Читать онлайн «Исландия эпохи викингов». Страница 24

Многие люди говорят, будто записывать рассказ о взятии земли — пустая забава и неподобающее умничанье. А нам-то меж тем кажется, что у нас получше выйдет дать отпор разным чужестранцам, когда те задирают перед нами нос, мол, ваши праотцы — рабы да всякая шельма и ворьё, коли нам будет хорошо известно подлинное наше происхождение. Да и то, людям, которые хотят знать, о чем говорили древние и кто от кого ведет свой род, полезно скорее начинать сначала, чем влезать в середину, да и все мудрые народы тоже хотят знать, кто и когда впервые поселился на их земле, и как все началось, и кто жил в каком поколении.

Исландцы стали отдельным народом потому, что уехали за море. Важным элементом формирования нового иммигрантского общества свободных людей был тот факт, что сформировалось оно в эпоху, когда скандинавские конунги начали расширять свою власть за счет традиционных прав людей попроще.

Социолог Ричард Томассон утверждает, что у исландского общества много общего с другими «новыми народами», возникшими в позднейшие периоды в результате заморских миграций европейцев. Эти новые общества образуются, так сказать, почкованием, отделяясь от материнских, и социологи называют их «фрагментами» более крупных и древних социальных групп. В них влияние родства и прочих ценностей материнского общества ослабевает, уступая первенство закону, который возвышается над традицией и превращается в единственную легитимную опору власти.[121] Это происходит потому, что «фрагмент», отделившись от материнского общества, теряет стимулы продолжать играть в старые игры — т. е. решать те же самые социальные вопросы, что и общество-родитель. Европейские общества-фрагменты претерпевают внутренние трансформации; философские идеи, наличествовавшие в материнском обществе, получают во фрагменте такие возможности развития, каких они, зажатые в тиски европейского континуума, были лишены на «родине».[122] Фрагменты, как правило, были сосредоточены на собственных внутренних вопросах и, свободные от «материнского» давления, чаще всего изменялись едва ли не до неузнаваемости и больше не могли описываться «в европейских терминах».[123]

В конце IX века Исландия выглядела особенно привлекательной для скандинавских колонистов. Одна из причин — рост сопротивления викингской экспансии в различных регионах Европы; например, в Англии и Ирландии находились лидеры вроде Альфреда Великого, способные объединить автохтонное население, перейти в контрнаступление и выбить завоевателей с захваченных позиций. Другая — постепенное укрепление королевской власти в самой Скандинавии. Бурные процессы шли прежде всего в Норвегии, на родине большинства будущих исландцев; в IX веке там отмечены масштабные политические и социальные изменения. Древней традиции местного самоуправления нанес удар Харальд Прекрасноволосый (дисл. Haraldr inn hárfagri), мелкий царек с юго-востока Норвегии, — ему первому пришло в голову замахнуться на большую часть страны. Заключив союз с северянами — хладирскими ярлами (дисл. Hlaðajarlar), владевшими областью вокруг города Трандхейма — Харальд сумел подчинить себе других местных царьков, «больших людей» и простых землевладельцев и назвался после этого правителем всея Норвегии. В действительности, вероятно, его реальная власть распространялась только на юго-западные прибрежные районы, в других же частях страны его признавали конунгом лишь номинально, а фактически там правили те же ярлы, другие мелкие конунги и так называемые херсиры (дисл. hersar, ед. ч. hersir) — местные военные вожди.

Согласно исландцу Снорри сыну Стурлы (Стурлусону), автору знаменитого «Круга земного» (дисл. Heimskringla), истории норвежских конунгов, Харальд обложил налогом на землю людей, которые издревле никаких налогов не платили, поскольку владели своей землей напрямую (а не получали ее от кого-либо, например, от конунга), на правах неотчуждаемой семейной собственности, наследуемой из поколения в поколение, — так называемого одаля, «отчины» (дисл. óðal). Силой введя новый порядок, когда государственная собственность на землю стоит выше частной, Харальд конунг нарушал вековые традиции аллодиального, то есть вотчинного, семейного землевладения и лишал землевладельцев одаля. Таковы, во всяком случае, слова Снорри — историки же переломали немало копий, обсуждая, прав Снорри или не прав, и мог ли Харальд в самом деле навязать норвежцам такую масштабную реформу[124], и если нет, то в чем на самом деле заключался его статус «единовластного правителя всея Норвегии».[125] Общее мнение таково, что и у Снорри, и в других сагах масштаб самовластия Харальда сильно преувеличен. Для нас, однако, это несущественно; нам важно обратить внимание на то, какую позицию по этому вопросу занимали исландцы XIII века, то есть каково их мнение о том, к чему сводились реформы Харальда, и какие, на их взгляд, он произвел изменения в финансовом и государственном устройстве их бывшей родины, — ибо именно эти изменения повлекли за собой эмиграцию их предков в Исландию, учреждение альтинга и установление специфической исландской системы государственного управления. Вот как говорит Снорри в «Саге о Харальде Прекрасноволосом», гл. 6:

Всюду, где Харальд устанавливал свою власть, он вводил такой порядок: он присваивал себе все отчины и заставлял всех бондов платить ему подать, как богатых, так и бедных. Он сажал в каждом фюльке (дисл. fylki) ярла, который должен был поддерживать закон и порядок и собирать взыски и подати. Ярл должен был брать треть налогов и податей на свое содержание и расходы. У каждого ярла были в подчинении четыре херсира или больше и каждый херсир должен был получать двадцать марок на свое содержание. Каждый ярл должен был поставлять конунгу шестьдесят воинов, а каждый херсир — двадцать.[126]

Долгое правление Харальда (ок. 885–930) примерно совпадает с эпохой заселения Исландии. Согласно исландским источникам, прежде всего сагам об исландцах, многие землевладельцы не пожелали уступать притязаниям Харальда и покинули Норвегию. Иные отправились на Шетландские острова, иные на Оркнейские и Гебридские, прочие — в Англию, Шотландию и Ирландию; во всех этих местах к тому времени уже имелись викингские поселения. Некоторые из эмигрантов, оказавшись на Британских островах, организовали серию грабительских набегов на побережье Норвегии, в результате Харальду пришлось (в 890 году) послать через море армию против жителей Шетландских, Оркнейских и Гебридских островов. Эта экспедиция, если она имела место в действительности, спровоцировала новую волну эмиграции, и следующим пунктом для бывших норвежцев стала куда более удаленная Исландия. В позднейших исландских источниках алчность Харальда до земли и отчин всячески подчеркивается; возможно, его роль в «стимуляции» заселения острова несколько преувеличена, однако ясно, что исландцы XIII века видели причину, по которой их предки некогда покинули родные края, именно в усилении в Норвегии королевской власти. Да и в самом деле, самовластные притязания Харальда вполне могли заставить некоторых бросить старую землю и начать все сначала в новой.

Исландия «нашлась» в середине IX века и немедленно привлекла к себе внимание голодных до земли норвежцев, привычных к немягкому североатлантическому климату. До их появления на острове никто не пытался эксплуатировать природные ресурсы, и поначалу землю можно было приобретать в собственность бесплатно (т. е. попросту брать себе). Фьорды и прибрежные воды кишели рыбой и прочими морскими тварями, знакомыми иммигрантам по Норвегии и другим странам Северной Атлантики, да и земля в первые десятилетия отличалась плодородностью. После того как на протяжении жизни нескольких поколений поселенцы усердно сводили леса и хищнически эксплуатировали пастбища, плодородность острова значительно снизилась.[127] Если на континенте, в Европе, выпас скота приводил к возникновению нового элемента ландшафта — обширных лугов, в Исландии скотоводство, по сути дела, уничтожило исходную экосистему.[128]

Самые первые первопоселенцы, главы родов, те, кто приехал раньше всех — на собственных кораблях, с семьями, домочадцами и рабами, — брали себе много земли, порой целые фьорды. Так, например, Хельги Тощий (дисл. Helgi inn magri) объявил своей собственностью весь Островной фьорд, что на севере Исландии. Несколько лет спустя, однако, между первопроходцами и теми, кто приехал попозже (в частности, теми, кто купил себе проезд на чужих кораблях), начались споры. Согласно «Книге Хаука», одной из основных версий «Книги о взятии земли», прибывшие позднее обвинили первопроходцев в том, что те взяли себе слишком много земли, и попросили конунга Харальда вмешаться. Внял он просьбам переселенцев или нет, неизвестно, но «Книга» сообщает, что в результате стороны кончили дело миром. «Харальд конунг убедил их сойтись на следующем: никому не должно брать себе в собственность земли больше, чем он да его корабельщики могут обойти с огнем за один день. Люди должны зажечь костер, когда солнце на востоке. Затем им полагается зажигать другие костры, дымные, так чтобы от одного был виден другой, а те костры, что они зажгли, должны гореть до ночи, и так им полагается продолжать, пока солнце не окажется на западе, и зажигать один костер за другим».[129] Женщина тоже могла взять себе землю, но в этом случае полагалось поступать иначе — она имела право забрать столько земли, сколько сможет обойти от рассвета до заката в весенний день, ведя за собой хорошо откормленную телку-двухлетку.[130] Получался участок весьма внушительных размеров, хотя, конечно, меньший, чем мог взять себе мужчина.