Читать онлайн «Христианство и спорынья». Страница 44

В то время как мыши под воздействием ЛСД показывают только двигательное беспокойство и изменения в манере облизываться, у кошек мы видим, помимо вегететивных симптомов, таких как стоящая дыбом шерсть (пилоэрекция) и повышенное слюнотечение, симптомы, указывающие на наличие галлюцинаций. Животные беспокойно всматриваются в воздух, и, вместо того, чтобы ловить мышь, кошка оставляет ее в покое, или даже останавливается перед ней в страхе.

Из утверждения Хофманна напрашивается вывод о косвенной связи эрготизма и чумы: в момент эпидемии эрготизма чумные крысы могут расплодиться не только из-за уничтожения кошек непосредственно, но и из-за того, что отравленные спорыньей кошки их просто не ловят. Впрочем, самих кошек становилось все меньше и меньше отнюдь не из-за отравлений. Христианские суеверия, подогретые демонологическими байками, были для кошек куда опасней.

Легковерные (и, не забудем, галлюцинирующие) люди воспринимали самые невероятные истории, которые усиливали их страх и разжигали ненависть. В 1555 году в Амстердаме Майн Корнелиус, «колдунью» из Роермона, приговорили к сожжению на костре, после того как она призналась в том, что заключила сговор с кошками, и те приходили к ней в дом танцевать. Средневековые миниатюры изображают черных кошек, ставших «придворными» животными колдуний, которые отправляются на ночные сборища. В 1566 году в Вероне, близ Эвре, во время судебного процесса стало известно, что старый замок служит местом встречи колдуний, которые проникают туда под видом кошек. На четырех странников, которые провели ночь в замке, напали бесчисленные кошки. Один из путешественников убит, троим другим, покусанным и поцарапанным, удалось ранить несколько кошек, а на следующий день задержали нескольких «раненных» женщин (потом именно этот сюжет повториться в легендах о волках-оборотнях). Даже легенды о вампирах связали с кошками: если покойный был хорошим человеком и умер спокойно в своей постели, он все равно мог стать вампиром, если через его труп перепрыгнула кошка. Ненависть к кошкам превратилась в культ, их убийство — в своего рода спортивное состязание. В Дании кошку закрывали в бочке, вывешивали ее между деревьев и, подъезжая на лошади, кололи бочку копьем. Тот, кому удавалось разбить ее в щепы и убить кошку, объявлялся победителем и провозглашался «кошачьим королем». Во Франции, Бельгии, и Люксембурге кошку или несколько кошек в одной корзине бросали по религиозным праздникам в жертвенный костер как представительниц демона плодородия; еще и теперь во многих местах это жертвенное животное заменяет соломенная кошка на соломенном кресте. В феврале в Ипре проходило ежегодное празднество, назывался «кошачьим месяцем». В наши дни жертвенное животное заменяет целлулоидная игрушка. Человек, который тащит наверх эту целлулоидную кошку, выряжен в шутовские одежды и выкидывает всякие коленца. В Верхней Силезии кошку сбрасывали с колокольни на страстную пятницу как Иуду. В Ольденбурге убивали старого кота, кто-либо залезал с ним на дерево, держал перед собравшимися шутливую речь, затем сбрасывал мертвое животное вниз, после чего производились похороны, сопровождаемые всяческими дурачествами.

Считалось, что только черные животные имели право присутствовать на шабашах ведьм. Поэтому иногда им отрезали белые кончики хвоста или ушей, чтобы «дать возможность стать сатанинским животным». Видимо, чтобы было кого жечь, а то черные кошки уже кончаться стали. Примечателен указ архиепископа из Кельна, изданный в 1747 году, гласящий, что всем кошкам надлежит отрезать уши и за невыполнение этого указа хозяева будут подвергаться крупным штрафам.

Христианская ненависть к кошкам выразилась наглядно выразилась в изобретенным немецким семинаристом-иезуитом XVII века (Athanasius Kircher) устройстве — «кошачьем пианино» (иногда изобретение «кошачьего клавесина» связывают с другим мрачным христианским фанатиком, прославившимся сожженной на костре обезьянкой, — испанским королем Филиппом II, который при своем коронационном вояже по подвластным провинциям привез в Брюссель этот чудо-девайс).

Суть милого изобретения была проста — из полусотни кошек отбирали семь или четырнадцать, обладающих голосами различного тона, после чего их в определенном порядке (согласно законам гармонии) помещали в длинный ящик с отсеками. Головы «дьявольских отродий» оказывались высунутыми наружу у передней стенки клавесина, а хвосты — закрепленными в неподвижном положении под клавиатурой. Стоило только нажать на клавишу, как соединенная с ней игла впивалась в хвост или в задницу, и животное издавало крик боли. На таких вот «струнах» и наигрывали «миленькие кошачьи мелодии» на потеху «любителям прекрасного» — придворным дамам и кавалерам (Петр I, будучи в Гамбурге, заказал такой «кошачий клавесин» для своей кунсткамеры). Кошки же, не прошедшие предварительный отбор на «голосистость», просто сжигались.

Церемонии, аналогичные старой фландрийской, распространились в XVII веке в различных городах и деревнях Европы. В Шлезвиг-Гольштейне, например, кошку, олицетворявшую Иуду, сбрасывали в Святую Пятницу с высокой колокольни. В Польше в первый день поста, в «зольную среду» с клироса церкви сбрасывали сумку или горшок с живой кошкой и золой. Вскоре, впрочем, решили, что такой способ недостаточно эффективен: животное благодаря своей гибкости сохраняет шанс избежать гибели, если мальчишки, ждущие внизу и вооруженные палками, будут недостаточно проворны. Поэтому самым радикальным, «беспроигрышным» методом посчитали сожжение. В Германии кошку, посаженную в корзину, поднимали на верхушку огромной ели, вокруг которой клали солому. Животное проводило там ночь, и лишь на следующий день жители деревни собирались у яркого пламени. Но окончательно побороть богомерзких ведьм никак не удавалось — например во время известной «детской эпидемии колдовства», которая наблюдалась в 1673 году в Кальве (Вюртемберг), дети вообразили, что ночью их возят на метлах, козлах, курицах, кошках на шабаш, где заставляют их отрицать Святую Троицу. Специально учрежденная комиссия, удостоверившаяся, что дети по ночам из своих кроваток никуда не улетают, решила, что детские показания в действительности не что иное, как наваждение ведьм. Местных женщин, признанных ведьмами, тут же пожгли, досталось и кошкам. К тому времени превращения ведьм в кошек считалось само собой разумеющимся. Средневековые ученые ставили опыты по превращению живых людей в кошек, волков и собак (опыты, принесшими ученым того времени полное разочарование — видимо, дьявол хорошо хранил свои тайны). А кошек продолжали сжигать. Кошки, поджариваемые на медленном огне, защищали от ведьм. Дар провидения приобретал шотландец, который три дня и три ночи жарил на огне черных кошек, — этот обычай, так называемый «кошачий вопль», практиковали в 1750 году.

Особо позорную известность приобрел день праздника святого Иоанна. 24 июня на многих городских площадях Франции сооружались виселицы для кошек, во многих городах полыхали костры. В Париже на Гревскую площадь ставили высокий столб. Наверху подвешивали мешок или бочку с двумя дюжинами кошек. Вокруг столба раскладывались большие поленья, ветки и охапки сена. Все поджигалось, и на глазах у сотен веселящихся граждан бедные животные поджаривались, издавая ужасные крики. Иногда бочка открывалась, и тогда кошки пытались избежать огня, цепляясь за столб, но задыхались от дыма и падали в огонь.

Французские короли, начиная с Людовика XI и до Людовика XV, а также духовенство и гражданские власти оказывали честь своим присутствием на этой церемонии. В 1648 году Людовик XIV собственноручно разжег огонь под несчастными животными, после чего в венке из роз пустился танцевать вокруг костра. Такое положение длилось несколько столетий, поддерживаемое церковниками и светскими государями. Людовик XV, также участвовавший в сожжении черных кошек, с нежностью относился только к белым ангоркам — у него была такая кошка, с которой он не расставался (хотя причина, очевидно, была та же, что и у «дамы с горностаем» — считалось, что маленькие пушистые животные избавляют от блох).

После разыгравшейся в 1344 году в городе Меце эпидемии «Пляски святого Витта» (в которой обвинили дьявола в кошачьем обличье) и до конца XVIII века там один раз в год проходила такая же жестокая церемония, как и в Париже. Летние костры в Меце зажигались с большой пышностью, в них полагалось сжигать не больше и не меньше дюжины живых кошек. Позже сжигаемых кошек стало тринадцать — по легенде, одной ведьме, приговоренной к сожжению, удалось избежать смерти, так как она превратилась в кошку в тот самый момент, когда ее вели на казнь. И чтобы все-таки наказать колдунью, ловили множество кошек. Тринадцать из них заключали в клетку и выставляли в городском саду, прежде чем привязать над костром. Потом жители радовались, глядя на несчастных животных, корчившихся в пламени: кто знает, может быть, сбежавшая колдунья находится среди жертв этой казни?