Читать онлайн «Аграрная исстория Древнего мира». Страница 36

В полисе гоплитов (рубрика 6) самое ядро войска составляют свободные, имеющие упряжку крестьяне, или, может быть, вернее, занимающиеся земледелием горожане (Ackerbürgerschaft). Оборот, в частности земельный оборот, в нем поставлен в определенные границы. Так называемые «законодательства», столь характерные для конституирования полиса гоплитов, стремятся в принципе создать доступное для всех твердое право и, чтобы смягчить борьбу между кредиторами (знатью) и должниками (крестьянами), раз и навсегда закрепить существующее деление на классы. Поэтому земля была связана не только правами рода, но и военными надобностями (необходимостью содержать максимум способных нести военную повинность гоплитов — своего рода «охрана крестьянского сословия», «Bauemschutz», со стороны полиса), расширение крупного владения прямо или косвенно стесняется (ограничение владения землей, рабами, устранение старого долгового права). При этом такое стремление затруднить дифференциацию среди гражданства приводит к изданию различных постановлений, характерных для «городского хозяйства». Но интересы денежных людей и все поднимающихся городских классов делают свое, и, самое позднее, с переходом к демократическому полису граждан (die demokratische Bürgerpolis) земля подлежит совершенно свободному или почти совершенно свободному распоряжению при жизни владельца и на случай смерти.

Такое положение вещей, как основа аграрных отношений, вполне освещено для нас историческими источниками. То, что предшествовало ему, переходит в «исторический, в полном смысле слова, период аграрных отношений в виде самых разнообразных остатков, от таких крайних случаев, как Спарта, до скудных остатков обремененных литургиями (например, повинностью сооружать дороги и т. д.), полей позднего периода Римской республики. В «классическом» полисе законодательство сознательно истребляло институты «средних веков». Ведь это не случайность, что частное аграрное право исторического периода ни на Востоке (см. выше), ни на Западе не знало не только никакого связывания земли федеикомиссами[62], но и никакой частно-правовой формы обременения земли барщинными повинностями и рентами, вообще никаких иных видов обременения земли, кроме а) заклада и б) абсолютно необходимых водных и дорожных сервитутов[63], — между тем как у публичной власти везде оставалась возможность обременить землю и барщиной, и наследственной арендой; не является случайностью, далее, и то, что наряду со всеми общиннохозяйствеными формами владения (gemeinwirtschaftlichen Besitzformen) (альменда) были устранены также все виды господской сдачи земли (herrschaftliche Bodenleihe) — за исключением самой простой (nackte), расторжимой для обеих сторон денежной аренды и аренды из части продукта — и все правовые ограничения дробления земли на мелкие участки как в порядке наследования, так, и помимо того, в области частного аграрного права.

Затем начинается капиталистическое развитие: вместо исчезающего института рабства за долги появляются покупные рабы. Эволюция, совершившаяся в землевладении и в производстве под их влиянием и в то же время под влиянием политических перипетий города-государства, составляет тему аграрной истории «классического» периода». Аграрная история этого периода должна рассказывать главным образом о повсеместном падении возвысившегося в «полисе гоплитов» свободного, владеющего землей и упряжкой крестьянства и о выступлении на передний план производства с рабским трудом или трудом мелких арендаторов, и об одновременном выступлении на передний план или наемного войска, или (в Риме) пролетарского войска, опоры цезаризма.

Если в конце «классических» эпох преобладающее положение занимают свободный срочный арендатор и раб — первый на Востоке, второй в качестве сельского рабочего на Западе — хотя ни тот, ни другой, впрочем, не вытесняют сохраняющегося· почти повсюду, а местами составляющего весьма компактную массу и имеющего численный перевес земельного собственника, ведущего самостоятельное хозяйство, — то теперь, в период, следующий за окончательным уничтожением города-государства всемирной военной монархией, мало-помалу, все более и более на передний план выступает одно явление, которое представляет собой, по-видимому, нечто совсем новое: сельское феодальное поместье (Grundherrschaft). Колоны, прикрепленные к земле — к выгоде, но (надо заметить) в известном смысле и к невыгоде помещика (des Herrn), — с установленными, в большей или меньшей мере, традицией повинностями и рабами, помещики (Grundherren) в качестве местной власти, государственные повинности, в частности налоги и поставка рекрутов, как повинности, лежащие на этих поместьях (Grundherrschaften), больших или меньших размеров иммунитеты[64] в их пользу, — вот явления, которых, конечно, не знает «гражданская община» («Bürgerpolis») (рубрики 6, 7), более того, которых она сознательно у себя обыкновенно не допускает. Поэтому возникновение их кажется чем-то абсолютно новым.

На самом деле они решительно никогда не переставали существовать. Только область их господства сузилась, и их универсальное значение со времен городской монархии (Burgenkönigturn) надолго чрезвычайно уменьшилось. В не имевших городов обширных континентальных областях, без сомнения, всегда существовали феодальные поместья в более или менее развитом виде, и лишь только восточные города-царства (Stadtkönigtümer) и монархии, организованные с помощью системы литургий (Leiturgiemonarchien), разрослись в «мировые державы» — что произошло прежде всего в ассирийском царстве, — они, естественно, образовали в качестве доменов или ленов конгломерат областей, имевших городскую или поместную организацию. То же было и в персидском царстве. То же самое было, по крайней мере (но едва ли только) на земле доменов, где государь нераздельно соединял частноправовые полномочия владельца со своими правами административного принуждения, в эллинистических монархиях, которые, впрочем, в общем по самой своей структуре (за исключением Египта), решительно покровительствовали полису, как организационной основе, и пропагандировали его. Возникновение римской мировой державы, как завершение античной истории, означало в конце концов и на Западе перемещение культуры и (получавшего все большее и большее значение для военных целей) центра тяжести населения с морских берегов вглубь страны (in das Binnenland) и вместе с тем широкий сдвиг во всех основах общественной организации и в организационных проблемах государственной жизни. С этими перестановками и с их экономическими последствиями для императорской политики было связано тогда развитие тех социальных институций, которые обозначают переход к нашему средневековому обществу. Поэтому центральные явления аграрной истории этой эпохи и позднеантичного поместья (Grundherrschaft) вообще будут рассмотрены в особой статье («Колонат»)[65].

Нечего и говорить, что все изображенные здесь «типы» «крестьянской общины», «полиса знатных», «бюрократического города-царства», «полиса гоплитов» и «гражданского полиса», «монархии, опирающейся на литургии» редко существовали один возле другого или после другого в чистом виде. Эти «идеально-типические» понятия служат тут только тому, чтобы сообразно с ними классифицировать каждое отдельное государство, чтобы выяснить, приближается ли оно в большей или меньшей степени в данный момент, в общем или в каких-нибудь определенных отношениях, к тому или другому из этих типических понятий. Ибо реальные государства всем самым важным что в них есть исторически и что составляет своеобразие каждого из них, конечно, являются живым протестом против всякой подобной классификации. Прежде всего один имеющий большое историческое значение тип совсем не нашел себе в ней места: именно, конституировавшаяся в военном отношении как союз гоплитов совокупная община (Samtgemeinde) крестьянских общин (Bauernschaften), которая выступает в древности неоднократно, впрочем, по-моему, всегда имея второстепенное значение, и отчасти заимствуя городские учреждения (древний Израиль, этоляне[66], самнитяне).

Во всяком случае, данная классификация, кроме чисто терминологического, может иметь еще и то значение, что покажет нам, каким коренным образом различаются те стадии развития, на которых мы застаем отдельные античные нации в случайный момент первых исторических свидетельств о них. Месопотамские государства и государство египетское, несомненно, имеют позади себя уже многие тысячелетия городского развития или (Египет) близкого к городскому в тот момент, с которого начинаются древнейшие доступные нам источники. Это уже «царства», опирающиеся на систему литургий» («Leiturgiekönigtllmer»). Римляне ко времени действительно достоверного предания фактически уже пережили стадию гражданской общины («Bürgerpolis»). Для эллинов еще можно сделать довольно достоверные заключения относительно стадии «полиса знатных» («Adelspolis»), даже относительно «городского царства» («Burgenkönigtum»). Недостоверные известия о кельтах[67] (мы не будем их здесь рассматривать) показывают нам их на всех первых трех «стадиях». Но при этом, далее, ход развития Спарты, аттической демократии времен гегемонии[68] и Рима, представляет собой нечто совершенно «единственное» в своем роде ъ исторически самых важных пунктах, и вообще нередко отдельные черты различных мысленно разграниченных «стадий» сочетаются в своеобразное конкретное целое.