Читать онлайн «Вторая мировая война: вырванные страницы». Страница 18

Среди них был и настоящий русский интеллигент, сын поляка и немки, Бронислав Владиславович Каминьский.

Кстати, что касается, данного утверждения. Никто не оспорит того факта, что создатель всемирно известного объемного «Словаря русского языка» (который и сегодня, более чем через полтораста лет после своего издания, считается самым полным и актуальным словарем, наиболее сочно, ярко и красочно отображающим все внутреннее богатство разговорного и литературного русского языка, все его нюансы) Владимир Иванович Даль является русским, русским интеллигентом. Это так. Это факт. Но фактом является и то, что Владимир Иванович Даль по своей крови вообще не русский, а, если уж быть таким принципиальным, датчанин. Его отец приехал в Россию «на хлеба», на выгодную работу, а остался в России на всю жизнь. И сын лютеранина Иоганна Даля стал русским патриотом, православным интеллигентом Владимиром Ивановичем Далем, имя которого навечно неразрывно с самим понятием «Россия».

...Бронислав Владиславович Каминьский отдал Красной Армии долгих три года своей молодой жизни (кстати, не очень активно отдавал: в писарях все больше да штабных, в тылу), демобилизовавшись из нее только в начале 1921 года. Вернувшись в Петроград, откуда он и ушел в армию, Каминьский опять стал студентом, теперь уже Петроградского химико-технологического института, но проучился там недолго, так как горькая и безысходная нужда — главенствующая реальность советской жизни, советской действительности — заставила его вскоре оставить институт и пойти устраиваться на работу «за кусок хлеба». Все же, подыскивая себе такую работу, Каминьский постарался при этом выбрать ее профиль как можно ближе к своей будущей специальности, и поэтому он устроился работать на Петроградский химзавод, где и проработал до 1930 года, когда смог восстановиться в институте, продолжить и наконец-то завершить в нем свое образование. Бронислав Владиславович окончил Ленинградский химико-технологический институт по специальности инженер-технолог химического производства. По призванию своему и увлечениям был типичным «технарем», активно участвовал в работе Ленинградского клуба техники, дискутировал и переписывался с молодыми и уже известными инженерами и учеными из других стран, которые в середине — конце двадцатых годов принимали активное участие в работе этого маленького, своеобразного международного научно-технического форума. Наверное, он был тогда по-настоящему счастлив — молодой, талантливый инженер-химик, с «полетом творческой мысли», не без «Божьего огонька таланта» в восторженной душе, где причудливо перемешались немецкие аккуратность, собранность, уравновешенность, тщательность и здравомыслие, польские изящность, утонченность, набожность и романтичность и русские удаль, безоглядность, непрактичность и доверчивость...

* * *

«Товарищи» таких терпели, но не долго. Уже в 1935 году Бронислав Каминьский был исключен из ВКГТ(б) за «неправильные высказывания относительно политики партии по вопросам коллективизации сельского хозяйства и ликвидации на селе кулачества как класса». Это был первый «звонок» Брониславу Владиславовичу Каминьскому. Сейчас уже неизвестно, правильно ли он понял его значение. Судя по тому, что Каминьский продолжал трудиться на прежнем месте работы и никуда не уехал из Ленинграда, он «не понял». А зря. Потому что в 1937 году Каминьский был арестован «за связь с польской и немецкой разведкой». Вот они когда сказались — папа-поляк и мама-немка. В этом случае уместно предположить, что если бы родителями у него были, ну к примеру, гречанка и португалец, то у Каминьского была бы обнаружена «связь с португальской и греческой разведкой». Привезли Бронислава Каминьского в столицу государства рабочих и крестьян город Москву, где и разместили в Бутырке, и вскоре уже осужденный «зэка» Каминьский со сроком 10 лет в «столыпинском вагоне» был отправлен за Урал. Бериевская, 38-го года, амнистия застала Каминьского в Нижнем Тагиле, где его сначала расконвоировали на ссылку и поселение, а вскорости и отпустили подчистую. Ну, не совсем подчистую — «с поражением в правах». В славном городе Шадринске Каминьский стал работать на местном химзаводе технологом по производству спирта. Передвигаясь в поисках подходящей норы для «лишенца» по «эс-эс-эс-эру» в западном направлении, Бронислав Каминьский в начале 1941-го осел со сбоим «поражением в правах» в глухом закутке Орловской области — поселке Локоть. Там Каминьский устроился работать инженером на местном спиртзаводе.

К этому времени Каминьский был уже ярым врагом «советской» власти. Врагом, впитавшим в свою душу жестокие лагерные законы и лютую ненависть к представителям тогдашней власти, у которого длительное время были крепко связаны руки. И теперь эти руки у него были развязаны.

Кстати, Локоть отличался от всех других подобных поселков российской глубинки тем, что до революции Локоть принадлежал царской фамилии: здесь было имение великого князя Михаила Александровича. Господский двор с дворцом и само поместье были вообще-то не здесь, а по соседству — в Брасове, отстоящем от Локотя на один-два километра, а в Локоте был только охотничий домик великого князя, но гордые поселяне также считали себя дворовыми, а не крепостными. А на Руси испокон веков повелось так, что дворовые, господские крестьяне были на уровень выше по своему складу, развитию, достатку, образованности, чем остальные — крепостные, или, как еще их называли, деревенские крестьяне. Выше тем, что, соприкасаясь ежедневно с барами, господами, дворянами, аристократией, обслуживая их, они перенимали от них много хорошего. Много хорошего им прививали и сами господа. Да и обязанности дворовых были не в пример легче, а жизнь сытнее, чем у остальных крестьян — черных, тягловых, деревенских, крепостных. В этом же случае жители Локотя были не только издавна дворовыми, господскими, но и самой царской фамилии принадлежали. Поэтому подавляющее количество крестьянских хозяйств в Локоте было крепкими, «справными», а сами они были, по определению Бланка-Ульянова, «мелкими хозяйчиками и сельскими буржуа». Поэтому и подавляющее количество крестьянского населения «Локотского Округа», вследствие своей «справности» и хорошей жизни при государе-императоре, своей развитости, образованности, никогда не питало к свергнувшей батюшку-царя «власти рабочих и крестьян», к «товарищам» никакого пиетета и уважения. Наоборот, эта самая растреклятая власть лишила местное население законной гордости от ощущения своей общности с самой царской фамилией, гордости от осознания почетной своей Миссии — прямого служения батюшке-царю, гордости того, что «я вон энтими самыми своими глазами батюшку государя-импиратыря вон ну как тебя, в такой вот близости видел».

Не любили «локотчане» «товарищей».

Потому и в 1930 году потянулись отсюда плотные, забитые окровавленными «зэками» косяки «вагон-зэков» в отдаленные местности севера на свои «законные» пятерики и семерики, а то и десяточки.

«Товарищи» тоже не любили «локотчан».

* * *

Надо сказать, что назначенному обер-бургомистром «Локотской Волостной Управы» Константину Павловичу Воскобойнику и Брониславу Владиславовичу Каминьскому, ставшему заместителем бургомистра, необычайно повезло, потому что именно здесь талантливые активисты на местах встретили полное понимание своих чаяний у местных германских оккупационных властей. Брасовский район Орловской области был в зоне ответственности германской 2-й танковой армии под командованием генерал-полковника Рудольфа Шмидта, который не был фанатичным национал-социалистом и, следуя заветам создателя Германской Империи Отто фон Бисмарка, считал, что Россию надо стремиться иметь своим союзником, а не своей колонией. И уж тем более не своим врагом.

Кстати, именно за свои либеральные взгляды в отношении «Локотской Республики» генерал-полковник Рудольф Шмидт был в августе 1943 года отправлен фюрером «тысячелетнего рейха» в отставку. Затем он попытался принять участие в отстранении «ефрейтора» от власти, но, как известно, попытка эта не удалась. Со всеми, причастными к ней, расправились жестоко и беспощадно. Не избежал своей печальной участи и генерал-полковник в отставке Рудольф Шмидт.

Так же как и Отто фон Бисмарк, Рудольф Шмидт считал, что Россию невозможно завоевать и удержать силой, что только сами русские смогут владеть Россией и желательно, чтобы эти русские были союзниками Германии. Поэтому осенью 1941 года он распорядился создать в качестве эксперимента особый самоуправляющийся русский район, лояльный германскому оружию, со своей властью, своими порядками, своими Вооруженными Силами. На эти власти возлагалась ответственность за поддержание порядка, состояние дорог, заготовки и вывозки сельхоз- и иной продукции (причем в строго ограниченных, «не грабительских» размерах), за обеспечение внутренней безопасности и недопущение на подведомственную территорию «партизан». Этот эксперимент горячо одобрил сам Альфред Розенберг — министр по делам оккупированных областей на востоке, уроженец Санкт-Петербургской губернии. Российский дворянин, бывший царский и, позднее, белогвардейский офицер, безуспешно пытавшийся доказать фюреру «тысячелетнего рейха» разумность именно такого подхода к населению и будущему России.