Читать онлайн «Русская история». Страница 14

Если мы вспомним еще удачные столкновения Ивана III с Литвой, то будем иметь полный перечень его громадных политических успехов. От Литвы Иван Васильевич потребовал возвращения всех русских областей, называя себя при этом князем всея Руси, а земли литовско-русские – вотчинами своих предков. Московские князья, как видно, перестали смотреть на себя только как на хозяев. Исторические воспоминания о древних русских областях обратились в политические притязания, и у московского князя явилось представление о себе как о едином государе всей Русской земли.

В 1505 году, умирая, Иван оставляет духовное завещание, по которому старшему сыну Василию отдается большая часть земель – более трех четвертей всех городов, остальная часть делится между прочими четырьмя сыновьями. Власть этих последних совершенно иного свойства, чем власть старшего, – они играют роль простых вотчинников, не имеют права чеканить монету и самостоятельно сноситься с иностранными государями. Таким образом, Василий III по завещанию отца отличен не только количеством, но и качеством прав: он политический владетель, они – привилегированные землевладельцы.

Что касается до личности Ивана III, то историки смотрят на нее различно. С.М. Соловьев говорит, что только счастливое положение Ивана III после целого ряда умных предшественников дало ему возможность смело вести общирные предприятия. Костомаров смотрит на него еще строже – он отрицает всякие политические способности в Иване, отрицает в нем и человеческие достоинства. Карамзин же оценивает деятельность Ивана III совсем иначе. Не сочувствуя насильственному характеру преобразований Петра, он ставит Ивана III выше даже Петра Великого. Гораздо справедливее, спокойнее относится к Ивану Бестужев-Рюмин. Он говорит, что хотя и много было сделано предшественниками Ивана и ему было легче работать, тем не менее он велик потому, что завершил старые задачи и умел поставить новые вопросы, – именно Иван III поставил решительно вековой вопрос об отношениях Литвы и Москвы.

Василий III походил на своего отца и продолжал его политику – внешнюю, и внутреннюю. Он уничтожил самостоятельность Пскова, последних удельных княжеств, Рязанского и Северских, и после упорных войн с Литвою отнял у нее Смоленск в 1514 году. Отношения его к Крыму и Казани были постоянно враждебны, он и в этом случае не отступил от политики Ивана и старался иметь влияние на дела Казани и Крыма. Во внутренних делах Василий отличался властолюбием и суровостью. Он с братьями обращался строго, показывал над ними свою власть и в частных делах – так, например, брату Андрею долго не позволял жениться. С боярами он обращался надменно и не любил, если ему противоречили в Думе. Известно, например, что боярин Берсень-Беклемишев был выгнан им из заседания только за то, что осмелился выразить возражение. Бояре жаловались, что он все дела решал «сам третей у постели», и что советниками его являются дьяки.

Рассматривая явления эпохи Ивана III и Василия III, замечаем, что в их княжение совершилось действительное объединение великорусской народности и московский князь получил значение национального государя; благодаря этому изменился характер внешней политики и внутреннее значение и положение великого князя, ныне государя.

Внешняя политика при первых московских князьях ограничивалась сношениями с татарами и отношениями к соседним уделам, причем преследовались удельные интересы московского князя. Во время Ивана III и Василия III позорная дань татарам кончилась, и последние самостоятельные княжества, еще оставшиеся в Северной Руси, окончательно подчинились Москве. Вместе с тем изменился и характер внешней политики, которая становится политикой государственной, преследует интерес не удела, а народности. Московскому государству приходится иметь дело уже не с единоверными и единоплеменными удельными князьями, а с иноземными и иноверными государствами – с Литвой, Польшей, германским императором, завязываются с ними дипломатические сношения, и начинаются с этого времени путешествия иностранцев в Москву, не заезжавших прежде в Россию дальше Новгорода.

Зная, что в Литве находятся многие русские области, московские князья усваивают мысль, что это их древние вотчины, и продолжают дело объединения уже на литовской земле (а не только на великорусской). Такой взгляд московских князей выразился в ответе Ивана III литовскому послу на жалобу последнего, что московский государь захватил чужие вотчины, не имея на них никакого права: «Короли Владислав и Александр хотят против нас за свою вотчину стоять; но что называют короли своею вотчиною? Не те ли города и волости, с которыми князья русские и бояре приехали к нам служить и которые наши люди взяли у Литвы? Папе, надеемся, хорошо известно, что короли Владислав и Александр отчичи Польского королевства да Литовской земли от своих предков, а Русская земля от наших предков из старины наша отчина».

Вместе с тем в грамотах, посылаемых в Литву, московские князья именовали себя: «князь московский и всея Руси»; литовцы отлично понимали, какая мысль скрывалась за этим титулом, и вот почему они так желали его уничтожения.

Вместе с изменением характера внешней политики изменилась и внутренняя политика, а также правительственное положение московского князя. Мы видели, как усиливалась власть великого московского князя на счет удельных князей, как старший сын наследовал после отца большее число городов, как такое материальное превосходство, увеличиваясь все более с течением времени, все больше отличало московских старших князей от удельных. Но со второй половины XV века этот князь перестал быть только удельным князем, а воплощает в своем лице высокий политический авторитет как державный вождь великорусской народности. Иван III берет с своих братьев обязательство не сноситься помимо его с иностранными державами, запрещает им бить монеты и чинить суд по важным уголовным делам, оставляя эти права исключительно за московским великим князем. Он принимает титул царя «всея Руси», усиливая его перечислением всех подвластных ему областей: «…великий князь всея Руси, Владимирский, Московский, Новгородский и т. д.». Он зовется самодержцем, то есть властителем политически независимым. С приездом Софьи Фоминичны московский князь усваивает по преемству от византийского императора герб двуглавого орла, служащий знаком царской власти, и вводит сложный этикет в придворную жизнь. Насколько велико было сознание своего могущества у московского князя этого времени, видно из ответа Ивана III послу германского императора Поппелю, посланному, между прочим, и затем, чтобы предложить Ивану королевский титул. Иван отказался от титула и велел сказать послу: «Просим Бога, чтобы нам дал Бог и нашим детям и до века в том быти, как есмя ныне государи на своей земле; а постановления как есмя наперед сего не хотели ни от кого, так и ныне не хотим». Такой гордый ответ получил первый по значению европейский государь от дотоле неизвестного Западной Европе московского князя.

Сознавая превосходство своей власти над властью прежних московских князей, Иван III ввел обычай венчания на царство торжественным церковным обрядом. Предшественники Ивана III – великие князя московские садились на княжеский престол с благословением митрополита; Иван нашел это недостаточным и, назначив себе преемником внука своего Дмитрия, торжественно венчал его «на царство» в Успенском соборе. С новым понятием о царской власти, с новыми впечатлениями, которые были вынесены из сношений с Западом, переменяются и обычаи московского дворца: он становится дворцом со сложным этикетом. Так раскрывали государи в целом ряде установлений мысль о своем новом значении; мысль эта, очевидно, разделяется и народом. Простые удельные отношения подданных к государю исчезают. Герберштейн, германский посол, бывший в ту пору в Москве, замечает, что Василий III имел власть, какой не обладал ни один монарх, и затем добавляет, что когда спрашивают москвичей о неизвестном им деле, они говорят, равняя князя с Богом: «Мы этого не знаем, знает Бог да государь». Такой казалась власть государя иноземцам, но пойманные ими фразы не назначались только для того, чтобы политически возвысить государя в дипломатических сношениях перед чужими; внутренние отношения действительно менялись, и власть московского государя росла не только по отношению к удельным князьям как власть единого властителя сильного государства, но и в отношении поданных; эта перемена отношений к подданным резче всего сказалась изменениями в быте боярства.

В Москве издавна благодаря богатству московских князей и другим причинам собралось многочисленное боярство; со времени Ивана Калиты с юга и с запада приезжали сюда именитые бояре, и мало-помалу около московского великокняжеского стола столпилось больше слуг, чем у кого бы то ни было из других русский князей. Основанием отношений между князем и боярами до половины XV века в Москве был договор; боярин приходил служить князю, а князь его за это должен был кормить – вот главное условие договора. Сообразно с этим каждый служилый боярин имел право на кормление по заслугам и вместе с тем право отъезда и участия в совете князя. До половины XV века интересы боярства были тесно связаны с интересами князя: боярин должен был стараться об усилении своего князя, так как чем сильнее князь, тем лучше служить боярину и тем безопаснее его вотчина. Князья, в свою очередь, признавали заслуги бояр, что видим из завещания Дмитрия Донского, в котором он советует детям во всем держаться совета бояр. Словом, московские князья и бояре составляли одну дружную политическую силу. Но с половины XV века изменяется состав московского боярства и изменяется отношение боярства к государю. С этого времени – в княжение Ивана III и Василия III, в эпоху окончательного подчинения и присоединения уделов – замечается прилив новых слуг к московскому двору: во-первых, это удельные князья, потерявшие или уступившие свои уделы московскому князю; во-вторых, это удельные князья, которые ранее потеряли свою самостоятельность и служили другим удельным князьям; наконец, это бояре – слуги удельных князей, перешедшие вместе со своими князьями на службу к московскому князю. Толпа княжеских слуг увеличивалась еще новыми пришельцами из Литвы – это были литовские и русские князья, державшиеся православия под властью литовских владетелей и после унии 1386 года стремившиеся перейти со своими уделами под власть православного государя. Все перечисленные пришельцы скоро стали в определенные отношения к старым московским боярам и друг к другу. Эти отношения выразились в обычаях местничества – так называется порядок служебных отношений боярских фамилий, сложившийся в Москве в XV и XVI веках и основанный на отечестве, то есть на унаследованных от предков отношениях служилого лица и рода по службе к другим лицам и родам. Каждый боярин, принимая служебное назначение, справлялся, не станет ли он в равноправные или подчиненные отношения к лицу, менее его родовитому по происхождению, и отказывался от таких назначений, как от бесчестящих не только его, но и весь его род. Такой обычай местничаться разместил мало-помалу все московские боярские роды в определенный порядок по знатности происхождения, и на этом аристократическом основании роды княжеские, как самые знатные, стали выше других, они занимали высшие должности и являлись главными помощниками и сотрудниками московских государей. Но бывшие удельные князья, пришедшие на службу к московскому государю и ставшие к нему в отношении бояр, в большинстве сохранили за собою свои удельные земли на частном праве, как боярские вотчины. Перестав быть самостоятельными владельцами своих уделов, они оставались в них простыми вотчинниками-землевладельцами, сохраняя иногда в управлении землями некоторые черты своей прежней правительственной власти. Таким образом, их положение в их вотчинах переменилось очень мало, они остались в тех же суверенных отношениях к населению своих вотчин, сохраняли свои прежние понятия и привычки. Делаясь боярами, эти княжата приносили в Москву не боярские мысли и чувства; делаясь из самостоятельных людей людьми подчиненными, они, понятно, не могли питать хороших чувств к московскому князю, лишившему их самостоятельности. Они не довольствуются положением прежних бояр при князе, а стараются достигнуть новых прав, воспользоваться всеми выгодами своего нового положения. Помня свое прежнее происхождение, зная, что они потомки прежних правителей Русской земли, они смотрят на себя и теперь как на хозяев Русской земли, с тою только разницею, что предки их правили Русской землей поодиночке, по частям, а они, собравшись в одном месте, около московского князя, должны править все вместе всей землей. Основываясь на этом представлении, они склонны требовать участия в управлении страной, требуют, чтобы князья московские советовались с ними о всех делах, грозя в противном случае отъездом. Но служилые князья не могли отъехать, как отъезжали бояре удельных князей, то есть переезжали на службу от одного удельного князя к другому; теперь уделов не было и можно было отъехать только в Литву или к немцам, под иноверную власть, но и то и другое считалось изменой Русскому государству. В конце концов их положение определилось так: допуская местничество, московские князья не спорили до поры до времени против права совета, но старались прекратить отъезд; вместе с тем, самый ход исторических событий все более и более мешал отъезду, а право совета иногда не осуществлялось. С царствования Ивана III, именно со времени его брака с Софьей Фоминичной, которую не любили бояре за ее властолюбивые стремления, начинают раздаваться жалобы со стороны бояр, что государь их не слушает. Время Василия III было еще хуже для бояр в этом отношении, еще более увеличивалось их неудовольствие против князя. Выразителем боярского настроения может служить Берсень-Беклемишев, типичный представитель боярства начала XVI века, человек очень умный, очень начитанный. Он часто ходил к Максиму Греку и беседовал с ним о положении дел на Руси, причем высказывал откровенно свои взгляды. Он говорил, что все переменилось на Руси, как пришла Софья, что она переставила все порядки, и потому государству стоять не долго; князь московский не любит, как бывало прежде, советоваться с боярами и решает дела «сам третей у постели», то есть в своем домашнем совете, состоявшем из двух неродовитых людей. Эти речи Беклемишева были обнаружены следствием, и за них ему отрезали язык.