Читать онлайн «Египетская мифология». Страница 47

Ясно, что египетская концепция богов в Новом царстве значительно отошла от прежних низких, примитивных идей. Божества этих более поздних религиозных гимнов не только приобрели неограниченную власть над всей природой, но обладают большой нравственной силой, как основой любви, мудрости и справедливости, – по крайней мере, такова фигура высшего божества, которое пытаются найти религиозные мыслители и поэты. Если бы можно было очистить эти египетские описания от политеистических и характерных пантеистических черт, их концепция отеческого и всемогущего божества показалась бы временами приближающейся к библейскому представлению о Боге.

С другой стороны, мы должны постоянно задавать вопрос, насколько массы могли следовать за этим благородным движением. Даже жрецы не обладали такой способностью, так как не могли освободить мифологию от древних сомнительных традиций, которые описывали богов как слабые и несовершенные создания, как в нравственности, так и в могуществе[748]. В магии всех периодов божества предстают как создания, ошибающиеся еще чаще. Последние колдуны особенно стремились сохранить и подчеркнуть традиционную слабость божеств, используя сомнительные мифы в магических ритуалах. Иногда они действительно старались угрозами извлечь богов из их небесных жилищ. Тем не менее они никогда полностью не возвращались к концепции местных духов, которые находились в обращении в первобытном веке, и подобные конфликты между более высокими и более низкими идеалами богов уцелели и в других религиях, помимо земли Нила.

Рис. 218. Антей-Серапис

Следов иностранного влияния невозможно обнаружить ни в одном из рассматриваемых нами явлений. Заимствование египетской мифологией азиатских мотивов никогда не изменяло всерьез египетской мысли, и это не могли сделать немногие азиатские божества, которым одно время поклонялись в Египте. Эти иностранные культы существовали бок о бок с древними египетскими святынями, не смешиваясь с ними и не принимая их вид. В более поздний период вторжение множества неассимилированных элементов такого рода лишь сделало египетскую религию более консервативной. Это столь же справедливо для греческого периода, когда даже официальный культ Сераписа очень медленно усваивали коренные египтяне. Только магия была всегда открыта иностранному влиянию. В римский период, когда религия Греции и Рима была довольно странно египтизирована и когда распространение христианства одинаково угрожало язычеству любого типа, мы обнаруживаем определенное смешение египетской и греко-римской систем в народном сознании. Это влияние, однако, было менее сильным в храмовых культах, которые все еще стремились, насколько могли, копировать самые древние образцы. Бог-солнце, когда-то изображавшийся в Филах как лучник, одна из редких адаптации к греческой мифологии[749]. То же самое можно сказать о любопытном изменении древнего типа бога Антея, который превратился в Сераписа с неегипетским ореолом, одеждой и оружием римского воина и пр. Анубис и Офоис, охраняющие гробницу близ Александрии, представлены в подобном виде.

Рис. 219. Охраняющие божества на гробнице Комеш-Шугафа близ Александрии

Одного из них, с нижней частью тела в виде змеи, вероятно, можно объяснить как любопытное напоминание о змее в подземном мире; это вновь совершенно новаторская вольность. Странное вырождение священного урея на той же гробнице также неегипетское. Еще более смелые инновации можно найти среди терракотовых фигурок, которые украшали частные дома этого периода, но нам мало известно о значении таких странных фантазий. Наиболее сильно влияние египетской религии на соседние страны сказывалось в Нубии, где такие египетские божества, которых признавали во всем Египте (то есть циклы Фив и Осириса), сделались популярны благодаря завоеванию, колонизации и внедрению официальных культов в темнокожие расы. В особенности Амон, будучи самым высоким божеством в государственном культе, стал официальным богом Напаты и Мероэ и также всей великой Эфиопской империи, когда она утратила свою независимость. Египетские жрецы греческого периода, в самом деле, с завистью смотрели на юг и описывали эфиопов как самых лучших, самых благочестивых и, вследствие этого, самых счастливых людей на земле[750]. В особенности деятельность оракулов, которые управляли политикой и даже избирали царей, продолжалась в Эфиопии вплоть до персидского периода, как это было в прошлом в Египте. Как высшее официальное божество захватнической египетской империи между XVIII и XX династиями Амон с головой барана стал также высшим божеством в Ливии, к западу от Египта, как об этом свидетельствует название «Оазис Амона» и его известный оракул в Ливийской пустыне. Влияние на Азию и еще ранее на Европу было не столь непосредственным, хотя благодаря египетскому искусству там возникло много нильских мотивов. Поскольку финикийское искусство всегда испытывало намного более сильное воздействие египетского стиля, чем вавилонского, мы можем заметить, что религия Финикии точно так же буквально заимствовала многое у Египта. Так, Таммуз-Адонис почитался в Библе, как Осирис с египтизированными формами культа (гл. 5, коммент. 84), финикийцы дали имя Таавт изобретателю письменности (гл. 3, коммент. 2) и пр. Точно так же мы находим, что, например, священный музыкальный инструмент Египта, систр, или трещотку, использовали в религиозных церемониях на Крите еще в минойский период, когда его изобразили на известной вазе из Фепстоса. Таким образом, нас не удивляет, что явно египетские характерные черты часто встречаются в греческой мифологии, и некоторые, похоже, проникли даже в Северную Европу.

Рис. 220. Охраняющий символ из той же гробницы

Несмотря на все это, египтяне никогда не пропагандировали свою религию за границей с помощью миссионеров. После правления Александра греки, которых всегда привлекало таинственное богослужение земли Нила, начали подражать некоторым из ее культов в их совокупности, даже вне самого Египта. В римский период эти культы распространились в Италии и отсюда по всей Римской империи вплоть до Британии. Как мы уже видели, эта пропаганда египетской религии почти исключительно принадлежала к божествам цикла Осириса, самого популярного из египетских божеств, и греко-египетского Сераписа. При распространении культы стремились подражать как можно точнее – хотя не всегда с успехом – древним традициям земли Нила. Архитектура и иероглифы храмов, обелиски и сфинксы перед святилищами, странные льняные одежды жрецов и их бритые головы и лица, бесконечный и неясный ритуал и животные формы некоторых идолов повсюду наполняли античный мир особым благоговением и удивительными тайнами, которые, как считали, скрываются под этой непонятностью. Это не касалось некоторых свободомыслящих личностей, которые всегда осмеивали поклонение животным и другие странные черты этого варварского культа. Новообращенные только с еще большим усердием цеплялись за эти тайны, и поклонение Исиде оказалось запрещенным соперником возникающему христианству[751].

Главной причиной этого успеха, вероятно, было сильное впечатление, которое цепкий консерватизм Египта производил на тот скептический век. В то время как древняя греко-римская религия утратила свое воздействие на людей и могла безнаказанно подвергаться насмешкам, в то время как древние божества превратились в бессмысленные имена или бестелесные философские абстракции, египтяне с детской верой выставляли на обозрение все чудесные деревья, озера, скалы и другие предметы мифологии, жилища богов в их храмах на этой самой земле и самих божеств, которые действительно жили в статуях и в священных животных. Эта стойкая вера вкупе с таинственными формами поклонения создавала странное убеждение, что Египет является самой святой страной в мире и что «действительно боги поселились там». Считалось, что паломничество к Нилу дарует чудесное откровение и духовное блаженство, и по возвращении домой паломники с обновленным энтузиазмом распространяли убеждение, что глубочайшее религиозное знание обреталось в мраке этих гигантских храмов, которые в своем первозданном виде подавляли римского путешественника гораздо сильнее, чем теперь производят впечатление их развалины на туриста с Запада.

Тем не менее античный мир, хоть и жаждавший новой религиозной мысли, был неспособен копировать тот же самый консерватизм, которым так восхищались в египтянах. Даже в Египте более популярные божества, особенно из цикла Осириса, приобретали, как мы уже заметили, некоторые неегипетские идеи в городах с преобладающим греческим населением. И в Европе объединение с греческими и азиатскими именами и мифологиями, а также с философскими воззрениями превращало их в неясные пантеистические персоналии. Наконец Исида и Осирис-Серапис, в том виде, как им поклонялись за границей в мистическом культе тайных «обществ Исиды», сохраняли не больше египетских черт, чем их имена и формы поклонения. Изобретались также странные новые мифы. Рисунок Гарпократа, или «Гора-ребенка», прикладывающего палец к губам (обычный знак детства, ср. рис. 45, 48), был неправильно понят как приказание верующему хранить молчание о тайных религиозных мистериях Египта. Соблюдения такой интерпретации строго требовали от новообращенных в эту веру. Так называемая «магическая литература» с большой свободой смешивала греческую и египетскую религию[752]. Даже толкования, которые Плутарх в своем трактате «Об Исиде и Осирисе» стремился прочитать в именах божеств земли Нила, являются лишь отчасти египетскими. С другой стороны, народные массы, особенно женщины римского мира, ухватились, как мы уже говорили, по крайней мере за внешние формы египетской религии, выбирая лучшее из возможного. Например, изображение великой матери Исиды всегда сохраняло тот тип, который можно проследить до периода пирамид.