Читать онлайн «Ленин». Страница 96

- Всякого рода беспартийные, рабочие, крестьянские и другие конференции созываются с сугубой осторожностью…

- Разработать план в 2-недельный срок разоружения крестьянского населения во всех губерниях…

- Осуществить учет и регистрацию всех бывших помещиков, крупных арендаторов, бывших полицейских, бывших офицеров…

- Провести чистку государственного и экономического аппарата…

- Особая чистка в Самарской, Саратовской, Тамбовской губерниях и области немцев Поволжья…"179

Я утомил читателя. Но, думаю, он теперь имеет представление о программе полицейских действий, которые выполняли не только Дзержинский и Уншлихт, но и Сталин с Менжинским, Ежовым и Берией. Этот документ, одобренный и завизированный Лениным, - наглядный пример формирования тотальной карательной системы.

Читая подобные документы и материалы, с трудом понимаешь, как человек, рассуждавший о музыке Бетховена, коллариях Спинозы, императиве Канта, любивший убеждать и Горького и Луначарского в том, как большевики ценят интеллигенцию, мог соглашаться с тотальной полицейщиной. Как мог Ленин, претендовавший на роль вождя „нового мира", собственной рукой писать слова: „повесить", „расстрелять", „взять в заложники", „посадить в концентрационный лагерь"… И это ведь не оставалось словами. И вешали, и расстреливали, и брали в заложники, и сажали в концентрационный лагерь…

Как мы знаем, когда большевики вошли в длинную и зловещую долину террора, правовым основанием расстрелов была лишь их „революционная совесть" и скороспелые декреты Совнаркома, поощряющие массовидный террор. Но когда эта большевистская практика стала повседневной, трагически обычной, временами - массовой, Ленин почувствовал необходимость теоретического и практического „обоснования" политики беззакония.

Можно было бы долго рассказывать о научных изысках вождя в этой области, однако достаточно привести один его „теоретический фрагмент". В ноябре 1920 года в журнале „Коммунистический Интернационал" была опубликована ленинская статья "K истории вопроса о диктатуре". Заявив привычно в начале статьи, что „кто не понял необходимости диктатуры любого революционного класса для его победы, тот ничего не понял в истории революций…"180, Ленин формулирует ряд положений, призванных оправдать и обелить революционный террор. Чего только стоит его формула: „Диктатура означает - примите это раз и навсегда к сведению… - неограниченную, опирающуюся на силу, а не на закон, власть"181. Не на закон, заметьте… Как в шайке бандитов. Ленину очень нравится жонглировать идеей: диктатура - это власть силы, а не закона. В статье это повторяется многократно, говоря словами Горького, с "логикой топора". Поразительно, но Ленин просто любуется своим страшным научным открытием: „Неограниченная, внезаконная, опирающаяся на силу, в самом прямом смысле слова, власть - это и есть диктатура"182. Ленину так нравится теоретическая находка, которая сразу же все объясняет и оправдывает, что он дает даже свою дефиницию: „Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть". По Ленину, „революционный народ" непосредственно „чинит суд и расправу, применяет власть, творит новое революционное право"183. Расправа от имени диктатуры пролетариата и есть, по Ленину, „революционное право".

Даже если учесть, что мы судим о „научном" и политическом творчестве Ленина спустя многие десятилетия после того, как он писал эти строки, испытываешь содрогание от безапелляционной социальной жестокости вождя русской революции. Все правотворчество и „революционная практика" большевиков опирались и исходили из возможности власти, не ограниченной „никакими законами, никакими абсолютно правилами…". Глубочайший антигуманизм, извращающий все программы и цели, провозглашенные «идеалистами.

Немаловажная деталь: до революции Ленин, хотя и обладал решительностью делать необычные выводы („превратить войну империалистическую в войну гражданскую"), но никогда, за редкими исключениями, не опускался до "логики топора", палаческой методологии. Положив свои руки на штурвал российского большевистского корабля, Ленин едва заметным движением плеч сбросил плащ социал-демократа, быстренько напялив на себя одеяние якобинца. Все его мировоззренческие и политические установки исходят из макиавеллистской посылки: удержать власть любой ценой! А эти „редкие исключения" до октября 1917 года все же были. То была, так сказать, теоретическая репетиция.

В 1905 году Ленин в своих заметках „О терроре" фактически оправдывает вооруженное насилие Он пишет, что „при неслыханной жестокости правительственных преследований… политические убийства являются совершенно естественным и неизбежным ответом со стороны населения"184. Видимо, „неслыханные жестокости правительственных преследований" Ульянов испытал в Шушенском, где он оттачивал свое перо, отдыхал, охотился, занимался перепиской…

Но Ленин не ограничится теоретическим обоснованием „законности" террористической политики, он примет самое непосредственное участие в кровавом „творчестве". Его переписка с Дмитрием Ивановичем Курским, наркомом юстиции республики, например, весьма красноречива и показательна.

Ленин наивно надеется, что с помощью органов юстиции можно избежать начавшегося формирования огромного малоподвижного чудовища бюрократии. Особенно вождя волнует „волокита". Он предлагает Курскому придавать фактам волокиты политическую окраску: „…обязательно этой осенью и зимой 1921/22 года поставить на суд в Москве 4-6 дел о московской волоките, подобрав случаи „поярче" и сделав из каждого суда политическое дело…185.

Ленин продолжает надеяться, что комиссариат юстиции сможет навести „революционный порядок" в советском аппарате, уже в первые же годы погрязшем в рутине бюрократии. „В наших гострестах, - пишет Председатель Совнаркома Курскому, - бездна безобразий. И худшие безобразники, бездельники, шалопаи, это -.добросовестные" коммунисты, кои дают себя добросовестно водить за нос

НКюст и Ревтриб отвечают в первую голову за свирепую расправу с этими шалопаями и с белогвардейцами, кои ими играют…"186 Ознакомившись с „безобразиями" в комитете по делам изобретений (как пишет Ленин, „в этих учреждениях имеется достаточное количество ученых шалопаев, бездельников и прочей сволочи…"), вождь вновь взывает к Курскому: „Нужно в Ревтрибунале поставить политический процесс, который как следует перетряхнул бы это „научное" болото…"187

Но эта „записочная" форма управления органами правосудия не отвлекает Ленина от главного: создания правовой базы для репрессивного аппарата. Хотя слово „правовой" в условиях диктатуры, как мы имели возможность ознакомиться, имеет мало отношения к правосудию.

В 1922 году Народный комиссариат юстиции приступил к разработке Уголовного кодекса РСФСР. Ленин не раз встречался с Курским, писал ему записки и даже формулировал проекты статей. В записке, отправленной наркому юстиции, Ленин без обиняков сразу же пишет:

„Т. Курский!

По- моему, надо расширить применение расстрела (с заменой высылкой за границу)…"188

Через два дня юрист Ленин шлет новое послание Курскому, являющееся, по сути, методологическим и политическим указанием: „…Суд должен не устранить террор; обещать это было бы самообманом или обманом; а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и прикрас. Формулировать надо как можно шире, ибо только революционное правосознание и революционная совесть поставят условия применения на деле…"189 Более откровенно не скажешь: террор надо „узаконить принципиально" и сформулировать сферу применения террора „как можно шире…". Но Ленин не довольствуется этими общими принципиальными указаниями, он демонстрирует сам, как это нужно делать. К записке приложены два варианта, показывающие, как нужно „расширять применение расстрела". Приведем только первый вариант статьи (второй мало чем отличается от первого):

„Пропаганда, или агитация, или участие, или содействие организациям, действующие (пропаганда и агитация) в направлении помощи той части международной буржуазии, которая не признает равноправия приходящей на смену капитализма коммунистической системы собственности и стремится к насильственному ее свержению, путем ли интервенции, или блокады, или шпионажа, или финансирования прессы и т.п. средствами, карается высшей мерой наказания, с заменой, в случае смягчающих вину обстоятельств, лишением свободы или высылкой за границу"190. Перо юриста!