Читать онлайн «Труды по истории Москвы». Страница 41

Московские черные сотни, как видим, явление очень давнее. Конечно, сотни XIV–XV веков имели отличие от позднейших сотен, но некоторые общие черты московского сотенного устройства додержались до XVIII века, когда новое городское устройство решительно покончило со многими московскими порядками, восходившими к отдаленным временам.

Существование «московской рати», в которой видное место принадлежало черным людям, большое экономическое значение Москвы как ремесленного и торгового города заставляли великих князей с особым вниманием относиться к нуждам московских горожан.

Выразительная картина взаимоотношений великого князя и черных людей рисуется перед нами в рассказе о «скорой татарщине» в 1451 году. В результате татарского набега городские посады выгорели, но Кремль уцелел. Великий князь, возвратившийся в город, утешал, по словам летописи, «градный народ», говоря: это беда нашла на вас ради моих грехов, но вы не унывайте, каждый из вас пусть ставит дома на своих местах, а я рад жаловать и дать льготу.[329] В чем выражалась «льгота», мы знаем по другим свидетельствам – это было освобождение от налогов и повинностей на определенное время. Михаил Андреевич Верейский (около 1450 года) получил «льготу» для некоторых своих волостей не платить ордынской дани в течение 5 лет.[330]

Наряду с черными сотнями в Москве в средневековое время существовали дворцовые, княжеские и боярские слободы. С течением времени дворцовые слободы эволюционировали и сделались почти синонимами черных сотен, но в Москве XIV–XV веков значение слобод было иное. Они существовали на особом праве в качестве дворцовых слобод, населенных великокняжескими людьми, в качестве княжеских, боярских и церковных слобод.

К числу дворцовых людей причислялись различного рода люди, в том числе и мастера, которых Иван III называет своими («за мастеры, за моими»).

Великие князья обращали особое внимание на огородников и мастеров, которых они брали из числа сельчан и холопов, оседавших в городах.

Московские дворцовые слободы были населены ремесленниками, как это вытекает из самих их названий.

По списку С. К. Богоявленского, в XVII столетии в Москве насчитывалась 51 дворцовая слобода. Из них ряд слобод назывался по ремесленным специальностям. К их числу принадлежали следующие слободы: Барашская, Басманная, Бронная, Гончарная, Денежная, Иконная, Кадашевская, Кошельная, две слободы Кузнецкие, Огородная, Печатная, Плотничья, Сыромятная, Таганская, Трубничья, Хамовная (она же Тверская), Константиновская.[331]

К перечисленным можно добавить 3 слободы каменщиков (Каменная слобода у Смоленской площади, Каменная за Яузой, Каменщикова, или Каменная, за Яузой, где находятся улицы Большие и Малые Каменщики). Расположение названных и других дворцовых слобод можно проследить по прилагаемой карте, составленной С. К. Богоявленским.

Кроме того, существовали дворцовые слободы, населенные огородниками и садоводами (Огородная слобода и три Садовые, или Садовнические, слободы), несколько конюшенных слобод (Конюшенная Большая, Конюшенная Новая, Лужники Большие, Лужники Малые и еще Лужники Малые), Овчинная слобода, Ямские слободы (Дорогомиловская, Коломенская, Переяславская, Рогожская, Тверская). В XVII столетии существовали дворцовые слободы, где жили люди, обслуживавшие царский двор; такие слободы называли «Кормовыми». Память о них сохранилась в характерных названиях, переулков: Скатертный, Хлебный, Столовый, Ножовый. С мельницами были связаны две Мельничные слободы.

Время возникновения дворцовых слобод почти не поддается определению. Но о позднейшем происхождении таких слобод, как Елоховская и Красное село, можно говорить утвердительно. Красное село еще в XV веке было селом, Елоховская слобода также выделилась из села Покровского, но за вычетом этих и некоторых других слобод, существовавших в XVII столетии, останется большое количество дворцовых слобод, которые могли возникнуть в XIV–XV веках. Так, Кузнецкая слобода, видимо, стала известной уже с XV века. Однако это указание не удалось проверить по источникам, хотя оно очень вероятно.[332] В его пользу говорит то обстоятельство, что Кузнецкая слобода была очень близко расположена к Китай—городу. Объяснить эту близость легче всего тем обстоятельством, что Кузнецкая слобода возникла рано, когда местность около Неглинной считалась еще загородной территорией. Это надо относить ко времени Ивана Калиты, то есть к первой половине XIV века. Позже город разрастается, и новые слободы возникают за пределами посада. Поэтому на территории Белого города мы и не находим других слобод, кроме Кузнецкой.

Единственное исключение составляет Кисловская царицына слободка в районе Кисловских переулков. Происхождение этой слободки неясно. Вероятно, оно возникла в XVI столетии в связи с созданием в этом районе Опричного двора.

Названия слобод находят себе объяснение в различных ремеслах, которыми занимались московские ремесленники. Это шатерные мастера (бараши), басменники (басма – оклады на иконах), бронники, гончары, денежники, иконники, кадаши (может быть, кадыши или бондари), котельники, кошельники, огородники, печатники (делали печати), плотники, садовники, суконники, кожевники и пр. В XVII веке названные слободы были дворцовыми, однако, как правильно отмечается в «Истории Москвы», «дворцовые службы не поглощали всего времени жителей дворцовых слобод, слобожане занимались также торговлей и ремеслом, которые являлись для них основным источником существования».

Возникая и развиваясь под княжеской охраной, дворцовые слободы были тесно связаны с рынком, сохраняя в позднейшее время старые привилегии, как своего рода остатки прежней своей близости к царскому двору.

Жители дворцовых слобод пользовались некоторыми привилегиями, частично сохранившимися еще в XVII столетии. Их более выгодное положение по сравнению с остальным ремесленным населением Москвы, подчеркивается тем, что при всех жалобах на свое обнищание жители дворцовых слобод никак не хотели выходить из дворцового подчинения.

Выше уже говорилось о том, что ремесленники селились целыми слободами, отчего и московские урочища получали соответствующие прозвания. Эти ремесленные гнезда группировались вокруг патрональных церквей. Само существование подобных церквей указывает на то, что ремесленники определенной специальности имели общие интересы и казну для общих расходов. Во главе слобод стояли, как мы знаем по документам XVII века, старосты. О старостах говорит и несравненно более ранний документ– завещание Симеона Гордого 1353 года.

Население дворцовых слободок на первых порах составлялось из пришлых людей, получивших те или иные льготы. В некоторых случаях их население составляли княжеские деловые люди, купленные великими князьями или обращенные в холопство за какой—либо проступок («а что моих людий деловых, или кого будь прикупил, или хто ми ся будеть в вине достал»).[333] Положение таких людей было на первых порах приниженным. Они зависели, как видно из той же духовной Симеона Гордого, от тиунов и старост. С течением времени зависимость дворцовых слобожан, естественно, ослаблялась, и сами великие князья давали им льготы, как сделал это уже Иван Калита по отношению к печорским сокольникам, освободив их от подчинения старосте и платежа даней.

Документы позднейшего времени показывают, что ремесленников привлекали в слободы не только временные льготы, но и особые привилегии, утвержденные жалованными грамотами. На привилегии ткачей Кадашевской и Хамовной слобод обратил внимание П. П. Смирнов. Жалованные грамоты этим слободам не были исключением. Такую же жалованную грамоту имела московская Барашская, или Барашевская, слобода. Еще в начале нашего столетия к этой слободе как к одной из мещанских слобод Москвы приписывались московские мещане. Каменные церкви Успения и Воскресения «в Барашах» поблизости от Покровки (ул. Чернышевского) до сих пор отмечают местоположение старой Барашской слободы.[334]

Название «бараши», или «барыши», долгое время объяснялось неточно или просто неправильно. Даже в таком ценном издании, как материалы для терминологического словаря, читаем: «бараш – должностное лицо при великом князе».[335]

Барыши, действительно, упоминаются в числе княжеских людей в духовной князя Владимира Андреевича Серпуховского (не позднее 1406 г.) в числе бортников, садовников, псарей, бобровников и пр. Однако это перечисление само собой показывает, что бараши не были должностными лицами, а княжескими зависимыми людьми, которые чем—то были близки по своему общественному положению и занятиям к бобровникам, псарям и т. д. Второе упоминание о барашах также говорит о близости барашей к княжескому двору. Десять серебряных шандалов углицкого князя Дмитрия Ивановича оказались у его «бараша».[336] В XVI столетии «барашами» назывались люди, расставлявшие шатры для великокняжеского двора. Бараши еще в XVI столетии получили жалованную грамоту от Ивана Грозного.[337] При частых княжеских походах расстановка шатров была делом трудным и требовала большой сноровки. При таком понимании слова «бараш» становится понятным, почему бараш князя Дмитрия Ивановича держал у себя 10 шандалов (подсвечников). Они нужны были для освещения шатров. «Бараши», или «барыши», как видим, выполняли особую дворцовую «службу», но это не значит, что они были заняты только обслуживанием царского двора, точно так же, как «бронники» работали не только на царский двор, но и на рынок.