Читать онлайн «Забытая трагедия. Россия в первой мировой войне». Страница 92

Гофман пишет о лояльности большевиков западным союзникам: «Русские придавали большое значение привязке к Восточному фронту германских войск, размещенных здесь, и предотвращению их транспортировки на запад… Еще перед началом брест-литовских переговоров нами был получен приказ о переводе на запад основной части нашей восточной армии. Поэтому мне не составило труда согласиться с условием русских» {544} . Это положение было включено в соглашение о перемирии от 25 декабря 1917 г.: «Договаривающиеся стороны обещают не предпринимать переводы войск до 14 января 1918 г. на фронте между Черным морем и Балтийским морем, если такие переводы не были уже начаты к моменту подписания перемирия» {545}.

Кюльман начал 22 декабря 1917 г. трехдневные переговоры сладкими речами: «Наши переговоры начинаются в преддверии праздника, который на протяжении многих столетий обещал мир на земле и благоволение в человецех» {546} . Перед Германией распростерлась жертва, и немцы были близки к цели, которой они три года добивались огнем и мечом, газами и огнеметами. Переговоры представляли собой необычное зрелище. Вспоминает один из членов русской делегации;

«Собранные вместе поспешно, составленные из элементов, ни в коем случае не единодушных в своих тактических взглядах и — хуже всего — не имеющих возможности прийти к взаимопониманию между собой, не имея опыта в искусстве дипломатического обмана там, где многое значило каждое слово, большевистская делегация выступила против опытного противника, который предусмотрел все свои действия заранее. Не зря перед немцами и союзными с ними дипломатами лежали отпечатанные инструкции, ремарки, меморандумы, в то время как перед нами лежали лишь чистые листы белой бумаги с аккуратной синей оберткой, приготовленные самими же немцами» {547}.

На первом же заседании Иоффе выступил с обращением ко всем воюющим державам: прекратить войну и заключить общий мир. Иоффе представил русские условия мирного соглашения {548} . Шесть его пунктов исходили из отрицания аннексий и контрибуций. Он требовал права свободно распространять революционную литературу. После неловкого молчания Гофман запросил русскую делегацию, уполномочена ли она своими союзниками делать такие предложения? Иоффе должен был признать, что от стран Антанты русская делегация таких полномочий не получила. Немцы потребовали от русской делегации держаться в рамках собственных полномочий. Требование русской делегации о беспрепятственном провозе литературы и листовок в Германию Гофман отклонил, но охотно согласился на провоз подобной литературы во Францию и Англию.

Генералу Гофману были даны две главные инструкции: 1) «категорически требовать от России эвакуации Ливонии, Эстонии и Финляндии»; 2) если Запад предложит всеобщие переговоры о мире, соглашаться на них лишь при отсутствии ограничений на подводную войну. Второе условие было обязательным для Гинденбурга — он хотел свободы маневра против Запада на максимально широком фронте. Германские дипломаты присоединились к лозунгу мира без аннексий и контрибуций. Таким образом они хотели расшатать мораль Запада. Но немцам, сидевшим за столом переговоров в Брест-Литовске, была удивительна убежденность русских в том, что аннексий можно избежать и на Восточном фронте. Гофман вынес впечатление, что в их рядах царит счастливая убежденность в возможности восстановления предвоенных границ, в том, что немецкие войска, восприняв идеи абстрактной справедливости, добровольно отступят к границам 1914 г.

Гофман полагал, что нельзя позволить русским возвратиться в Петроград с иллюзиями относительно готовности Германии повиноваться прекраснодушному порыву. Они могут внушить эти фантазии своему правительству и широким народным массам. Когда же выяснится, что германская позиция истолкована неверно, это вызовет нежелательный психологический шок, который перерастет в решимость сопротивляться немцам. Следует заранее объяснить русским фантастичность их надежд.

27 декабря немцы представили свои условия. Советская делегация выглядела так, словно она «получила удар по голове» {549} . Фокке увидел главу советской делегации «пораженным, истощенным и сокрушенным». Покровский рыдал: «Как можно говорить о мире без аннексий, если Германия отторгает от России восемнадцать губерний» {550} . По свидетельству Гофмана, Иоффе был потрясен германскими условиями и разразился, протестами. Каменев впал в ярость. Возникает вопрос: какова была степень реализма лидеров большевистской России, если они не предполагали подобных требований от Германии? 28 декабря советская делегация подписала формальное перемирие и отбыла в Петроград на двенадцатидневный перерыв {551} . Гофман хотел, чтобы Иоффе обрисовал ситуацию Ленину и Троцкому. Людендорф ликовал: «Если в Брест-Литовске все пойдет гладко, мы можем ожидать успешного наступления на Западе весной» {552}.

30 декабря 1917 г., по возвращении Иоффе из Бреста, Троцкий обратился к прежним союзникам, снова приглашая их к переговорам. Он объявил, что «сепаратное перемирие не означает сепаратного мира, но оно означает угрозу сепаратного мира» {553} . Троцкий параллельно угрожал: самоопределения ждет не только Эльзас и Галиция, но и Ирландия, Египет, Индия {554} . Ленин решил отложить подписание мира настолько, насколько это возможно. Но Ленин нуждался в мире, и в Брест он послал лучшего из наличных талантов — Троцкого.

Встречая Рождество 1917 г., император Вильгельм Второй заявил, что события уходящего года неопровержимо доказали ту истину, что Бог на стороне Германии. Англичане могли сказать то же самое, празднуя Рождество в только что оккупированных Вифлиеме и Иерусалиме. И только Россия не могла разделить такой уверенности. Большевики испытывали страшное напряжение, осознавая, что подписание мира с немцами может стоить им правления в стране. А вдали уже маячил грозный знак гражданской войны.

Выработка условий Брест-Литовского мира была для германских дипломатов захватывающей задачей. Кюльман поставил перед собой задачу прибегнуть к тактике косвенных аннексий, используя принцип права на национальное самоопределение. «Мой план состоял в том, чтобы втянуть Троцкого в академическую дискуссию о праве на национальное самоопределение и приложении этого принципа на практике, чтобы получить посредством применения этого принципа все территориальные уступки, в которых мы абсолютно нуждались» {555} . «Союз немецких производителей стали и железа» потребовал, чтобы немцам была гарантирована свобода экономической деятельности в России. Их особенно интересовала железная руда и марганец, для того чтобы в будущей войне с англосаксами получить независимую базу производства оружия. «Россия должна быть превращена в поставщика сырьевых материалов, зависимого от Германии». Было выдвинуто требование разорвать соглашения России с Америкой, Англией и Францией, осуществить «свободную миграцию рабочей силы из русских индустриальных районов» {556}.

Пробным камнем грядущих переговоров была Украина. Германия следила, за тем, как реализовывалось решение наркома иностранных дел Троцкого и наркома внутренних дел Церетели предоставить Украине право самоопределения. Хотя первый «Универсал» решительно провозгласил единство Украины и Великороссии, автономия Рады предоставила немцам новые возможности. 24 декабря 1917 г. украинская Рада провозгласила свою независимость. Через два дня Берлин пригласил представителей Рады в Брест-Литовск.

Одновременно немцы проявили «полное непонимание» миссионерского пыла большевиков. Делегация во главе с Г. Зиновьевым, задачей которого было осуществление социальной революции в Центральной Европе, была остановлена первым же немецким часовым. Тонны подрывной литературы были по немецкому требованию сожжены. Германским независимым социалистам было запрещено посещать невиданное новое государство — Советскую Россию. В то же время Россия впервые за два с половиной года приоткрылась для Германии — появилась возможность провести линию сообщения между Петроградом и Берлином. Германские коммерческие агенты стали нащупывать почву возвращения в Россию.

Англичане считали серьезным просчетом прямолинейную дискредитацию правительства, которое все-таки выступало от лица одной то крупнейших стран мира. Постоянные глупые атаки на большевиков в британской прессе — что Ленин является германским агентом и т. п. — сбили с толку население в Англии и привели в бешенство большевиков здесь; Получилось все по-детски. Французы ведут себя еще хуже, но янки играют более тонко. В любом случае у нас (пишет англичанин из Петрограда. — А.У.) сложилось впечатление капитуляции в пользу Германии, что ощутимо бьет по нашему престижу… Нашим интересам соответствует избегать, настолько долго, насколько это возможно, открытого разрыва с этой сумасшедшей системой» {557} . Заведомая враждебность может дорого стоить. Долг России Британии составил к началу 1918 г. 600 млн. фунтов стерлингов.