Читать онлайн «Майя. Загадка исчезнувшей цивилизации». Страница 27

В коридоре, прямо у погребального склепа, состоялось принесение в жертву шестерых юношей, убитых ударами в спину или удавленных. Их безжизненные тела были уложены в каменный гроб и покрыты слоем известкового раствора. Именно в таком виде их и обнаружил Рус.

В классический период майя прибегали к человеческим жертвоприношениям в самых крайних случаях. Этот обряд получил у них распространение лишь после 900 г. н. э.

Его принесли с собой мексиканские завоеватели. Именно тогда массовое убийство людей стали считать совершенно необходимой платой за благосклонность богов. Но в классический период принесение в жертву шести человек даже для того, чтобы обеспечить вечное блаженство могущественному жрецу,— факт необычный. Это своего рода дань глубокого уважения умершему. Память о верховном жреце не померкла с годами. И маня всячески старались установить связь с его душой, все еще парящей над землей. Любопытную каменную трубу, которую нашел Рус в лестничной стене, они соорудили именно для этой цели. Начинаясь в виде резной змеиной головы у одной из сторон саркофага, эта труба шла через смежный коридор, вдоль всей лестницы, к полу храма. Через нее к мертвецу обращались с магическими заклинаниями жрецы. Здесь же совершались, по-видимому, какие-то таинственные обряды, подтверждавшие ответы, которые получали жрецы от умершего. Рус назвал это оригинальное сооружение «каналом для души». Этот «канал» как бы непосредственно соединял царство живых и мертвых. Сейчас трудно сказать, когда завалили обломками и замуровали лестницу, ведущую в гробницу. Вначале казалось, что это сделали сразу, чтобы уберечь гробницу от грабителей. Но Рус, ссылаясь на недавние раскопки, утверждает, что примерно в конце IX в. н. э. Паленке подвергся сильным культурным влияниям извне. Поэтому можно предположить, что могилу жреца — важнейшую святыню города — замуровали именно в это время из предосторожности, опасаясь растущего влияния чужих религий среди населения. Подобного рода детали никогда не удастся установить точно. Они всецело относятся к области догадок. Археологи воссоздают их только на основе разумных предположений. Архитектурный комплекс Храма Надписей с его подземной лестницей, погребальным склепом и «каналом для души» представляет собой наиболее яркий образец высокого искусства архитекторов майя. Этот храм не имеет себе равных по красоте среди других памятников доколумбовых цивилизаций Америки. Его конструкция совершенно уникальна. А сам факт его существования заставляет изменить традиционное убеждение, будто пирамиды в Центральной Америке строились лишь в качестве постаментов для храмов. Весьма вероятно, что сооружения, подобные Храму Надписей, все еще ожидают своих исследователей. Открытие Руса служит ярким доказательством большого влияния жречества у майя и сложной структуры общества, которым управляли жрецы.

Если ради одного жреца был потрачен Такой огромный труд инженеров, ремесленников, каменщиков и земледельцев, работавших непрерывно в течение ряда лет на строительстве гробницы,— то это уже само по себе показывает степень подчинения народа религиозным догматам. Но в истории майя эта гробница лишь одно незначительное звено в цепи лихорадочного строительства, в результате которого возникли десятки ритуальных центров.

История Паленке, как и история майя в целом, во многом остается неизвестной. Большинство городов майя (как и чудесный город на склонах холмов Тумбала) археологически почти не изучено. Но еще больше древних руин, которых вообще не касалась рука археолога, лежит на дне безбрежного моря джунглей, где процветала когда-то империя майя. Тем не менее часто даже одно открытие, подобное тому, какое сделал Рус, за сравнительно короткое время дает археологам необычайно много сведений о различных аспектах изучаемых ими цивилизаций. Это в значительной мере зависит от счастливого случая. Исследователь может наткнуться и на остатки какой-нибудь одинокой крепости или на развалины крупного политического, культурного или религиозного центра. Русу как раз и повезло, когда он приступил к исследованию Храма Надписей.

Если бы Джон Ллойд Стефенс заглянул в глухие дебри джунглей Чиапаса немного восточнее Паленке, он мог бы обнаружить, что потомки древних майя ведут там почти такой же образ жизни, как и до прихода испанцев. Но Стефенс, стремясь как можно быстрее приступить к изучению руин Паленке, пренебрег неясными слухами об этом загадочном племени. Возможно, это и к лучшему. В глухих селениях этих индейцев, известных под названием лакандонов, усердный исследователь старины не встретил бы радушного приема. Задолго до появления Стефенса лакандоны, спасаясь от карательных экспедиций испанцев, укрылись в глубине лесных дебрей Чиапаса и Гватемалы. Полная изоляция от внешнего мира служила им надежным барьером против любых нежелательных влияний. Только она могла спасти лакандонов от полного вымирания. И эта изоляция ревниво охранялась. Даже 50 лет спустя после путешествия Стефенса в Паленке сам факт существования этого племени оставался непроверенным слухом. Гораздо внимательнее отнесся к изучению проблемы лакандонов Альфред Моудсли. Во время своих экспедиций (в конце XIX в.) он понял, что существование прямых потомков древних майя, сохранивших до сих пор свой первоначальный образ жизни, предоставляет ему уникальную возможность сделать сравнительный анализ. Работы Моудсли открыли необычайно заманчивую область исследований. Были ли таинственные лакандоны прямыми потомками тех, кто населял некогда великолепную империю майя, народом, опустившимся до примитивного образа жизни вследствие катастрофических событий, уничтоживших поразительные достижения их праотцов? Изменилась ли их культура в связи с испанской колонизацией в первые века после Конкисты? Если бы эти гипотезы подтвердились, то изучение лакандонов могло дать ценнейшее доказательство связи между настоящим и прошлым. Тогда при изучении истории майя ученые смогли бы опереться на новый источник фактов — этнографию. Моудсли намеревался изучить эти вопросы самым тщательным образом, но все его попытки потерпели неудачу. Не доверяя чужеземцам, лакандоны отказывались давать сведения о своем образе жизни и верованиях. Они по-прежнему таились в джунглях, и встретить их можно было лишь случайно. Однако Моудсли даже на оснований беглых наблюдений убедился, что между лакандонами и строителями древних городов этого района действительно много общего. Лица индейцев, встреченных им во время его экспедиций, имели явное сходство с лицами людей, изображенных на скульптурных монументах соседних археологических памятников. И повсюду, особенно в Яшчилане, он находил среди руин ритуальные предметы, оставленные там совсем недавно индейцами-паломниками,— небольших глиняных идолов и грубые сосуды, в которых сжигалась копаловая смола.

«Почти во всех домах, — пишет Моудсли, — мы встречали глиняные горшки, наполненные каким-то смолистым веществом. Одни из них оказывались более новыми, чем другие, а многие сосуды, судя по их положению, были поставлены там уже после частичного разрушения домов. Я не сомневаюсь в том, что эти горшки изготовлены и принесены сюда индейцами-лакандонами».

На рубеже двух последних столетий собиратели смолы «чикле» («чиклерос») и лесорубы проникли в самое сердце джунглей Чиапаса, начав экономическую эксплуатацию его природных богатств. Они нашли здесь неисчерпаемые запасы смолы и махагониевого дерева[57]. Иногда эти пришельцы брали себе в жены лакандонских женщин. Но гораздо чаще они оставляли после себя внебрачных детей. Болезни и частые переселения в поисках работы и лучших условий жизни резко сократили за последние годы численность лакандонов.

Постепенное вымирание — неизбежный результат их бедственного положения. В настоящее время осталось в живых примерно 160 лакандонов. А условия их жизни таковы, что едва ли есть надежда на постоянный прирост этого исчезающего племени.

Борьба за существование, борьба против возрастающей угрозы болезней и внешних влияний низвела лакандонов до самого примитивного уровня культуры. Окружающие их природные условия — самые неблагоприятные во всей Центральной Америке. Бесконечные пространства влажных тропических джунглей буквально кишат малярийными комарами. Редкие деревушки лакандонов расположены в самых труднодоступных лесных уголках. Жилища-навесы, крытые пальмовыми листьями, позволяют свободно циркулировать внутри слабому лесному ветерку. Какая-нибудь семья может жить совершенно изолированно, за много миль от ближайших соседей. Но гораздо чаще несколько объединившихся семей строят группу домов, расположенных вокруг открытой площадки — «карибальс». Как и в древности, основу питания лакандонов составляет кукуруза. Ее сажают на расчищенных от зарослей участках с помощью примитивных заостренных палок. Кроме маиса, лакандоны употребляют в пищу томаты, бобы, тыкву, кассаву[58], бананы и папайю[59]. Через несколько лет их поля истощаются, и они вынуждены искать другие участки земли, где все повторяется сначала. Этот ненадежный способ земледелия и явился той основой, на которую опиралась в эпоху своего расцвета цивилизация майя. Вплоть до последнего времени лакандоны удовлетворяли все свои нужды с помощью тех продуктов, которые им давала природа. Ткани изготовлялись из древесной коры или из местного хлопка на примитивном ткацком станке. Гамаки, в которых спали лакандоны, были сплетены из растительных волокон, а корзины и лотки — из прутьев, связанных волокнами юкки[60]. Для переноски воды и хранения пищи использовались полые тыквы и разнообразные глиняные сосуды. В настоящее время многие из этих изделий вытеснены промышленными товарами, которые индейцы приобретают путем торговли.