Читать онлайн «Гражданская война в Испании. 1936-1939 гг.». Страница 39

Позднее генеральный секретарь ЦК КПИ Хосе Диас назвал лето 1936 года периодом «романтической войны» (хотя для него самого это определение вряд ли подходило, так как в первые дни мятежа он потерял в родной Севилье убитую мятежниками дочь-комсомолку). Молодежь, в основном члены ОСМ и НКТ, одетые в синие комбинезоны (что-то вроде революционной формы, как кожаные куртки в России времен гражданской войны) и вооруженные чем попало, загружались в реквизированные автобусы и грузовики и ехали биться с мятежниками. Потери были огромными, так как боевой опыт и элементарные тактические приемы ведения боя отсутствовали напрочь. Но тем больше было ликование в случае успеха. Освободив какой-нибудь населенный пункт, милиция часто разъезжалась по домам, и молодежь допоздна обсуждала в кафе свои успехи. А кто же оставался на фронте? Часто никто. Считалось, что каждый город или деревня должны были держаться самостоятельно.

Народная милиция была единственно возможным средством не допустить победы мятежа в его первые дни, но она, конечно, не могла противостоять регулярным вооруженным силам в настоящей войне.

Декрет Хираля о создании добровольческой армии был сразу поддержан коммунистами и теми членами соцпартии и ВСТ, которые шли за Прието. Однако, анархисты и фракция Ларго Кабальеро повели массированную кампанию против этого шага. «С казармами и дисциплиной покончено», — воскликнула одна из ведущих представительниц испанского анархизма Федерика Монтсени. «Армия — это рабство», — вторила ей газета НКТ «Френте либертарио». Соратник Ларго Кабальеро Аракистайн писал, что Испания — колыбель партизан, а не солдат. Анархисты и левые социалисты были против единоначалия в частях милиции и против центрального военного командования вообще.

В организационном плане милиция, как правило, состояла из сотен («центурий»), каждая из которых выбирала одного делегата в батальонный комитет. Делегаты от батальонов составляли командование «колонны» (численный состав колонны был совершенно произвольным). Все решения военного характера принимались на общих собраниях. Нечего и говорить, что такие воинские формирования просто по определению были неспособны вести даже какое-то подобие войны.

Влияние компартии, группы Прието и собственно правительства Хираля в первые месяцы войны было недостаточным, чтобы декрет о создании добровольческой армии был претворен в жизнь. Он попросту игнорировался основной массой частей милиции.

В этих условиях коммунисты решили показать реальный пример и создали прообраз армии нового типа — легендарный Пятый полк. Это название появилось на свет следующим образом. Когда коммунисты сообщили военному министру, что образовали батальон, то ему был присвоен порядковый номер «5», так как четыре первых батальона сформировало само правительство. Позднее Пятый батальон превратился в полк.

По сути, это был никакой не полк, а некая военная школа компартии, готовившая офицеров и унтер-офицеров, проводившая подготовку милиционеров, прививавшая им дисциплину и элементарные навыки боя (наступление цепью, окапывание на местности и т. д.). В полк принимались не только коммунисты, но все, кто хотел сражаться с путчистами грамотно и умело. В Пятом полку были организованы интендантская и санитарная службы. Выходили военные учебники и краткие наставления. Издавалась собственная газета «Милисиа популар» («Народная милиция»). Коммунисты активно привлекали в Пятый полк офицеров старой армии, доверяя им руководящие посты.

В Пятом полку впервые в народной милиции возникла служба связи и собственные мастерские по ремонту оружия. Командиры Пятого полка были единственными, у кого были карты, изготовленные специально созданной картографической службой полка.

Надо сказать, что отношение к оружию у сторонников республики практически всю войну было небрежным. Если винтовка заедала, ее часто бросали. Пулеметы не стреляли потому, что их не чистили. Пятый полк, а затем и регулярные части республиканской армии, где влияние коммунистов было сильным, отличались в этом смысле гораздо большим порядком.

Пятый полк впервые ввел институт политкомиссаров, явно заимствованный из опыта русской революции. Но комиссары стремились не подменять командиров (последние были, зачастую, бывшими офицерами), а поддерживать боевой дух бойцов. Это было очень важно, так как милиционеры легко воодушевлялись при успехах и так же быстро впадали в уныние при неудачах. У полка был и свой гимн «Песня Пятого полка», ставший очень популярным на фронте:

Мать моя, о мать родная,

Подойди сюда поближе!

Это славный полк наш Пятый

С песней в бой идет, взгляни же.

Пятый полк первым организовал пропаганду на войска противника по радио и через громкоговорители, а также путем листовок, которые разбрасывались при помощи примитивных реактивных снарядов.

К моменту своего формирования в казарме «Франкос Родригес» (бывший монастырь капуцинов) 5 августа 1936 года Пятый полк насчитывал не более 600 человек, через 10 дней их было в 10 раз больше, а когда полк был в декабре 1936 года влит в регулярную армию республики, через него прошло 70 тысяч бойцов. Курс боевой подготовки был рассчитан на семнадцать дней, но осенью 1936 года в связи с тяжелейшим положением на фронтах воспитанники полка шли на передовую уже через два-три дня.

Но в июле-августе 1936 года Пятый полк был еще слишком слаб, чтобы оказать решающее воздействие на ход военных действий. На стороне республики сражались пока только неорганизованные, не подчинившиеся единому командованию разношерстные отряды, имевшие, как правило, грозные названия («Орлы», «Красные львы» и т. д.). Именно поэтому республиканцам не только не удалось реализовать свое значительное численное превосходство над противником, но и остановить его стремительное продвижение к Мадриду. Июль-август 1936 года были временем крупнейших военных неудач республиканцев.

А что же происходило в лагере мятежников? Конечно, там не было такого беспорядка, как в республиканской зоне. Но с гибелью Санхурхо встал вопрос о том, кто же будет руководителем восстания, которое превращалось в гражданскую войну с неясными перспективами. Даже оптимист Мола полагал, что победить можно только за две-три недели, да и то при условии занятия Мадрида. С какой же политической программой побеждать? Пока генералы говорили разное. Кейпо де Льяно все еще отстаивал республику. Мола, не будучи столь твердым в этой точке зрения, все же не хотел возвращения Альфонса XIII. Единственное в чем были едины все военные заговорщики, так это в том, что гражданских лиц к управлению занятой им части Испании привлекать не нужно. Именно поэтому и провалились консультации Молы с Гойкоэчеа, который требовал создания широкого правого правительства.

Вместо этого 23 июля 1936 года в Бургосе была образована Хунта национальной обороны, как высший орган мятежных сил. В нее вошло 5 генералов и 2 полковника под формальным руководством самого старшего из них по выслуге лет генерала Мигеля Кабанельяса. «Сильным человеком» в хунте был Мола. Он сделал Кабанельяса номинальным лидером во многом потому, чтобы избавиться от него в Сарагосе, где Кабанельяс, по мнению Молы, слишком либеральничал с оппозицией. Генерал Франко в состав хунты не вошел, но 24 июля был объявлен ею главнокомандующим силами мятежников на юге Испании. Командующим куцыми ВМС стал 1 августа 1936 года адмирал Франсиско Морено Фернандес. 3 августа, когда войска Франко пересекли Гибралтар, генерал был введен в состав хунты вместе со своим недоброжелателем Кейпо де Льяно, который продолжал править в Севилье, не считаясь ни с чьими приказами. К тому же двух генералов разделяли разные воззрения на будущий ход войны на юге. Кейпо де Льяно хотел сконцентрироваться на «зачистке» Андалусии от республиканцев, а Франко рвался на Мадрид кратчайшим путем через прилегающую к Португалии провинцию Эстремадура.

Но мы немного забежали вперед. В конце июля 1936 года основной угрозой для республики был еще не Франко, запертый в Марокко, а «директор» Мола, войска которого стояли всего в 60 километрах севернее Мадрида, на подходе к обрамляющим столицу горным хребтам Сьерра-Гуадаррама и Сомосьерра. От того, кто завладеет перевалами через эти хребты и зависела судьба республики в те дни.

Сразу после начала мятежа на перевале Сомосьерра засели небольшие группы военных мятежников и фалангистов, стремившиеся удержать эти важнейшие стратегические пункты до подхода основных сил генерала Молы. 20 июля две колонны мятежников, состоявшие из 4 армейских батальонов, 4 рот карлистов, 3 рот фалангистов и кавалерии (общей численностью около 4 тысяч человек) при 24 орудиях подошли к Сомосьерре и 25 июля атаковали перевал. Его защищали прибывшие из Мадрида бойцы милиции, карабинеры и моторизованный отряд известного нам капитана Кондеса (руководителя убийства Кальво Сотело), которые до этого заняли перевал и удержали его от атак первоначально не очень сильных частей мятежников. В тот же день, 25 июля, путчисты прорвали республиканские позиции и милиция отошла, очистив перевал Сомосьерра. Но последующие атаки мятежников к успеху не привели и фронт в районе Сомосьерры стабилизировался до конца войны. В этих первых боях проявилось упорство даже необученной милиции в обороне, если она опиралась на прочные естественные (как в данном случае) или искусственные (как позднее в Мадриде) укрепления. Бои в Сомосьерре выдвинули майора Висенте Рохо, ставшего позднее одним из ведущих военачальников республиканцев (тогда он занимал должность начальника штаба фронта, под которым понималась совокупность всех отрядов милиции, защищавших Сомосьерру).