Читать онлайн «Гуситские войны (Великая крестьянская война XV века в Чехии)». Страница 46

В такой обстановке Жижка решил двинуться в Моравию. Им руководили стремление помочь моравским гуситам и военная необходимость, настоятельно требовавшая уничтожения создававшегося вражеского плацдарма. В начале октября войска гуситов подошли к границам Моравии и осадили крепость Пршибислав, которая господствовала над дорогами, соединявшими Чехию и Моравию. Осада стала затягиваться. Под стенами Пршибислава чешский народ понёс большую утрату. 11 октября 1424 года от начавшейся в лагере осаждающих чумы умер Ян Жижка. [213]

В лице Жижки чешский народ потерял одного из своих верных сыновей, пламенного патриота и замечательного полководца, не знавшего поражения на поле боя.

Сила Жижки заключалась в его связи с народом, который слагал песни о его славных победах и даже самое рождение героя окружил впоследствии ореолом поэтической легенды. Именно эта неразрывная связь с народом, зародившаяся и окрепшая ещё в годы мятежной молодости Жижки, дерзнувшего вступить в отважную борьбу с крупнейшими феодалами южной Чехии — панами из Рожмберка, позволила ему превратиться к концу жизни в полководца восставших народных масс.

Заслуга Жижки состоит в том, что он сумел противопоставить сокрушительному, но не сосредоточенному натиску анархической массы конных рыцарей своеобразную, народную по своему происхождению и сущности тактику. Эта тактика была построена с учётом многовекового опыта борьбы плохо вооружённых крестьян против закованных в латы рыцарей. Тактика Жижки была тактикой народа. Она отличалась гибкостью манёвра, подвижностью и умелым сочетанием мнимого отхода с непреодолимым и всегда губительным для врага нападением. Жижка одним из первых оценил силу и значение артиллерии. Возовой обороне, элементы которой были созданы народом ещё в предшествующие времена, он и его помощники сумели придать характер законченности и точного тактического расчёта. Воины Жижки, спаянные железной дисциплиной и классовой ненавистью к угнетателям, проникнутые глубокой уверенностью в правоте своего дела, отличались патриотизмом, сознанием долга и вырастающими на этой основе инициативностью и мужеством. Победы, одержанные Жижкой, не были победами отдельного полководца — это были победы восставшего народа.

Было бы неправильно, признавая выдающиеся заслуги Жижки, забывать, что он был сыном своего времени и своего класса. Чешское рыцарство на рубеже XIV–XV веков было более прогрессивно, чем немецкое рыцарство столетием позже, во время Великой Крестьянской войны в Германии. Поэтому Жижка мог быть и действительно был защитником общенародных интересов и непримиримым врагом католической церкви. В личности Жижки воплощались силы, которые вдохновляли чешский народ на защиту своей независимости, своего права на [214] самостоятельное развитие. Несмотря на свои колебания, в которых отражались колебания всего рыцарства, Жижка оставался народным полководцем. Микулаш из Гуси, Ян Желивский и некоторые другие превосходили его своей революционной активностью, широтой политического кругозора, но никто не мог так организовать и направить силы народных войск в борьбе за свободу и независимость родины, как этот полководец, несмотря на то, что враги лишили его зрения. Вместе с тем постоянное стремление Жижки к союзу с бюргерством и расправа с крайними революционно-утопическими сектами выражали его классовую ограниченность. Сплочение всех гуситских сил для совместной борьбы против иноземной агрессии должно было быть, с точки зрения Жижки, куплено даже ценой принесения в жертву, вплоть до физического истребления, идеологов и вождей крестьянской и городской бедноты.

Табориты (из геттингенской рукописи середины XV века) [215]

После смерти Жижки поход в Моравию продолжался. Таборитами продолжал командовать Гвезда, а во главе пражских войск стоял Сигизмунд Корибутович. Войска таборитов и их союзников заняли несколько районов Моравии, осадили и разрушили ряд монастырей. Гуситы вступили также в несколько городов, крупнейшим из которых был Иванчице. После этого гуситская армия двинулась на север, но вскоре повернула назад в Чехию. Причины возвращения установить трудно. С одной стороны, Альбрехт Австрийский собирал очень значительные военные силы, с другой — между гуситами вновь стали усиливаться разногласия.

После смерти Жижки находившиеся под его непосредственным командованием войска оребитов сохранили свою организационную самостоятельность. В знак уважения к памяти своего выдающегося полководца полевые армии оребитов стали называть себя «сиротами». На место Жижки среди «сирот» выдвинулся сначала его старый сподвижник Микулаш Сокол, один из участников Грюнвальдской битвы. Табориты и «сироты» совместно сражались против общего врага — феодально-католической реакции, но между ними были и трения. Прежде всего, встал вопрос о том, какие из взятых во время последних походов под руководством Жижки городов отойдут к Таборскому, а какие — к Оребитскому союзу. Кроме того, священники «сирот» совершали, как и чашники, богослужение в облачении, в то время как табориты, будучи последовательными сторонниками упрощения культа, считали это идолопоклонством и их духовенство носило и при выполнении церковных обрядов простую одежду. При всей кажущейся незначительности последнего обстоятельства оно имело немаловажное значение и в нём находило своё внешнее проявление различие в классовом составе «сирот» и таборитов. [216]

На первый взгляд табориты и «сироты» не отличались друг от друга: и у таборитов и у «сирот» главной силой были крестьяне и городской плебс, к которым примыкали низшие и средние слои бюргерства и часть мелкой шляхты. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что составные элементы этих объединений, будучи близкими, не являлись тождественными, а ввиду этого и удельный вес их внутри каждого из лагерей был в разные моменты неодинаковым. Крестьяне южной Чехии, входившие в таборитские армии, находились до начала крестьянской войны в иных условиях, чем крепостные северо-востока. Хотя, конечно, невозможно отрицать передвижение и смешение крестьян в армиях таборитов и оребитов, всё же Табор в основном опирался на южночешских чиншевиков, а Оребитский союз — на барщинников северо-востока. Навыки самостоятельной деятельности были у первых прочнее, шире и многостороннее был их жизненный опыт, выше уровень классового сознания. С другой стороны, имущественные различия в южночешской деревне были сильнее, а обусловленные ими противоречия — острее. Поэтому даже после расправы с крайними левыми сектантами табориты выступали более сознательными и последовательными борцами против феодально-католической реакции, чем оребиты. Впрочем, в ходе борьбы внутри лагеря таборитов происходили заметные сдвиги, а когда крестьянская верхушка нашла общий язык с бюргерством, стало ясно, что дни Табора как революционного центра всей Чехии сочтены. Разумеется, это обозначилось не сразу, но соответствующие тенденции были заметны на протяжении всей крестьянской войны.

Равным образом и бюргерство Табора нельзя отождествлять с бюргерством городов северо-востока. До весны 1421 года в Таборе более или менее последовательно осуществлялась хилиастическая общность имущества, ввиду чего бюргерство было здесь к середине 20-х годов в своей массе бедным и бюргерская верхушка не определилась с такой законченностью, как в старинных городах, а по своим традициям, по происхождению и по всему прошлому бюргеры Табора ближе стояли к народу. На первых порах это усиливало таборитов, сплачивало их, повышало их революционную активность. Однако впоследствии, когда молодое таборское бюргерство окрепло и разбогатело, когда прежние идеалы потеряли в его глазах свою [217] притягательную силу и оно четче осознало свои узкоклассовые интересы и соответствующие им цели внутри движения, ему легче было повести за собой зажиточные элементы крестьянства. Короче говоря, по мере развёртывания революционных событий и в Таборе и среди оребитоз неминуемо намечались противоречия, с той разницей, что среди таборитов разделительная черта пролегла позже и не между бюргерством и всем крестьянством, как это было среди оребитов, а между бюргерами и верхними слоями крестьянства, с одной стороны, и городской и сельской беднотой, с другой.

В Оребитском братстве уже вскоре после смерти Жижки произошёл раскол. Часть шляхты и бюргерства перешла к чашникам, а крестьяне и плебс теснее сблизились с Табором, почти полностью сливаясь с ним в минуты обострения внешней опасности. Полевые армии оребитов продолжали называться «сиротами». Во главе их встал Кунеш из Беловице, заменивший Сокола. Ближайшим его помощником оказался бывший ремесленник из Нового города Велек Кудельник. С этого времени «сироты» во всех решающих случаях выступали бок о бок с таборитами, которыми командовали Ян Гвезда, Богуслав Швамберк, Ян Рогач, Ян Блега и другие. В начале 1425 года табориты и «сироты» предприняли совместный поход против пражских чашников, а также успешно вели военные действия в Градецком крае. В руки «сирот» перешли Литомишль, крупный город, резиденция епископа, а также важная и сильно укреплённая крепость Опочна. Правда, попытка захватить Прагу ночным штурмом оказалась безрезультатной; табориты отошли к Слани и с помощью местных жителей взяли город, после чего двинулись к Роуднице. Город был также занят, но господствовавшая над ним крепость, где был сильный архиепископский гарнизон, устояла.