Читать онлайн «Власов против Сталина. Трагедия Русской освободительной армии, 1944–1945». Страница 56

Все события этих дней – неожиданное выдвижение 1-й дивизии из района Бероун – Сухомасты в направлении Праги 5 мая 1945 г., начало боевых действий у аэродрома Рузине и к юго-западу от Хухле 6 мая и, наконец, наступление в трех главных направлениях на городской центр Праги 7 мая, а также неоднократные требования представителей РОА, в т. ч. полковника Сахарова, о капитуляции [513] – бесспорно явились огромной неожиданностью для немецких командных инстанций и остались для них непонятными. За полгода до этого, 14 ноября 1944 г., на торжественном государственном акте в галерее Рудольфа Пражского Града вступил в жизнь КОНР. Государственный министр по Богемии и Моравии Франк встретил Власова в соответствии с протоколом в Чернинском дворце. Он произнес вступительную речь в галерее Рудольфа и, совместно с командующим частями вермахта, генералом пехоты Туссеном, сидел в первом ряду рядом с Власовым в качестве почетного гостя. И вдруг РОА в одно мгновение оказалась во вражеском лагере. Генерал Туссен, государственный министр Франк и высокий чин СС и полиции, группенфюрер СС и генерал-лейтенант войск СС граф Пюклер, подобно генералу Зайдеману и полковнику Зорге, могли объяснить себе внезапную враждебность вчерашнего союзника только «недоразумением, вызванным неумелым поведением». Из этой неверной оценки исходили, как уже было на аэродроме Рузине, неоднократно предпринимавшиеся и в Праге попытки немцев устранить предполагаемые недоразумения и договориться с частями генерала Власова о прекращении огня [514]. 7 мая в 10.00 у передовых частей 1-го полка в районе Винограды появился немецкий парламентер, чтобы по поручению генерала Туссена потребовать прекращения боевых действий – нереальное на этот момент требование. Ведь подполковник Архипов не только не был уполномочен принять подобное требование – он, напротив, должен был со своей стороны настаивать на сложении оружия немцами. Во второй раз немецкий лейтенант пересек линии в середине дня с письмом генерала Туссена, в котором тот умоляющим тоном просил о завершении военных действий. «В этот тяжелый час, – гласил текст, – когда вы, власовские солдаты, и мы, немцы, должны объединиться против нашего общего врага – большевизма, вы подняли на нас оружие. Поскольку я считаю это недоразумением, я прошу вас прекратить боевые действия против нас. Завтра, 8 мая, Прага будет очищена от чешских повстанцев. Генерал Туссен» [515]. Разумеется, и этот призыв, который подполковник Архипов «немедленно» переправил командиру дивизии, не мог найти отклика.

Что же касается непосредственно затронутых боями немецких солдат, то они отчасти не стеснялись складывать оружие перед русскими. Уже 7 мая в 8.00 Пражское радио сообщило, что немецкие подразделения «толпами» сдаются власовским солдатам; «вся улица», по словам очевидца, стала «сплошным военным лагерем власовских частей» [516]. Когда 1-му полку удалось побудить сложить оружие сильный немецкий гарнизон на Лобковицовой площади, вокруг которой уже несколько дней шли бои, и взять в плен около 500 человек, это означало большой успех, изменивший ситуацию во всем центре города [517]. Хотя и приходилось делать скидку на немецкие центры сопротивления, например, в районе Градчан, стадиона Страхов и Дейвице, вечером 7 мая 1945 г. в руках частей РОА все же находились крупные части города. 1-я дивизия как бы поделила Прагу на две половины, создав тем самым препятствие соединению наступавших с севера и юга немецких оперативных частей [518]. Русские сообщения говорят о 4000–10 000 немецких военнопленных, переданных чехам к вечеру 7 мая, но это число, конечно, завышено [519]. Ведь не всюду солдатам РОА удавалось продвигаться без боя. В некоторых местах им приходилось преодолевать упорное сопротивление и при очистке города занимать «дом за домом». Чешские наблюдатели единодушно подчеркивают героизм, проявленный ими в этих боях. «Власовцы сражались очень храбро и с сильным духом самопожертвования, – писал позднее д-р Махотка, – многие из них без прикрытия наступали посреди улиц и стреляли по окнам и слуховым окнам, из которых вели огонь немцы… Власовские солдаты воевали с восточным презрением к смерти… Казалось, они прямо ищут смерти в бою с немцами, чтобы не попасть в руки Красной Армии» [520]. Неудивительно, что повстанцы воспринимали этих русских как освободителей и с благодарностью приветствовали вмешательство РОА. Отношение чешского населения к солдатам единодушно характеризуется как «очень хорошее» и «братское»: «Население встречало и приветствовало их с энтузиазмом».

Однако политические предпосылки вмешательства 1-й дивизии РОА исчезли уже к моменту начала Пражской операции. 6 мая главнокомандующий силами союзников генерал Эйзенхауэр, следуя просьбе начальника Генерального штаба Красной Армии генерала армии Антонова от 5 мая, отверг соответствующие предложения командующего американской 3-й армией (12-я армейская группа) генерала Паттона и запретил продвижение через линию Карлсбад – Пильзен – Будвайс на восток для взятия Праги [521]. Тем самым – к большому сожалению и для чехов-националистов – больше не существовало перспективы занятия Праги американскими войсками. Очевидные вскоре последствия этого приказа глубоко повлияли на настроение тех, кто сражался в Праге. Так, первоначальная надежда власовских солдат и чехов-националистов, что «некоммунистические и антикоммунистические силы» получат «преобладание» в столице, начала уступать место глубокому отрезвлению. Правда, сердечный прием населением Праги и бесперебойное сотрудничество с чешским военным командованием «Бартош» уже смогли временно затушевать двойственное впечатление от заявлений Чешского национального совета. И лишь в течение дня 7 мая стали множиться признаки мрачных предзнаменований.

Когда Чешский национальный совет утром этого дня политически дистанцировался по радио от «действий генерала Власова против немецких войск», подполковник Архипов отправился на бронемашине к военному командованию «Бартош» и попросил у начальника штаба подполковника Бюргера уточнений. Он и получил от него успокоительные заверения в том, что касалось лояльности чешских военных, но ему дали понять, что военное командование не в состоянии вести политические действия против Национального совета [522]. Но Бюргер все же хотел, пока РОА помогала чехам, распространить следующее заявление, сформулированное Архиповым: «Героическая армия генерала Власова, поспешившая на помощь нашим чешским братьям, продолжает очищать город от немцев». В Праге на участке подполковника Скленаржа, с утренних часов 7 мая проявлялась и активность советской миссии, сброшенной на парашютах. Командир 1-го полка, который по желанию чешской стороны выделил взвод для охраны Дома радио, чтобы успокоить чехов, направил взвод и на охрану советской миссии, которую они считали союзной. Архипову позвонил глава этой миссии капитан Соколов, и состоялся следующий телефонный разговор [523].

Архипов: «У телефона командир 1-го полка 1-й дивизии РОА».

Соколов: «Добрый день, товарищ полковник. Говорит капитан Соколов».

Архипов: «Добрый день, капитан».

Соколов: «Товарищ полковник, Вы убеждены, что сможете очистить Прагу от СС своими силами?»

Архипов: «Да».

В ответ на преувеличенные данные о силе его полка Соколов сказал: «Да, с таким полком можно воевать. Скажите, товарищ полковник, могу я доложить в Москву, что полк сражается за товарища Сталина и за Россию?»

Архипов: «За Россию – да, но не за товарища Сталина».

Примечательный телефонный разговор завершился так.

Соколов: «Но Вы ведь присягали товарищу Сталину и наверняка окончили в Советском Союзе военную академию и военное училище!»

Архипов: «Я окончил военное училище в Москве, но при царе, в 1914 г. Товарищу Сталину я не присягал. Я офицер РОА и дал присягу генералу А.А. Власову».

Соколов: «Теперь мне все ясно».

О совершенно аналогичном случае доложил майор Костенко из района действий разведывательного батальона. Советский агент передал здесь командиру дивизии пожелание Сталина, чтобы Буняченко «со всей своей дивизией возвратился в объятия Родины». Майор Швеннингер стал свидетелем, как генерал-майор Буняченко в ответ на это «направил Сталину приглашение, непереводимое на немецкий язык» [524]. То, что положение РОА в Праге в политическом отношении действительно становится все более шатким, проявилось в вечерние часы 7 мая, когда на участке полка Сахарова появились несколько американских бронемашин с корреспондентами печати, которые в своей полной неосведомленности сначала приняли солдат РОА за «союзников Красной Армии», а в конечном итоге не нашли ничего лучшего, как сказать, что борьба русских в Праге будет способствовать «искуплению их вины перед Советским государством за сотрудничество с немцами». На офицеров РОА этот первый контакт с американцами и их очевидная политическая наивность произвели просто ужасающее впечатление [525].