыни русины уезжали в Сибирь. Описывая добротный дом помещика Собакевича, Гоголь сравнивает его с жилищами немецких колонистов… Впечатляет!

Единственное исключение – льготы и ссуды русским крестьянам при переселении в Сибирь при Столыпине, в 1905–1907 годах. Но и эти ссуды заметно меньше «немецких». И долгов крестьян никто не гасил.

Поступая на службу, немец из простонародья имел хотя бы то преимущество, что знал немецкий язык: это ведь было признаком принадлежности к верхушке общества. Дискриминация русского простонародья, не учившего немецкий с детства, очевидна.

Эти немецкие заповедники поразительно напоминают и Касимовское ханство, и особое положение золотоордынских татар в Московии. Московия хотела включить в себя побольше татар. Татары не боялись ехать на Русь, где были привилегированным населением. Заменив Московию на Российскую империю, а татар на немцев, получаем то же самое.

Плохо не то, что немцев в Российской империи много, а то, что для них существуют какие-то особые условия жизни. Плохо, что они привилегированы.

Немцы казались более лояльны по той же причине, по которой казались «лучше» для Анны. Очень откровенно объяснил это Николай:

– Русские дворяне служат России, а немцы служат мне!

Сохранилась почти анекдотическая история, что генерал А.П. Ермолов на вопрос императора, как его наградить (по одной версии, Александр, по другой – Николай), ответил:

– Сделайте меня немцем, Ваше Величество![105]

Уже в начале Первой мировой оказалось, что до четверти всех офицеров Российской империи – немцы. Из 16 командующих армиями 7 были немцы, один – голландец, один – болгарин, двое – крещеные поляки[106].

Сами же немцы, особенно обрусевшие, писали о немецком засилье очень откровенно. Уж они знали проблему «изнутри» и в то же время были русскими патриотами.

Филипп Вигель, друживший с Пушкиным, в 1844 году выпустил работу «Россия, захваченная немцами». Очень ядовит он в своих оценках и в знаменитых, ставших библиографической редкостью «Записках»[107].

Известный писатель и публицист, в прошлом офицер, М.К. Лемке писал, что ненависть к немцам, управляющим имениями, предпринимателям, таится в народе и «то росла, то проявлялась», и что народ если приветствовал войну 1914 года, то только по этой причине[108].