Читать онлайн «Тайная история атомной бомбы». Страница 2

В части III рассказывается о прямом участии специалистов из стран антигитлеровской коалиции в розыске своих немецких коллег, начавшемся в раздираемой войной Европе сразу после высадки союзных войск в Нормандии; об успешных испытаниях бомбы «Тринити» в Аламогордо, штат Нью-Мексико; о бомбардировке Хиросимы и Нагасаки; о реакции захваченных немецких ученых на достижения физиков вражеского лагеря в разработке атомного оружия.

И, наконец, часть IV рассказывает, как началась холодная война, как форсировалась советская ядерная программа, совершенствовались технологии атомного оружия; повествуется также о проекте «Венона», разоблачении агентов советской разведки и о первом успешном испытании атомной бомбы в Советском Союзе в августе 1949 года.

Заканчивается книга большим послесловием, в котором сделана попытка связать воедино многие неясные моменты, относящиеся к созданию водородных бомб на территории США и СССР, а также к Карибскому кризису, поставившему мир на грань катастрофы.

Для меня эта книга стала завершающим этапом большого путешествия. Я прекрасно помню весь проделанный мной путь — он начался с изучения квантовой механики в английском Манчестере мокрой и холодной зимой 1975–1976 годов. Я был тогда еще старшекурсником и не все еще понимал, но мне было ужасно интересно. Квантовая механика бросает вызов математическим способностям, она раздражающе нелогична и в то же время прекрасна до умопомрачения. Все, кто хорошо знаком с терминологией и методологией классической физики, конечно, согласятся со мной. Лично я всю жизнь пытаюсь разобраться в этой теории.

Изучая квантовую механику, то и дело сталкиваешься с ее авторами — ведь они сформулировали новые законы, открыли физические постоянные и физические модели, оставили после себя множество новых методов. Неизбежно тут и там спотыкаешься об их имена. Поэтому, взявшись за квантовую механику, начинаешь узнавать многое и про ученых, ставших ее авторами. Многие из них сыграли и важнейшие роли в создании первых атомных бомб. Такое странное соседство никогда не давало мне покоя. Чтобы лучше понять этих людей, совершенно необходимо изучить их участие в разработке атомного оружия, выяснить, что же ими двигало, узнать, чего же они боялись.

Значительную часть информации, вошедшую в эту книгу, я почерпнул из опубликованных работ известных ученых; источниками служили также документы тех времен, которые легко найти в Интернете. Особую благодарность я хочу выразить Каю Берду и Мартину Шервину, написавшим книгу American Prometheus: the Triumph and Tragedy of J. Robert Oppenheimer («Американский Прометей: триумф и трагедия Роберта Оппенгеймера»), Маргарет Гоуинг, автору работ Britain and Atomic Energy («Британия и атомная энергия») и Independence and Deterrence: Britain and Atomic Energy, 1945–1952 («Для независимости, для устрашения: Британия и атомная энергия. 1945–1952»), Дэвиду Холлоуэю, автору книги «Сталин и бомба» (Stalin and the Bomb)[3], Ричарду Родесу, написавшему Dark Sun («Черное солнце») и (The Making of the Atomic Bomb («Как создавалась атомная бомба»), а также Марку Уолкеру за его работы German National Socialism and the Quest for Nuclear Power, 1939–1949 («Германский национал-социализм и гонка за ядерным оружием, 1939–1949») и Nazi Science: Myth, Truth and the German Atomic Bomb («Нацистская наука: миф, правда и германская атомная бомба»). Я рад, что могу опереться на их глубокие знания в данном вопросе.

Мне также хочется сказать отдельное спасибо Джереми Бернштайну, Джону Фрикеру, Мартину Шервину, Питеру Толлаку, Джону Терни и Марку Уолкеру, которые изучили мою первую черновую рукопись и снабдили ее множеством ценных комментариев. Так что я с радостью беру на себя ответственность за любые ошибки, которые могли остаться в тексте книги. Поблагодарить я обязан и Саймона Флинна, моего редактора из издательства Icon, который проявил ангельское терпение ко всем задержкам и все-таки согласился назвать последний раздел «Эпилог», хотя в сущности он едва ли является таковым.

Декабрь 1938 — сентябрь 1939

Это было что-то вроде семейной традиции: каждый год Отто Фриш отмечал Рождество в Берлине со своей тетей, Лизой Мейтнер. Но не в этом году, не в это Рождество.

Фриш уехал из Германии еще 5 лет назад, в октябре 1933 года. На тот момент молодой привлекательный физик, обладавший к тому же явным талантом, был сотрудником Гамбургского университета. Но он был еще и австрийским евреем и в силу происхождения стал одной из жертв закона «Об упорядочении национального состава управленческого аппарата», принятого правительством национал-социалистов в апреле 1933 года и ставшего первым из 400 подобных распоряжений. Опираясь на упомянутый закон, нацисты могли теперь абсолютно легально отстранить евреев от гражданской службы, включая университетские должности.

Подобно большинству ученых-теоретиков, до этого момента Фриш мало интересовался политикой. Его незначительный опыт в этой области ограничивался принадлежностью к студенческой организации в Вене, при том что даже там Отто был всего лишь членом комитета культуры и отдыха и занимался организацией танцевальных вечеров. В те времена ему порой приходилось принимать участие в обсуждении политических вопросов, но дискуссии подобного толка всегда казались Фришу нелепыми и жутко формализованными. Узнав в начале 1933 года о том, что новым рейхсканцлером назначен Гитлер, он лишь пожал плечами, считая, что тот вряд ли будет хуже своих предшественников.

Очень скоро он понял, что ошибся в оценке нового политика. Уже через несколько месяцев Фриш четко знал, что вот-вот лишится работы. Перед ним была незавидная судьба — пополнить быстро растущие ряды безработных физиков еврейского происхождения, число которых составило тогда примерно четверть от общего числа немецких физиков и среди которых были нобелевские лауреаты. Молодому специалисту оставалось только уповать на маленькое, но очень сплоченное сообщество людей из разных стран, членом которого он был и которое теперь прикладывало неимоверные усилия, чтобы раздобыть хоть какие-нибудь гранты или должности для жертв гитлеровского антисемитизма. Сначала Фриш перебрался из Гамбурга в Лондон, в колледж Беркбек, а затем, год спустя, в Копенгаген, куда его пригласил знаменитый датчанин, лауреат Нобелевской премии Нильс Бор.

Лиза Мейтнер в то время пользовалась покровительством Карла Боша, занимавшего пост директора гигантского химического синдиката IG Farben и являвшегося ведущим спонсором прославленного Института химии Общества кайзера Вильгельма, в котором она работала. Лиза смотрела на будущее с упрямым оптимизмом и продолжала работать в Берлине на протяжении еще пяти лет, прежде чем покорилась неизбежному. Тетя Фриша, этот «мрачный маленький властелин», была одним из первопроходцев в области изучения радиоактивных веществ и на протяжении почти всей своей научной деятельности неустанно боролась против предвзятого отношения к женщинам-ученым.

Будучи довольно замкнутой и застенчивой, она тем не менее смогла добиться широкого признания. В 1919 году Лиза Мейтнер возглавила отдел физических исследований в Институте химии Общества кайзера Вильгельма, где работала бок о бок с прославленным немецким химиком Отто Ганом на протяжении 30 лет. В 1926 году, в возрасте 48 лет, она получила звание профессора (приват-доцента) Берлинского университета, став в Германии первой женщиной-физиком, удостоенной этого звания. Альберт Эйнштейн как-то назвал ее «немецкой мадам Кюри».

Однако Мейтнер все же была не немкой, а австрийкой, как и ее племянник. Она родилась в Вене и была третьим ребенком в большой еврейской семье из восьмерых детей. Статус австрийского подданного на протяжении пяти лет оберегал Лизу Мейтнер от жестокостей нацистского режима, хотя ее общественное и служебное положение со временем становилось все более шатким.

Когда 12 марта 1938 года германские войска, реализуя план аншлюса, торжественно вступили на территорию Австрии, получив там радушный прием, Мейтнер стала простой немецкой еврейкой. Тот факт, что она еще в тридцать лет вышла из иудейской веры и приняла протестантство, никак не мог защитить ее от действия нацистских законов, основанных на понятии расовой чистоты. Борьба с очередным ущемлением прав, которому она снова подверглась, не имела ни малейшего шанса на успех. Уже на следующий день все ее коллеги-«арийцы» демонстративно отвернулись от Мейтнер, заявив о ее враждебных намерениях по отношению к деятельности Института.

Защищать бывшую коллегу поначалу пытался Отто Ган, но в конце концов и он сдался, чтобы не усугублять собственное положение. К тому же он никогда особо не сомневался в законности нового режима, пускай, по мнению коллег, он и не принадлежал к числу воинствующих нацистов или ярых сторонников партии национал-социалистов. В 1933 году, находясь в Торонто, он заявил журналисту одной из газет, что считает тех, кого нацисты посадили за решетку в первые же месяцы своего пребывания у власти, идейными коммунистами, к тому же еврейского происхождения. Как и многие другие представители немецкого среднего класса, Ган постепенно осознал, что даже пассивное одобрение может обойтись ему весьма дорого. 20 марта он заявил Мейтнер, что в Институте ей больше не место. Она была потрясена: Ган собственноручно вышвырнул ее с работы.