Читать онлайн «Исследование истории. Том I: Возникновение, рост и распад цивилизаций.». Страница 46

Так ответ западной цивилизации на заморский вызов Скандинавии дал рождение новым королевствам Англия и Франция. В дальнейшем, в процессе приобретения господства над своими противниками, французский и английский народы выковали мощный военный и социальный инструмент феодальной системы, причем англичане еще сумели дать художественное выражение эмоциональному опыту этого сурового испытания в новой вспышке эпической поэзии, фрагмент которой сохранился в «Песни о битве при Молдоне»[302].

Мы должны также заметить, что Франция повторила в Нормандии подвиг англичан в Лотиане, заполучив скандинавских завоевателей Нормандии в качестве рекрутов завоеванной цивилизации. Менее чем через столетие Ролло и его спутники заключили с Каролингом Карлом Простым пакт, обеспечивавший им постоянное поселение на атлантическом берегу Франции (912 г.). Их потомки расширили границы западно-христианского мира в Средиземноморье в ущерб Православию и исламу и распространяли яркий свет западной цивилизации, который теперь воссиял во Франции, в островных королевствах Англии и Шотландии, в то время еще лежавших в полумраке. С физиологической точки зрения, норманнское завоевание Англии можно было бы рассматривать как окончательное достижение ранее сорванных целей варваров-викингов, но с точки зрения культурной, такая интерпретация — просто нонсенс. Норманны отказались от своего скандинавского языческого прошлого, начав не уничтожать закон западного христианства в Англии, а исполнять его. В битве при Гастингсе[303], когда норманнский воин-менестрель Тайлефер скакал по полю сражения впереди норманнских рыцарей, он пел не на норвежском, а на французском языке, и не «Сагу о Сигурде», а «Песнь о Роланде». Когда западно-христианская цивилизация «пленила» подобным образом скандинавских захватчиков своих владений, было неудивительно, что она стала способна закрепить свою победу, заняв место недоразвитой скандинавской цивилизации в самой Скандинавии.

Нам осталось еще рассмотреть последнее пограничное давление, которое по времени было первым, превзойдя все остальные по своей интенсивности, и казалось поразительным по своей мощи, если сравнить его с явно ничтожными силами нашей цивилизации в ее колыбели. В самом деле, по мнению Гиббона, оно едва не занесло западное общество в список недоразвившихся цивилизаций[304]. Арабское нападение на младенческую цивилизацию Запада было эпизодом в последнем сирийском ответе на продолжительное эллинское вторжение в сирийские владения. Поставив перед собой задачу усиления ислама, арабы не успокоились, пока не восстановили сирийское общество в границах бывших владений в период его наибольшего распространения. Не удовольствовавшись воссозданием в качестве Арабской империи сирийского универсального государства, первоначально воплощенного в Персидской империи Ахеменидов, арабы продолжили отвоевывать древние финикийские владения Карфагена в Африке и Испании. В этом последнем направлении они пересекли в 713 г., по стопам Гамилькара и Ганнибала, не только Гибралтарский пролив, но также и Пиренеи. Впоследствии, хотя и не стремясь превзойти ганнибаловский переход через Рону и Альпы, они проложили новые пути, которыми Ганнибал не ступал никогда, и привели свои военные силы на Луару.

Поражение, нанесенное арабам франками под водительством деда Карла Великого в битве при Туре в 732 г., явилось, несомненно, одним из решающих событий в истории. Западная ответная реакция на сирийское давление, которое о себе заявило, оставалась в силе и все более увеличивалась на этом фронте, пока примерно семь или восемь веков спустя его импульс не перенес португальский авангард западно-христианского мира прямо с Иберийского полуострова за море, вокруг Африки, в Гоа, Малакку и Макао, а кастильский авангард — через Атлантику в Мексику и через Тихий океан — в Манилу. Эти иберийские первопроходцы сослужили беспримерную службу западно-христианскому миру. Они расширили горизонт и тем самым потенциальные владения общества, представителями которого были, пока он не охватил все обитаемые земли и годные для плавания моря земного шара. В первую очередь именно благодаря иберийской энергии западно-христианский мир вырос, подобно горчичному зерну из притчи, в «великое общество» — дерево, в ветвях которого поселились все нации Земли.

Пробуждение энергии иберийского христианства под воздействием стимула давления со стороны мавров подтверждается тем фактом, что эта энергия иссякла, как только маврское давление прекратилось. В XVII столетии португальцы и кастильцы были вытеснены в открытом ими Новом Свете любителями вмешиваться в чужие дела — голландцами, англичанами и французами — из транспиренейских частей западно-христианского мира, и это поражение за морем по времени совпало с устранением исторического стимула на родине в результате массового истребления, изгнания или насильственного обращения в христианство оставшихся на полуострове «морисков».[305]

По-видимому, отношение иберийских пограничных земель к маврам схоже с отношением дунайской Габсбургской монархии к османам. Каждый из них был силен до тех пор, пока сильно было давление. Как только давление слабело, и Испания, и Португалия, и Австрия начинали ослабевать и терять лидерство среди конкурирующих держав западного мира.

Хромые кузнецы и слепые поэты

Если живой организм ущемлен по сравнению с другими представителями данного вида и потерял возможность пользоваться неким отдельным органом или способностью, он, вероятно, ответит на этот вызов специализацией другого органа или способности, пока не получит преимущество над своими собратьями в этой второй сфере деятельности, компенсировав свою ущербность в первой. Например, слепой человек склонен развивать чувство осязания более тонкое, чем то, которым обычно обладают люди, пользующиеся зрением. Подобным образом мы находим, что и в социальном организме группа или класс, являющиеся социально ущемленными — или в результате какого-то несчастья, или по собственной вине, или по вине других членов общества, в котором они живут, — вероятно, ответят на вызов затруднений в некоторых сферах деятельности или всецелого исключения из этих сфер, сконцентрировав свою энергию в других сферах и достигнув превосходство там.

Быть может, уместнее начать с простейшего случая — с ситуации, в которой некие физические недостатки препятствуют занятию отдельных индивидуумов деятельностью, обычной в том обществе, членами которого они являются. Давайте, например, вспомним затруднительное положение, в котором слепой или хромой человек оказывается в варварском обществе, где обычный мужчина является воином. Как реагирует хромой варвар? Хотя ноги и не могут вести его в сражение, его руки могут ковать оружие и доспехи для его товарищей, и он приобретает умение в ремесле, которое делает их столь же зависимыми от него, как и он зависим от них. Он становится повседневным прототипом хромого Гефеста (Вулкана) или хромого Вёлунда (Виланда-Кузнеца) в мировой мифологии. А как реагирует слепой варвар? Его удел хуже, ибо он не может использовать свои руки в кузнечном деле. Однако он может использовать их для игры на арфе в сочетании со своим голосом, а также использовать свои умственные способности для создания поэзии, воспевающей те деяния, которые сам совершить не может, но о которых узнает из вторых рук из безыскусных воинских рассказов своих товарищей. Он становится средством достижения того бессмертия славы, которого жаждет варварский воин.

Рабство

Среди тех видов ущемления, причиной которых является не врожденное несчастье, а дело человеческих рук, наиболее явным, наиболее универсальным и наиболее суровым является рабство. Возьмем, к примеру, факты, касающиеся огромного притока иммигрантов, которых свозили в Италию в качестве рабов со всех стран Средиземноморья в течение двух ужасающих веков между войной с Ганнибалом и установлением мира при Августе. Ущербность, под воздействием которой эти рабы-иммигранты начинали свою новую жизнь, почти невозможно вообразить. Некоторые из них были наследниками культурной традиции эллинской цивилизации и явились свидетелями того, как рушился весь их духовный и материальный универсум, как грабили их города и уводили на рабский рынок их сограждан. Другие, происходившие из восточного «внутреннего пролетариата» эллинского общества, хотя уже и утратили свое социальное наследие, однако не утратили способности переживать мучительные личные страдания, которые причиняет рабство. Существовала древнегреческая поговорка: «день рабства лишает человека половины его человечности». Эта поговорка находила ужасающее подтверждение в падении происходившего из рабов римского городского пролетариата, который жил не хлебом единым, но «хлебом и зрелищами» (partem et circences) со II столетия до христианской эры по VI столетие христианской эры, пока материальное благополучие не закончилось и народ не исчез с лица земли. Эта затянувшаяся «жизнь-в-смерти» была воздаянием за неудавшийся ответ на вызов рабства, и нет сомнения в том, что широкая дорога к гибели была протоптана большинством тех человеческих существ самого различного происхождения и с самым различным прошлым, которые были обращены в рабство en masse в самый злой век эллинской истории. Однако были и такие, кто ответил на этот вызов и преуспел в «делании добра» тем или иным образом.