Читать онлайн «Карфаген должен быть разрушен». Страница 81

Карфагеняне не только потерпели поражение в битве с далеко не самым сильным противником, но и, напав на союзника Рима, нарушили условия договора от 201 года. Тем самым они наконец дали своим врагам в римском сенате повод для того, чтобы убедить менее задиристых коллег в обоснованности войны с Карфагеном{1191}. Конфликты в Македонии и Греции разрешились, восстания испанских племен были успешно подавлены, и теперь Рим мог обрушить на Карфаген все свои силы, которые были не только превосходящими, но и фактически непобедимыми.

Иногда утверждается, будто в римском сенате могли возрасти опасения по поводу возрождения Карфагена, поскольку в 151 году город внес последний взнос в счет оплаты контрибуции по итогам Второй Пунической войны. С такой же долей вероятности можно высказать и другое предположение: для некоторых сенаторов погашение долга могло означать не только утрату прибыльного и постоянного источника доходов, но и возможность заиметь его вновь{1192}. Завоевания сказочно обогатили Рим, на них нажились все классы{1193}. У Плутарха можно найти рассказ о пышном пиршестве, устроенном одним молодым и богатым римлянином, на котором гостям был подан медовый торт, оформленный в виде города. Хозяин объявил, что это Карфаген, и предложил его «расхитить»{1194}. История, безусловно, апокрифичная. Но она примечательна тем, что в ней заключена важная посылка: вне зависимости от того, насколько реальной или вымышленной была угроза Карфагена, его сельскохозяйственные и коммерческие ресурсы были соблазнительны для римлян{1195}.

В 150 году римляне уже подготовили армию для отправки в Северную Африку. Когда вести об этом дошли до Карфагена, в городе поднялась тревога. Покинутые североафриканскими союзниками, в том числе и Утикой, карфагеняне попытались умилостивить римлян, вернув во власть партию Ганнона, арестовав и приговорив к смертной казни Гасдрубала, полководца, руководившего нумидийской кампанией. Когда карфагенские послы прибыли в Рим для переговоров, римская армия уже отплыла на Сицилию. В сенате их встретили холодно, а после того как они рассказали об аресте и смертном приговоре Гасдрубалу, им задали вопрос: почему не сделали это раньше? На просьбу объяснить, как можно искупить вину, они получили не менее высокомерный ответ: «Вам надо во всем угождать римлянам»{1196}.

Катон, несмотря на преклонный возраст, не переставал нагнетать военную истерию. В одной из речей, выдержки из которой сохранились, он заявлял: «Карфагеняне — наши враги, ибо человек, затевающий что-то против меня и готовый пойти на меня войной, когда ему вздумается, уже мой враг, если даже и не предпринимает военных действий»{1197}. Позднее Катон выступил еще жестче: «Кто эти люди, попирающие договора? Карфагеняне. Кто эти люди, воюющие с наибольшей жестокостью? Карфагеняне. Кто эти люди, изуродовавшие Италию? Карфагеняне. Кто эти люди, молящие теперь о прощении? Карфагеняне»{1198}. Катон нанес двойной удар: воззвал к национальным чувствам, напомнив о разорении Италии{1199}, и возбудил этническую неприязнь, обыграв укоренившийся стереотип о ненадежности карфагенян. Он привычно противопоставил пунийское вероломство римской fides, главной добродетели, которой римляне гордились до такой степени, что возвели храм Верности{1200}. Катон составил досье (утеряно и является предметом непрекращающейся полемики историков), представив в нем шесть примеров непорядочности карфагенян, то есть нарушений ими договоренностей с римлянами{1201}. Надо думать, доказательство вероломства карфагенян использовалось не только для оправдания войны, но и для прикрытия собственного дипломатического двурушничества.

Пока римляне измывались над карфагенскими послами, армия получила указания приступать к операции. После того как карфагеняне передали Риму заложниками 300 детей из знатных семей, исполняя волю Рима и проявляя послушание{1202}, в Северную Африку отбыли войска — 80 000 пехотинцев и 4000 всадников. Командовали ими консулы 149 года Луций Марк Цензорин и Марк Манилий. Когда армия расположилась лагерем в Утике, римляне наконец соизволили ознакомить карфагенян с условиями, на которых можно избежать войны.

Послов доставили в римский лагерь и после сигнала, поданного трубачами, провели сквозь строй легионов, стоявших навытяжку и в полном вооружении. Перед ними на высоких креслах и в сановных позах восседали консулы. Мольбы послов о прощении Цензорин грубо отверг и потребовал, чтобы карфагеняне незамедлительно сдали римлянам все оружие и осадные механизмы. Карфагеняне повиновались, и вскоре в римский лагерь потянулись обозы. В общей сложности римляне получили доспехов и вооружений, достаточных для снаряжения 20 000 воинов, и 2000 мощных катапульт. После того как римляне полностью разоружили карфагенян, они повелели, чтобы к ним явилась депутация из тридцати знатных граждан, которым и будут изложены условия мира. Карфагенянам будет позволено жить вольно и по своим законам и даже на собственной земле, но на расстоянии не ближе шестнадцати километров от побережья{1203}. Однако право на волю они получат только при одном условии: они должны полностью разрушить свой город. Послы оторопели — ведь римляне требовали не переселения, а уничтожения города. Серж Лансель написал:

«Такой ультиматум был равнозначен смертному приговору. В истории древности не было прецедента, чтобы государство выживало после уничтожения того, что составляет его духовную основу. Не перемещение населения, а разрушение храмов, кладбищ, депортация культов наносят смертельный удар. Но и переселение людей, в материально-физическом, не религиозном смысле, могло означать исчезновение того, что давало средства для существования и raison d'etre[353] карфагенянам, гражданам приморского государства, чье могущество и благосостояние обеспечивались торговыми связями, осуществлявшимися через порты»{1204}.

Отвечали послы обиженно, прося о милосердии и пощаде. Один из них, некий Баннон, попытался воззвать к совести и благоразумию римлян. Согласно описанию Аппиана, карфагенянин заявлял, что римляне, пообещав свободу и автономию городу, разрушением Карфагена опорочат свое доброе имя и поступятся добродетелями, которыми гордятся. Баннон говорил: римляне, уничтожив Карфаген, город, возведенный по благоволению богов, совершат чудовищный акт святотатства. Мало того, стерев с лица земли город, уже уступивший им, отдавший им оружие и детей и исполнивший все требования, римляне лишь докажут свое вероломство{1205}.

Римский консул Цензорин ответил карфагенянам хитроумной риторикой. Он заявил, что их приверженность к морю принесла им одни несчастья и беды. По его логике, даже Сардинию римляне захватили по этой причине. Карфагеняне будут чувствовать себя в большей безопасности и довольстве, если займутся исключительно сельским хозяйством. Консул объяснил и мотивы римского решения. Если карфагеняне останутся в городе, то он будет напоминать им о славном прошлом и побуждать к возрождению. «Лучшее средство излечения от дурных привычек — забвение, — поучал римлянин. — Добиться этого невозможно, если любимый предмет у вас все время перед глазами». В ответ на обвинения в святотатстве Цензорин провозгласил: хотя Карфаген и будет разрушен, храмы и могилы сохранятся. А дальше он добавил, парируя обвинения в том, что Рим нарушает собственные обещания: «Мы предлагаем вам самим выбрать место для поселения, и когда вы его изберете, будете жить там согласно своим законам. Об этом мы говорили вам и прежде: карфагеняне будут жить по своим законам, если будут повиноваться нашим постановлениям. Карфагеном мы считаем вас, а не земли, на которых вы живете»{1206}.

Послам теперь надо было довести до сведения соотечественников эти неприятные известия. Но вначале они попросили римлян поставить флот на виду у всего города, чтобы граждане осознали всю тяжесть своего положения.

Но граждане взбунтовались. Разгневанная толпа убила старейшин, призывавших согласиться с требованиями Рима, и злосчастных италийских купцов, попавших под горячую руку. В городе начались приготовления к войне. Рабов отпустили на волю, чтобы они вступили в армию; восстановили на посту командующего Гасдрубала, осужденного на смертную казнь за войну с Масиниссой. После безуспешной попытки выиграть время 30-дневным перемирием, от которого консул отказался, карфагеняне, отправив в Рим новое посольство, активизировали военные приготовления. Все имеющиеся общественные здания, включая храмы, были превращены в мастерские, в которых посменно работали и мужчины, и женщины. Как свидетельствует Аппиан, каждый день в Карфагене изготовлялось 100 щитов, 300 мечей, 1000 метательных снарядов, 500 стрел и дротиков, а женщины отрезали свои волосы для катапульт{1207}. Появились серебряные монеты — впервые после последней войны с Римом, — выпущенные предположительно для выплаты жалованья войскам{1208}.