Читать онлайн «История отечественной почты. Часть 1.». Страница 14

К избе примыкал обширный двор, где содержались лошади, коровы, овцы, хранилась «гонебная рухлядь»: телеги, сани, хомуты. сбруя. Каждый ямской двор — своеобразная крепость. Мало ли какой люд бродит по проезжей дороге! От них и от диких зверей берегли рачительные хозяева свое добро. В местах, где частые заносы и обильные снегопады, над дворами возводилась крыша.

На дорогах с интенсивным движением устраивались станы по 50 и более дворов. Среди них Бронницкий ям на Новгородском тракте. В конце XVI в. на нем проживали 68 ямщиков с семьями [39]. В XVI же столетии в крупных городах создается особый тип поселения — ямская слобода. Население некоторых из слобод доходило до нескольких сотен человек. Например, в Тобольске в 1619 г. насчитывалось 250 человек [40].

В Москве конца XVI в. существовало не менее шести ямских слобод. Путешественник, выезжая из Москвы через Смоленские (Арбатские) ворота Белого города, попадал в Дорогомиловскую ямскую слободу. Правее, к северо-западу у Тверских ворот, там, где теперь Тверские-Ямские улицы и переулки, стояла слобода охотников, ездивших в Тверь и Новгород. Возле Дмитровских ворот, в районе современной Селезневской улицы, находилась Иверская ямская слобода. И почти рядом с ней за селом Напрудным раскинулась по Ярославской дороге Переславская слобода. Ее огороды были разбросаны вдоль современного проспекта Мира до Сретенских ворот. Дворы и пашни Рогожской ямской слободы тянулись по современным Ульяновской и Тулинской улицам вдоль Владимирской дороги. Одна из московских улиц теперь носит имя большевика Ивана Константиновича Дубинина. А раньше ее называли Коломенская-Ямская. Здесь жили гонщики, ездившие в Коломну и Рязань. Их дома стояли до нынешнего Краснохолмского моста. Создание московских слобод связывают с именем Бориса Годунова, который, по словам современника, не только расширил, но и «… град Москву, яко некую невесту, преизрядно лепотою украси» [41].

Московские ямские слободы, как, впрочем, слободы других городов, были самоуправляющимися административными единицами. Слобожане выбирали старосту, окладчиков, дававших ямщикам наряды на поездки, сотских, десятских и других должностных лиц.

Центром общественной жизни слободы была съезжая изба, в которой помещались канцелярия и небольшая тюрьма. Работа слободского старосты и его помощников контролировалась объезжим головой — дворянином, назначенным Разрядным приказом. Слободские дела решались сходами на братском дворе, который строился на общий счет обычно вблизи приходской церкви, причем трапезная церкви иногда также служила местом собрания, На братских дворах происходили выборы лиц, исполнявших различные службы. Здесь выбирали целовальников, раздававших ямщикам «государево жалованье» [42].

Самым сложным делом, вызывавшим бесконечные споры и жалобы, была раскладка повинностей. Слободские староста и окладчики устанавливали для каждого ямщика число поездок. Затем эту раскладку утверждал сход. При распределении повинности соблюдалась пропорциональность обложения, а именно: двор «лучшего» слободского человека нес тягло, вдвое большее, нежели двор среднего, а двор последнего — вдвое большее по сравнению с двором «молодшего» слобожанина. Такой, казалось бы, достаточно объективный способ обложения в действительности далеко не был таковым. Мирской сход выносил свои постановления от лица всех слобожан, но фактически выражал волю зажиточной части населения, вершившей всеми делами слободы [43].

Каждая слобода строила и содержала на мирские средства церковь, где хранились слободская казна и наиболее важные официальные документы. Церкви обычно посвящались Флору и Лавру, покровителям животных вообще, или Георгию Победоносцу, покровителю лошадей. В церкви приводили к присяге должностных лиц. По большим праздникам здесь собирались слобожане, в церковной трапезной иногда устраивались торжественные пиры.

Своими силами жители крупных слобод и ямов строили избы для проезжающих. Это были довольно благоустроенные постоялые дворы, в них не брезговали останавливаться даже цари.

Каждая слобода имела свое тавро, которым метили лошадей, таще всего это было просто пятно — круглая, квадратная или еще какая-нибудь геометрическая фигура. Но были клейма и более сложной формы. Некоторые из них описаны в новгородских устройных книгах конца XVI в. «Государево казенное пятно» было: на Бронницком яме — волк, на Заечевском — заяц, на Крестецком — крылатый змей, на Яжелбицком — слон, на Едровском — лисица, на Хотеловском — «гад ползучий», на Вражском — решето, на Раетском — на пятне были написаны «нужные слова — Раица», на Дубровенском — «в кругу крест, а на круге ушки разделены», на Выдропужском — медвежья лапа [44].

Русское правительство придавало огромное значение ямской гоньбе. Поэтому еще Иван IV указом 1556 г. освободил ямщиков от всех земских повинностей: «в городу каменя и извести и лесу возить и города и острогу делать и мостов мостить, и с посадскими и с уездными людьми ни в какие подати тянуть и никакого изделия делать ямщикам не велено». По рекомендации Д. М. Пожарского, это положение было подтверждено указом 1619 г. [45].

Ямщики жили значительно лучше тяглого населения России. В свободное от гоньбы время они занимались всякими промыслами, извозом[15], торговлей. Поэтому крестьяне, по словам А. Олеария [25], стремились попасть в число гонщиков. Известны случаи, когда к наиболее крупным ямам и слободам приписывались целые деревни, население которых, кроме выполнения обязательных государственных повинностей, обеспечивало ямщиков хлебом, овсом, сеном. Те из ямщиков, которым не платили прогонов, ежегодно получали от правительства под названием подмоги — денежное жалованье. Иногда вместо денег из Москвы на ямы присылали сукно, кумач и другие нужные в хозяйстве товары. Величина подмоги была различной в разных местах государства. Объяснялось это, в первую очередь, интенсивностью ямской гоньбы (самым напряженным в России был тракт Москва — Новгород — Псков), состоянием дорог (легким путем считалась дорога из Москвы в Казань) и стоимостью лошадиных кормов и пищи для людей. В первой половине XVII в. большинство ямщиков получало на пай по 10–15 руб., гонявшим из Новгорода и Пскова выдавали по 25–30 руб. в год [47]. По тем временам это были большие деньги: Соборное уложение царя Алексея Михайловича в 1649 г. определило, что ямская лошадь стоит четыре рубля, а курица — восемь денег (четыре копейки) [48].

По тем дорогам, где разгоны были небольшие, ямщикам платили гораздо меньше, например в Козьмодемьянске — 8, а в Свияжске — 2 руб. Кроме того, еще давали «хлебное жалование» по 8 четвертей ржи и столько же овса.

Одновременно с развитием ямской гоньбы возникали промыслы для обеспечения ямщиков всем необходимым. Иногда телеги, сани, кибитки, конскую упряжь гонщики мастерили сами, но обычно этим занимались умельцы в городских посадах — тележники, седельники и др. А знаменитые ямские ножи ковали в Туле. Охотники пользовались ими и как столовыми, и как шорницкими [49].

Но благополучие в ямских слободах было видимое. Изматывала гоньба. Нехватка людей на станах увеличивала разгоны. Став государственным человеком, ямщик полностью зависел от правительства. А оно обращалось с ямщиками подчас хуже, чем помещик со своими крепостными.

Ямщики бросали гоньбу и бежали. Некоторые из них уходили на Дон, в вольные казачьи станицы. Большинство же селилось в посадах и оседало на помещичьих землях.

Правительство строго наказывало беглых. Штрафовали также и вотчинников, принявших бывших ямщиков. С них за это взимали штраф 10 руб. Кроме того, указ от 13 августа 1651 г. установил наказание даже для тех землевладельцев, которые получили свои поместья после смерти людей, принявших беглых ямщиков: «с тех помещиков и вотчинников имать пени по 5 рублев за (беглого) человека» [50]. Этот указ потом неоднократно подтверждался.

Тверские ямщики попытались стать посадскими жителями. И без особого сопротивления со стороны властей перешли с яма на посад. Вдовы ямщиков повыходили замуж за стрельцов, казаков и ремесленников. Шли годы, и никто не вспоминал про этот случай. И вдруг 24 ноября 1673 г. указ: всех беглых записать по-прежнему на Тверской ям в ямщики. Ну, а что делать с вдовами? Тут законодатели решили все очень просто: «которые ямщичьи жены вышли с домами своими замуж, в разные слободы и в дворцовые села, тех сыскивать, за кого вышли замуж. А сыскав, тех людей допрашивать: в ямские слободы вместо себя в замен, кому ямскую гоньбу гонять, в ямщики дадут ли? И буде скажут: в замен в ямщики дадут, тем за них быть в ямщиках. А которые замену за себя не дадут, и тех брать в ямские слободы» [51].

Один из столбцов Разрядного приказа содержит документы по этому поводу — акты пропитаны слезами.