Читать онлайн «Союз плуга и трезуба. Как придумали Украину». Страница 2

Впрочем, Бог из уважения к выдающимся заслугам покойного перед нацией, несомненно, должен был обратиться к нему на национальном языке. Не «раб Божий Николай», а «раб Божий Микола». А то Михновский, чего доброго, вообще отказался бы разговаривать с ним — строго по своей заповеди № 4: «Усюди і завсігди уживай української мови».

А дальше Господь всемилостивый, возможно, даже спросил бы нашего Миколу не без иронии (ибо и ирония ему не должна быть чужда, раз он вездесущ), но уже на государственном наречии имперской казармы и Академии наук, хорошо известному Михновскому не только по гимназии и университету, но и по многолетней службе в царском суде, где он годами держал дулю в кармане, не забывая разжимать пальцы в нужный момент, когда следовало расписаться за казенное жалование: «Куда желаете на выбор: в москальский рай с официантами-ангелами в косоворотках, разносящими расстегайчики и соленые рыжики на закуску к холодной водочке? Или — в строго украинский самостийный ад только для национально-сознательной публики — с чертями в шароварах и вышитых крестиком сорочках и тихим хором подчертков, распевающих: «Ще не вмерла Україна!»?

Не знаю, как вы, а я уверен, что Михновский выбрал бы национально-сознательный ад. Ведь недаром именно ему приписывали известную фразу: «Геть москалів з українських тюрем!»

Перефразируя одного популярного автора, историю Украины, как и любой другой страны, можно написать по-разному. Марксист стал бы рассматривать ее как борьбу классов. Православный идеалист — как назидательный урок свыше человеческой популяции, осмелившейся жить без Бога в сердце и Царя в голове.

Но я хотел бы реконструировать возникновение Украины совсем под другим углом — как историю массовых психозов и навязчивых идей.

Принято считать, что человек есть существо разумное. Эта точка зрения широко распространена. На первый взгляд, вроде бы так и есть. Значительная часть представителей нашего вида способна к созидательному труду и даже творчеству. Мы умеем писать и считать.

Твердо отличаем правую ногу от левой, для чего призывникам уже не нужно обертывать одну из них сеном а другую соломой. А некоторые из нас даже изумляют менее одаренное большинство изобретением той или иной технической игрушки, якобы облегчающей бытие.

Успехи прогресса не могут не радовать. Они внушают веру, что жизнь не только хороша, но и будет становиться все лучше. Что если сегодня весело, то завтра станет еще веселей! Иногда просто дух захватывает от того, сколько вокруг всего понавыдумывали. Все это так.

Однако в Историю человек влипает в абсолютно бессознательном, я бы даже сказал, бесчувственном состоянии. Как тот же Михновский. Такое впечатление, что он то ли обкурился чего-то, то ли напился до состояния скота. В лучшем случае, шел по улице, размечтался о высоком и вдруг БАЦ (!) головой об столб. Аж искры прыгнули из глаз, сигнализируя, какой конфуз получился от столкновения прекраснодушных идей с грубой действительностью. Так и с украинским национализмом. Думали, как лучше. А получилось, как всегда. Впрочем, вас же предупреждали. Что же вы не прислушались?

В конце XIX столетия территория современной Украины входила в состав двух великих империй — Российской и Австро-Венгерской. В гербах и той, и другой красовался унаследованный от Рима двуглавый орел. Короны, перья — все один к одному. Разница была только в том, что орел российский лениво держал в лапе скипетр, а австрийский, более хлипкий и нервный — пламенеющий меч. И все бы ничего. Забавлялась бы Вена оперетами Кальмана, а Петербург — дягилевским балетом. Да только это был воистину «конец века» — fin de siecle, как говорят французы. Он ознаменовался резким ростом еретической идейности, омрачившей рассудок вчерашних верноподданных.

На свет появилось поколение людей горячих, нетерпеливых и не собиравшихся довольствоваться, как их отцы» заезженной формулой: «Христос терпел и нам велел».

Некоторые из новых идей возникли на местной почве. Другие проникли извне — через плохо охраняемые границы. Но все они имели западные истоки и были порождены тесными условиями тогдашней европейской жизни. Вместить же ее в рамки приличия не мог даже империализм с его корсетами для дам, паровыми моторами для мужчин, эдисоновским электричеством для освещения своего величия и сливным бачком для самых активных особей в виде политики колониализма.

Призрак коммунизма уже полвека неприкаянным бродил по Европе, выискивая для материализации страну, которую не жалко. Но это было еще полбеды. Другая половина интеллектуального бедствия заключалась в том, что вместе с призраком коммунизма по тем же тропам стали слоняться еще несколько подобных привидений.

Бородатый призрак анархизма в широкополой шляпе, смахивающий то на французского бузотера Пьера Прудона, то на беглого русского помещика Бакунина. Как и положено настоящему анархисту, не признающему никаких властей, это идеологическое чудовище активно размножалось спорами. Вокруг грузного бородача, как опята, выскакивали детишки помельче — анархо-коллективизм, анархо-синдикализм и совсем уж мелкие, но необыкновенно ядовитые и буйственные грибки-галлюциногены, носившие наименование анархистов-безмотивников.

Одна из этих «поганок» — итальянский анархист Луиджи Лучени пырнул ржавым напильником в 1898 году австрийскую императрицу Елизавету, когда она выходила из отеля в Женеве. Загоняя заточку в шестидесятилетнюю даму, сохранившую девичью стройность, борец за счастливое будущее воскликнул: «Да здравствует анархия! Смерть обществу!».

Несчастная женщина, олицетворявшая для Лучени это самое ненавистное старое общество, умерла через час, а убийца, приговоренный к пожизненному заключению, еще успел настрочить мемуары «Я ни о чем не жалею» перед тем, как повеситься в тюрьме.

До возникновения на территории Украины первого анархистского «квазигосударства» — Махновии оставалось ровно двадцать лет. Но об этом никто не догадывался. Нестору Ивановичу Махно было только десять, и он еще даже не успел поучаствовать в покушении на полицейского в Гуляй-Поле, с чего в 1907 году стартует его феерическая политическая карьера.

А всего за два года до того, как Луиджи Лучени воткнул свою заточку в императрицу Елизавету, в столице ее империи — Вене — вышла книга отца мирового сионизма Теодора Герцля «Еврейское государство». Впрочем, он не был первым. В 1893 году англиканский священник Вильям Хехлер — «христианский сионист», как его называют, выпустил брошюру «Возвращение евреев в Палестину согласно пророчествам». Прочитав сочинение Герцля, добрый Хехлер, вместо того, чтобы подать в суд за плагиат, пришел в восторг от того, насколько совпадают их взгляды.

Разыскав Герцля, он устроил ему две аудиенции у турецкого султана Абдул-Гамида и молодого германского кайзера Вильгельма II. Палестина входила тогда в Османскую империю, а немцы являлись ближайшими союзниками турок. Мысль увлечь кайзера идеей восстановления Израиля, чтобы он тактично намекнул об этом своему другу султану, была, как казалось Хехлеру и Герцлю, здравой. Однако, император Германии куда больше интересовался строительством военного флота, мечтая поколебать могущество Великобритании на морях. Как большой ребенок он выслушал аргументы двух первых сионистов, сыпавших цитатами из Библии, пришел в восторг и… ничего не сделал. А Абдул-Гамид делиться «своей» землей с кем-либо, в том числе и с евреями, не пожелал.

Казалось бы, какое это имеет отношение к Украине? Прямое! У Герцля с Хехлером тут нашлись многочисленные последователи, пожелавшие материализовать их видение. Владимир Жаботинский — организатор еврейского легиона на службе Великобритании во время Первой мировой войны и по совместительству большой почитагель Тараса Шевченко — родился в Одессе, а первый премьер-министр Израиля Голда Мейер в Киеве.

Призрак сионизма недаром возник в Европе в том же XIX столетии, что и коммунизм с анархизмом. Появление этих идеологических мутаций свидетельствовало о глубоком кризисе традиционного европейского общества. Век прогресса проявил первые признаки приближения конца. Запахло жареным — кострами нового Средневековья. Людей в Европе стало слишком много, а земли для них слишком мало. Все почувствовали тесноту. Как физическую. Так и духовную. Каждый начал искать свою землю обетованную.

Причина кризиса крылась все в том же прогрессе. С 1800 по 1913 год население Европы почти утроилось, достигнув 458 миллионов человек. Этот скачок произошел на глазах всего лишь трех поколений. И конца ему не было видно. Среднегодовой прирост в Великобритании составлял 13,2 человека на тысячу. В Германии — 7,4. В России — 8,6. Европа была перенаселена половозрелой молодежью, не знавшей, на какой алтарь себя положить.