Читать онлайн «Киевская Русь и русские княжества XII -XIII вв.». Страница 27

События V–VI вв., перекроившие карту Европы, начались где-то близ Киева, севернее его и завершились в архипелаге Эгейского моря. Киев был воротами, через которые проходили на юг дружины дреговичей, радимичей и полулитовцев — кривичей. В эти же века происходил процесс усиления дружин, консолидации славянских племен; новые волны кочевников делали опасной южную зону славянского расселения, да и сами славяне-колонисты, вливавшиеся в южные степи, были достаточно беспокойной массой.

У приднепровского славянства появился еще один центр — Киев, укрытый лесами от южных напастей и господствовавший над такой важной стратегической магистралью, как Днепр. Все перечисленное предопределило важную историческую роль Киева и выдвинуло его на главное место. Возникла потребность в создании новой крепости, и князь Кий строит эту крепость на той горе, которая господствует над всеми старыми поселениями, на горе, с вершины которой хорошо обозримо и устье Десны, и обводная старица Черторый, и далекий Вышгород, возвышающийся над Днепром. Новая крепость, возникшая на рубеже V и VI вв. н. э., невелика, она занимает всего два гектара, в ней нет еще ни ремесленных кварталов, ни торговых площадей, но как капитанская рубка, она возвышается над старыми горами, Подолом, пристанями и позволяет управлять складывающимся государством, границы которого первоначально простирались от Западного Буга (г. Волынь близ современного Грубешова) до Северского Донца и от Роси до Полоцка, а в дальнейшем охватили все восточнославянские племена, предков украинцев, русских, белорусов.

У истоков древнерусской государственности стоит мощный союз племен Среднего Поднепровья, объединивший вокруг себя десятки других племен. В этом союзе главную роль играли поляне, слившиеся с Русью, очевидно, уже в VI в., а центром зарождавшейся государственности стали киевские высоты полян: сначала «Киева гора» (Замковая, Киселевка), а вскоре к ней добавился и «градок Киев» на Андреевской горе, где в наши дни символично разместился Киевский исторический музей.

При написании этой книги, приуроченной к полуторатысячелетнему юбилею Киева, мною частично использованы тексты следующих моих работ, опубликованных в 1950—1980-е годы:

1. Древние русы. (К вопросу об образовании ядра русской народности). — В кн.: Советская археология. Том XVII. М., 1953.

2. Славяне и Византия в VI в. — В кн.: Очерки истории СССР. М., 1958.

3. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М., 1963.

4. Первые века русской истории. М., 1964.

о. Былины. — В кн.: Русское народное поэтическое творчество. М., 1969, 1-е изд.; М., 1978, 2-е изд., с. 188–215.

6. Геродотова Скифия. М., 1979.

7. Смерды. — История СССР, 1979, № 1, 2.

8. Город Кия. — Вопросы истории, 1980, № 5.

9. Новая концепция предыстории Киевской Руси. — История СССР, 1981, № 1, 2.

Радзивилловская летопись. Верхняя миниатюра: Святослав принимает побежденных вятичей. 964 г. Нижняя миниатюра: Святослав побеждает хазар. 965 г.

Восприятие и оценка того или иного исторического периода и степень достоверности наших знаний целиком зависят от полноты источников и от их анализа.

Источников, освещающих Киевскую Русь IX–XII вв. много, и они весьма разнообразны по характеру. Это прежде всего летописи, написанные в отличие от хроник многих стран, на родном русском языке; это многочисленные археологические источники, позволяющие восстановить характер поселений, хозяйство, ремесло, расселение племен; это свидетельства иноземцев, описывавших Русь по собственным наблюдениям. К этому следует еще добавить русские былины, дающие в поэтической форме народную оценку событий и исторических лиц, а также неоценимые юридические источники («Русская Правда» и др.), являющиеся основой познания социальной структуры государства.

Общему обзору письменных источников как русских, так и иностранных, посвящена работа акад. М. Н. Тихомирова, одного из крупнейших знатоков источников[133]. Весь ход развития советской источниковедческой науки подробно и объективно прослежен в интересном коллективном труде ленинградских историков под редакцией В. В. Мавродина[134]. Многие виды источников будут рассмотрены в дальнейшем в связи с теми разделами исторической жизни Киевской Руси, изучение которых опирается на тот или иной вид источников.

Особого рассмотрения сверх упомянутых общих обзоров потребуют три раздела источников, при анализе которых высказываются противоречивые мнения: 1) ранний этап русского летописания и историческая концепция Нестора; 2) былины; 3) восточные (арабо- и персоязычные) географические сочинения.

Русские летописи представляют собой примечательное явление во всей европейской средневековой литературе. Написанные на родном языке народа, являвшемся в то же время и государственным языком, они читались и переписывались 600 лет, подробно повествуя о больших и малых делах прошлого. Светильник, зажженный первыми безвестными летописцами, сначала очень скудно озарял темную глубь отдаленных веков, но, разгораясь, постепенно осветил нам тысячи исторических деятелей, сотни сражений, походов, осад, постройку городов, оборону от половцев, наводнения, пожары, создание произведений искусства, борьбу лукавых царедворцев, народные восстания, церковные споры, живые речи и письма русских людей ХІ — ХVI вв.

Конечно, этот свет проникал не во все. уголки русской жизни, летопись не адекватна самой жизни, во-первых, потому, что знакомит читателя далеко не со всеми разделами жизни русского общества, а во-вторых, потому, что каждый из летописцев воспринимал и отображал события неизбежно субъективно.

Субъективизм летописцев заставляет нас рассматривать летописи как источник лишь после того, как будет выяснена классовая и политическая позиция каждого летописца, его историческая концепция.

Летописцами были горожане, дружинники, монахи, попы, игумены придворных монастырей, знатные бояре и даже князья. Много раз менялась манера летописания: от кратких записей по одной строке в год переходили к пространным повестям, а затем стали вписывать в летопись дневники княжеской жизни.

Старые летописи переделывались, дополнялись или сокращались, редактировались; их приноравливали в позднейшее время к своим вкусам и политическим симпатиям. Из нескольких летописей средневековые историки делали «летописный свод», своеобразную хрестоматию разных исторических сочинений.

В XI в. свод делался из разновременных, продолжавших одна другую летописей. В XII в. появились своеобразные своды, составленные из одновременных летописей разных княжеств, дающих в совокупности интереснейшее освещение одних и тех же событий разными людьми с разных позиций.

Летописи-хроники, летописные своды, повести, включенные в летописи, вплетались друг в друга, переделывались, переписывались в разных комбинациях и сочетаниях. Дошедшие до нас поздние списки представляют собой причудливое переплетение разных эпох, разных мыслей, разных тенденций, разных литературных стилей. Безвозвратно прошло то время, когда историки черпали из летописной сокровищницы и, пренебрегая этими различиями, цитировали без разбора отдельные фразы: «летопись говорит…», «летописец сказал…» Такого общего котла летописных сведений нет, летописью можно пользоваться только после того, как будет со всей доступной нам четкостью определено происхождение нужного нам отрывка, когда в результате анализа проступят хотя бы контурные очертания воззрений и убеждений автора.

Нестор-Летописец. Скульптура М. Антокольского

Мы можем сейчас использовать летопись как исторический источник лишь потому, что многие десятки русских ученых на протяжении двух веков тщательно и осторожно распутывали сложный клубок летописных, переплетений[135].

Как высокая вершина возвышается среди знатоков летописного дела А. А. Шахматов. Он единолично расположил в строгой системе колоссальный разновременный материал множества списков, сопоставил их между собой и воссоздал все этапы переделок, копирования, редактирования текстов, угадывая протографы, воскрешая контуры исчезнувших летописей[136].

Титаническая работа над сотнями тысяч фактов в сочетании со смелым построением необходимых для науки гипотез позволили Шахматову, во-первых, убедительно показать разновременность и сложность состава дошедшего до нас летописного фонда.

Во-вторых, Шахматов тоже очень убедительно поспорил с пушкинско-карамзинской характеристикой летописца: взамен образа Пимена, бесстрастного и беспристрастного, почти равнодушного наблюдателя, Шахматов дал образ живого участника политической борьбы, писателя-полемиста, находившегося в самом водовороте событий и стремившегося повлиять на них. В-третьих, Шахматов оставил нам большое наследство в виде научных реконструкций исчезнувших летописей. Он сам предостерегал от фетишизации этих гипотетических текстов, подчеркивая их условный характер, но, как выяснилось, наука не может полностью обойтись без этих реконструкций. Они позволяют понять ход развития русской исторической мысли и уточнить дальнейшими исследованиями отдельные звенья.