Читать онлайн «Повседневная жизнь Парижа в Средние века». Страница 27

Религиозная жизнь задает ритм жизни парижан

Эта жизнь разворачивалась в рамках прихода — определенной территории со своей церковью и, чаще всего, кладбищем. Содержанием и ремонтом церкви занимался церковный совет. Приходские церкви на протяжении веков перестраивали, увеличивая, обновляя и украшая согласно вкусам и моде эпохи. Например, церковь Сен-Северен расширилась и похорошела в XV веке. Для этого церковный совет купил дома, прилегавшие к старому зданию, выкупил ренты, довлевшие над этими зданиями, и сцепился с капитулом собора Богоматери — владельцем земли, на которой была выстроена часть домов. Каноники заявили, что им не уплатили налог, взимавшийся при переходе имущества от одного ленника к другому, и потребовали компенсации. Церковные старосты считали, что не должны платить компенсации, и оправдывались тем, что цель задуманных преобразований — «увеличение церкви и служение Богу… что есть почтенное дело». В конце концов капитул уступил, но не без пользы для себя: вытребовал ренту в девять су, выплачиваемую клирикам, служащим заутреню, и ренту в четыре ливра, которую можно было бы выкупить за 100 золотых экю. Этот случай служит ярким примером ожесточенных споров, в которых сталкивались между собой религиозные учреждения, когда речь шла о сохранении прав и доходов. Церковные сооружения, расположенные в городской черте, гораздо меньше подвергались преобразованиям и разрушению, чем светские постройки, и этим объясняется тот факт, что в архитектурном плане средневековый Париж представлен почти исключительно церквями. Их изучали, описывали, зарисовывали, а позднее и фотографировали.

Сложнее определить, каким образом их использовали. Потому что церковь — место собраний для воскресной службы (одна из минимальных обязанностей каждого христианина), была и местом распространения информации и новостей. Перед началом мессы кюре объявлял о рождениях, свадьбах, похоронах. Он призывал молиться за умерших и поддерживал память, связывающую живых и покойных. Он говорил также о делах, интересующих прихожан и прихожанок в земном мире. Например, о домах, выставленных на торги, о судебных процессах, о приговорах — в первую очередь об отлучении от Церкви закоренелых грешников. В церкви объявляли о процессиях, молебнах и обо всем, что связано с религиозными праздниками; здесь же они и начинались. Обязательное присутствие и обмен сведениями придавали собраниям в церкви различные функции. Прихожане улаживали там свои личные дела, а значит, могли и вступить в конфликт, порой доходивший до драки. Если проливалась кровь, оскверненная церковь подлежала очищению. Грубость и насилие были свойственны не только мирянам, клирики и монахи тоже могли обругать друг друга, а то и поколотить во время больших драк «до первой крови». Но в то же время церковь, священное место, была убежищем, и тот, кто в ней укрывался, находился под защитой от преследований полиции или суда.

Идеально вести себя в церкви, как это определено в руководствах или советах проповедников, значит выказывать уважение, соблюдать тишину и держать себя скромно в доме Божием. Пример тому содержится в «Парижской домохозяйке». Автор этого произведения объясняет своей молодой супруге, как следует идти в церковь: в обществе почтенных женщин, старше ее по возрасту; входя в здание церкви, она должна потупить глаза, посвятить себя единственно размышлениям и молитве, следуя указаниям служителя культа. В несоответствии между идеальным поведением и обычной манерой себя держать нет ничего удивительного и присущего исключительно Средневековью. Зато важно знать, вменяло ли себе в обязанность подавляющее большинство парижан, ходивших в церковь, вести себя так благочестиво и нарочито, считались ли болтовня и споры неуместными, если не слишком мешали окружающим.

Рядом с церковью находилось кладбище — земля, отведенная для мертвых, но широко используемая живыми. Изменились ли в конце Средневековья, с распространением долоризма (учения о пользе и нравственной ценности страдания) и похоронных настроений, привычки поведения в местах упокоения мертвых, изгнали ли оттуда торгующих и прочих, занимающихся доходной деятельностью, поставили ли под запрет игру и встречи, более или менее допустимые моралью того времени? Из «Дневника парижского мещанина»{19} известно, что проповедник брат Ришар собрал большую толпу увлеченных и взволнованных слушателей на месте братских могил на кладбище Невинно убиенных, встав перед недавно написанной фреской, изображающей «Пляску смерти».

Отношения между верующими и приходским кюре заслуживают особого внимания. В глазах мирян рядовое духовенство выглядело порой менее образованным, чем ученые проповедники-доминиканцы. Однако парижские приходы отдавали клирикам, прошедшим обучение, которые не должны были ударить лицом в грязь перед познаниями монахов — умелых проповедников. Проблемы светской жизни могли в большей степени испортить отношения между прихожанами и клиром. По каноническому праву, совершение таинств должно быть бесплатным, однако папы узаконили приношения, делаемые добровольно, но тем не менее считаемые похвальным обычаем. Крестины, венчания, отпевания приносили значительные доходы, которые кюре, по словам верующих, порой требовали в жесткой форме.

Пример тому нам предоставил кюре церкви Сен-Жак-де-ла-Бушри. После смерти Пернеллы, жены Гильома Никола, кюре Тома Одри велел изъять лучшее платье покойной: та умерла, не оставив завещания, что очень опасно для спасения ее души, поскольку она не смогла искупить свои грехи благочестивыми пожертвованиями. Кюре, самолично забрав часть имущества, подлежащего раздаче беднякам, исправил ее непредусмотрительность. Вдовец, оставшийся с двумя дочками на руках, смотрел на дело иначе. Он попросил парламент вмешаться, чтобы вернуть платье и осудить жадного кюре, обирающего сирот. Тяжба тянулась с 1373 по 1378 год. За этим конкретным случаем угадывается борьба между светской и религиозной юрисдикцией, а потому к нему отнеслись весьма серьезно. Кроме того, он отражает некоторые черты повседневной жизни в Париже.

Вдовец, возможно, был прихожанином не из бедных и имел кое-какие связи, раз его поддержали купеческий старшина и королевский прокурор. Но его гнев, вызванный строгим применением привилегии, признанной за церковным клиром, без всякого сомнения, нашел отклик среди верующих. Кюре не может ссылаться на нужду. Приход Сен-Жак-де-ла-Бушри не беден, и его пастырю, доктору гражданского и канонического права и профессору, наверняка есть на что жить. Но уступить по вопросу о прерогативах духовенства, даже по поводу одного платья, значит, пробить брешь в привилегиях Церкви; незначительных тяжб не бывает, везде нужно быть начеку и себя защищать. Кюре-юрист прекрасно это знает. Кстати, изъятое имущество не так уж ничтожно. Из завещаний следует, что богатые платья из сукна, туники или мантии, отороченные мехом, оставляли в наследство подругам, родственницам и верным служанкам. Стоимость дорогих одежд определялась в описях наравне с бельем, мебелью, металлической утварью или книгами. Наконец, в этом примере мы видим во главе прихода клирика, прошедшего длительное обучение, и это нас не удивляет. Парижу не занимать школяров, магистров и университетских деятелей всякого рода.

Университет, без сомнения, привлекал большое количество клириков, желавших учиться в Париже. В преамбулах к королевским ордонансам, где описывается великолепие столицы, это великолепие непременно объясняется, в частности, притоком клириков со всего христианского мира. Вес Парижу придавал прежде всего богословский факультет, вот почему папство поддержало общину преподавателей и студентов в момент ее столкновения с королевской властью, или властью епископа, в начале XIII века. Римские папы определяли университет как церковный институт со всеми привилегиями, полагающимися первому общественному сословию.

В своем благоволении понтифик не дошел до того, чтобы поддержать учителей из белого духовенства в их борьбе с учителями из нищенствующих орденов, которые не брали со студентов платы, не соблюдали перерывов в занятиях — короче, не проявляли солидарности с коллегами. Спор так и не был полностью урегулирован, и периодически напряженные отношения ухудшались и оборачивались открытым конфликтом. В повседневной жизни обитателей левого берега эти вопросы вызывали дискуссии между группами учителей и студентов, мнения отстаивались на лекциях и в проповедях, а также в повседневных разговорах, о которых, разумеется, не осталось никаких письменных свидетельств.

Когда дебаты, интересующие прежде всего главные умы университета, принимали особый размах, когда они приводили к торжественным заявлениям, тогда все население университета, относящееся к нему прямо или косвенно, принимало в них непосредственное участие. Это проявилось особенно ярко, когда Церковь подкосил Великий раскол, произошедший в 1378 году: были избраны два папы, оспаривавшие между собой законность своей верховной власти. Европейские королевства признали кто одного, кто другого, и Запад оказался расколот на два соперничающих объединения. Раскол сохранялся вплоть до избрания Констанцским собором в 1417 году Мартина V. Между тем, чтобы попытаться покончить с расколом, выдвигались варианты решения, которые пытались применить на практике: военная сила, давление на самих понтификов, временный отказ повиноваться папе с той или другой стороны. В эти бурные годы парижские ученые доктора сыграли важную роль. Так, в 1393 году университет организовал большое совещание, чтобы определить путь к восстановлению единства Церкви; он поддержал отказ французской Церкви повиноваться папской власти в 1398 и 1407 годах. В тот момент международный престиж парижских магистров, политический вес французского королевства и его столицы слились воедино, чтобы придать важности университетскому миру.