Читать онлайн «Власов против Сталина. Трагедия Русской освободительной армии, 1944–1945». Страница 88

У генералов РОА Трухина, Благовещенского, Боярского, которые имели дворянское происхождение и точно так же, как генералы Малышкин, Севастьянов, Богданов и Меандров, являлись офицерами царской армии, еще можно было обнаружить социальные корни классового врага – при условии замалчивания их позднейших высоких званий в Красной Армии. Но как быть с офицерами РОА чисто пролетарского происхождения – с генерал-майорами Буняченко, Зверевым, Шаповаловым и Мальцевым, поднявшимися в Красной Армии с низов, а тем более с бывшими политработниками – полковыми комиссарами Шатовым и Спиридоновым, корпусным комиссаром Зыковым и многими другими представителями рабоче-крестьянского государства, которые даже играли политическую роль в большевистском партийном аппарате, как бывший московский партийный секретарь и армейский комиссар Жиленков? Тщетно искать данных о их жизни, т. к. фикцию монолитного единства советского общества нельзя было задевать никоим образом [792].

Особый интерес представляет образ генерала Власова, сына крестьянина и воспитанника духовной семинарии, который, чтобы сохранить избранную линию, недолго думая, выдается А. Н. Васильевым за отпрыска помещика и фабриканта. Подлинное положение Власова в Красной Армии действительно можно восстановить по советской литературе, особенно мемуарной, лишь с трудом. Например, генерал Калягин в своих воспоминаниях «По незнакомым дорогам» хотя и упоминает вскользь о деятельности Власова в Китае в 1938 г., но умалчивает о его влиятельной должности начальника штаба советского военного советника комдива Черепанова [793]. В 1940 г. рупор Красной Армии «Красная Звезда» очень хвалебно распространялась об успехах Власова в подготовке 99-й дивизии. «Командиру передовой дивизии» была посвящена обширная статья Огина [794]. 3 октября 1940 г. статья с портретом под названием «Новые методы боевой учебы» представила комдива Власова прямо-таки как образец для всей Красной Армии. А 9 декабря 1940 г. еще в одной статье откровенно говорится: «99-я дивизия завоевала первое место в Красной Армии. Генерала Власова осыпают комплиментами» [795]. «Помню, – пишет генерал-майор Григоренко, – как в 1940 г. не проходило и дня, когда бы армейская газета «Красная Звезда» не была полна похвалы по адресу 99-й пехотной дивизии, которой командовал Власов. И это были не выдумки или преувеличения журналистов. Ведь офицеры буквально массами стремились к Власову, чтобы своими глазами увидеть, как он это делал, и поучиться у него. И все, даже самые крупные пехотные специалисты, поражались результатам, которых он достигал. Эти «чудеса», о которых мне сообщали некоторые офицеры, были, конечно, итогом многолетней систематической работы» [796]. Наконец, 23 февраля 1941 г. советская общественность узнала из «Известий», что Президиум Верховного Совета наградил генерал-майора А.А. Власова орденом Ленина [797]. Но в послевоенный период больше не упоминается о когда-то столь прославленном специалисте по боевой подготовке войск.

Какие методы при этом использовались, показывает Стрижков, который в своей появившейся в 1969 г. истории дивизии «Герои Перемышля» попросту заменяет имя некогда превосходного, выдающегося командира дивизии именем совершенно неизвестного полковника Дементьева [798]. Генерал Власов не называется в военно-исторических публикациях ни в связи с контрнаступлением 4-го механизированного корпуса в трудных условиях под Бердичевым в июле 1941 г., ни в связи со стойкой обороной «города-героя» Киева 37-й армией, которой он командовал, в сентябре 1941 г., ни в связи с выигрышем пространства 20-й армией во время контрнаступления под Москвой в январе 1942 г. [799] Дезинформация заходит настолько далеко, что в опубликованном в 1967 г. «Перечне командного состава фронтов, армий и корпусов, участвовавших в битве под Москвой» в качестве командующего 20-й армией представлен заместитель Власова, генерал-майор Лизюков, точно так же, как вместо тоже «обезличенного» генерал-майора Малышкина начальником штаба 19-й армии значится полковник Маслов [800]. Но, видимо, для составителя осталось секретом, что к Власовскому движению присоединился и член Военного совета 32-й армии армейский комиссар Жиленков, и начальник штаба этой армии полковник Бушманов, ведь он не стесняется открыто упомянуть их имена в должностном списке.

Однако метод замалчивания больших заслуг Власова как военачальника в том, что касается битвы под Москвой, не оправдал себя. Как пишет генерал-майор Григоренко, его «слава» еще больше возросла, «когда он во главе 20-й армии отвоевал Солнечногорск, город в Московской области». Не кто иной, как ведущий пропагандист и писатель Эренбург давно уже неразрывно связал в литературе имя генерала с боями за столицу. Еще 11 марта 1942 г., после завершения советского контрнаступления, Эренбург в «Красной Звезде» живо описал фронтовую поездку к командующему 20-й армией на Волоколамский участок [801]. «Солдаты, – можно было прочитать в его статье, – с любовью и доверием смотрят на своего командира: имя Власова связано с наступлением от Красной Поляны до Лудиной Горы… Генерал ростом метр девяносто и говорит на хорошем суворовском языке». Эренбург посвящает встрече и долгой ночной беседе с Власовым также несколько страниц в своих опубликованных в 1963 г. воспоминаниях «Люди, годы, жизнь» [802], которые, несмотря на свою тенденциозность, в некоторых отношениях весьма содержательны. Ведь он еще раз повторяет здесь, хотя и другим тоном, то, что уже написал о Власове в 1942 г., – создавшееся у него впечатление «интересного человека, честолюбивого и смелого». Так, он вновь передает мнения солдат о своем генерале: «простой», «храбрый», «старшину ранило, так он укутал его своей шинелью», «мастер ругаться». То, что такой выдающийся воин позднее выступил против советской власти, могло, естественно, иметь только личные, но не, к примеру, политические мотивы. Эренбург поясняет, что Власов – не Брут и не князь Курбский, а всего лишь исполненный честолюбия человек, убеждений он не имел. А за болтовней об «освобождении России от большевиков» также скрывалось только желание стать «главнокомандующим или военным министром» хотя бы в изуродованной Гитлером России. Но советский читатель все же узнает, что Власов сумел навербовать из военнопленных и сформировать «несколько дивизий». Хотя Эренбург и стремится отрицать всякую его политическую значимость, еще подчеркивая это взятым с потолка утверждением, что даже прежние сторонники Власова на Западе давно забыли о нем, его оценка военно-командных качеств генерала все же примечательно позитивна. В этом отношении Эренбург занимает особую позицию, поскольку советская литература, как правило, использовала любой трюк, чтобы представить Власова в невыгодном свете и оспорить его военные заслуги.

Этого пытались достичь в первую очередь тем, что на него возлагалась главная ответственность за провал наступления с целью деблокирования Ленинграда в первой половине 1942 г. Чтобы подкрепить уничтожающий вердикт авторитетом своего имени, слово взяли высокопоставленные военные: Маршал Советского Союза Мерецков, в свое время – командующий Волховским фронтом и как таковой непосредственный начальник Власова, и Маршал Советского Союза Василевский, в свое время – уполномоченный Ставки на Волховском участке, оба, кстати, когда-то занимавшие пост начальника Генерального штаба Красной Армии. «Кто не слышал о власовцах, этих изменниках Родины и презренных наймитах наших врагов», – спрашивает Мерецков [803] (в своей первой части, во всяком случае, примечательное признание). Правда, то, что два советских маршала имели сообщить о своем бывшем товарище-генерале, в целом настолько мало соответствовало действительности, что представляется целесообразным опровергнуть их утверждения, бросив ретроспективный взгляд на подлинный ход событий. Власов, гласил уже тезис из «Истории Великой Отечественной войны», оказался изменником Родины и своей трусостью, а также бездействием в существенной мере обусловил неудачный исход операции под Любанью и тем самым гибель возглавляемой им 2-й ударной армии, главной ударной силы Волховского фронта [804]. При этом даже из мемуаров Мерецкова «На службе народу» [805] и Василевского «Дело всей жизни» [806] видно, что наступательное движение Волховского фронта давно уже прекратилось, когда генерал-лейтенант Власов в марте 1942 г. был назначен командующим 2-й ударной армией. Растущее сопротивление немцев, теперь, в свою очередь, переходивших к контратакам, к этому моменту уже сделало деблокирование Ленинграда иллюзорным. И генерал-армии Мерецков был вынужден 24 апреля 1942 г. указать Ставке на «совершенно изнуренное» состояние 2-й ударной армии, которая теперь сама находилась под угрозой окружения и более не была способна ни к наступательным, ни к оборонительным боям, и предложить немедленно отвести части, во избежание катастрофы. Однако Ставка Верховного Главнокомандования, все еще убежденная в достижимости крупной победы под Ленинградом, не только не согласилась с этим предложением, но, напротив, приказала продолжить решительное наступление на Любань. Лишь недели спустя, 21 мая 1942 г., когда уже было слишком поздно, был дан приказ на прекращение боевых действий и на отход войск, а 8 июня Ставка уже хотела только спасения частей из завершенного к тому времени окружения, даже если при этом будет потеряно вооружение. Причина неизбежной теперь катастрофы, таким образом, очевидна. Ведь, как свидетельствует генерал-майор Антюфеев, командир 327-й стрелковой дивизии, которому, кстати, также пришлось защищаться от обвинения в измене, т. к. он попал в немецкий плен, изможденность солдат достигла тем временем таких масштабов, что о нормальных боевых действиях больше не приходилось и думать [807]. Не мнимая несостоятельность генерал-лейтенанта Власова, который был назначен командующим в уже гиблой ситуации и у которого к тому же были связаны руки, а неверные оперативные решения Ставки, к которой принадлежал и маршал Василевский, вызвали гибель 2-й ударной армии. И лишь небольшим частям армии удалось ускользнуть через временный узкий коридор, пробитый снаружи. Бесчисленные советские солдаты поплатились жизнью за неблагоразумие Ставки, 32 756 из них к 29 июня попали в немецкий плен. А командующий разделил участь своих солдат. Почти две недели Власову удавалось скрываться, пока его укрытие не было выдано и он 12 июля 1942 г. не попал в руки немецкого патруля, чем, кстати, снимается обвинение, что он добровольно перешел на сторону противника [808].