Читать онлайн «Власов против Сталина. Трагедия Русской освободительной армии, 1944–1945». Страница 101

Русское освободительное движение не было порождено генералом Власовым и не возникло лишь в период Второй мировой войны. Вооруженное сопротивление большевикам существовало с момента их насильственного прихода к власти в 1917 г. [931] Напомним только о больших крестьянских войнах, о волнениях промышленных рабочих, прежде всего в Петрограде, о восстании матросов Кронштадта, некогда «красы и гордости» большевистской революции, о выступлении казачества, о борьбе национального сопротивления на Кавказе и в Средней Азии. Все эти выступления были зверски подавлены, однако дух сопротивления народа этим сломлен не был. Огромные потрясения насильственной коллективизации, всеобщие лишения из-за беспощадно (и при определяющем участии зарубежных технических специалистов) проведенной индустриализации, «безжалостный массовый террор» [932] большевиков, особенно в период бредовых сталинских чисток, – все это неизгладимо запечатлелось в сознании всех народов Советского Союза. Поэтому неудивительно, что в условиях германско-советской войны на территориях, где перестал существовать аппарат контроля и террора НКВД, начало открыто выражаться накопившееся недовольство населения и здесь сформировались и новые формы сопротивления. Правда, реальные собственные устремления русского народа практически не имели возможностей проявиться перед лицом эксплуататорской и колониальной политики Гитлера на Востоке. И лишь в конце 1942 г. национальные русские силы приобрели центр кристаллизации в лице генерала Власова. То, какие трудности еще пришлось преодолевать освободительному движению даже под руководством Власова, здесь нет необходимости повторять. Остается лишь отметить, что, несмотря на все превратности завершающей стадии войны, оно в лице КОНР и РОА (ВС КОНР)нашло прочное организованное выражение.

В настоящей работе, предметом которой является ядро Освободительного движения – история Русской освободительной армии, не оставляя при этом без внимания политические рамки и деятельность Комитета освобождения, сознательно избраны новые пути. В отличие от обычных попыток объяснения, которые и власовское движение в состоянии воспринимать лишь исключительно немецкими глазами, как акцию, предпринятую немецкими кругами («руководство рейха, СС и вермахт») для предотвращения грозившего рейху поражения [933], в настоящей работе Освободительная армия и Комитет освобождения вполне сознательно рассматриваются, как таковые. Национальное русское движение, которому Власов дал свое имя, тем самым отнесено к русской истории, что, естественно, не исключает его связи и с историей Германии и западных держав в период Второй мировой войны. Кроме того, особая задача заключалась в том, чтобы выделить и позитивные моменты в отношениях немцев и русских друг к другу.

Если еще раз бросить взгляд на основы германско-русского союза 1944 года, то едва ли можно усомниться, что, не говоря уже о заведомо непримиримом Гитлере, даже Гиммлер, по конъюнктурным причинам открывший путь Освободительному движению, никогда не думал о подлинном примирении с Россией. Это становится ясно из того, что еще в августе 1944 г., когда его встреча с Власовым давно уже была решенным делом, он в одной речи объявил «незыблемым» то, «что мы передвинем границы народности на 500 километров к Востоку» [934], или по тому, как он 8 января 1945 г. еще раз подчеркнул, что «район Москвы» станет западным пограничным районом будущей России и что на этой основе он вполне может представить себе и дружбу с Россией [935]. С другой стороны, Власов с самого начала был за честный и почетный союз с Германией. Достоверно известно, что как русский патриот он ни в одно мгновение не был готов смириться с ущемлением национальной целостности или интересов России. В этой связи нужно учесть следующее: один Третий рейх вел борьбу не на жизнь, а на смерть с Советским Союзом. Западные державы в широчайших масштабах сотрудничали со сталинским режимом и поддерживали его гигантскими поставками вооружения и материалов. Освободительное движение, направленное против сталинской тирании, в этих условиях вообще не обладало свободой выбора союзника, только в немецком лагере и с помощью немцев оно получило возможность вооружиться для предстоящей освободительной войны. Тем не менее, это обстоятельство не дает оснований в какой-либо форме связывать Власова и его соратников с национал-социализмом. Комитет освобождения народов России в корне отличается и от организованного на советской стороне Национального комитета «Свободная Германия», который был всего лишь «вспомогательным внешнеполитическим инструментом Советов» и «замаскированной прокоммунистической организацией» [936]. То, что Власов не имел отношения к гитлеризму, однозначно вытекает из Пражского манифеста и подтверждается результатами настоящего исследования. Тому, кто ошибочно пытается обнаружить в союзе Власова с гитлеровской Германией компрометацию Русского освободительного движения как такового, следует напомнить, что в таком случае и западные державы в несравненно более сильной мере морально скомпрометировали и осрамили себя своим союзом со сталинским СССР. Кроме того, нельзя не видеть, что во время Второй мировой войны Германия, в отличие от унифицированного Советского Союза, не являлась политически однородным образованием, что за спиной Гитлера и, видимо, при его сознательном попустительстве, здесь конкурировали друг с другом за власть и влияние самые разные течения. Власов и другие русские деятели не раз высказывали свое безграничное удивление по поводу того, что в таком авторитарном вождистском государстве, как Германия, могут существовать столь разные группировки и относительно широкие возможности противодействовать официальной политике. Исходя из своих контактов с руководящими кругами Вермахта, государства и даже СС, для которых Россия, похоже, все еще представляла собой прочную величину на европейской географической карте, они и предались надежде, что разум возобладает и что все-таки еще удастся, тем более под впечатлением от изнурительной войны, достичь честного примирения между Германией и Россией на традиционных основах международных отношений.

При исторической оценке Власова существенную роль играет указание на неудачу возглавляемого им Освободительного движения. Когда тому в конце 1944 г. удалось приобрести организованную форму, окончательное поражение Германии действительно вырисовывалось уже настолько отчетливо, что даже такие влиятельные сторонники русско-немецкого взаимопонимания, как генералы Кёстринг и Гелен, т. е. офицеры, относившиеся к Власову с полной симпатией и использовавшие все свое влияние, чтобы создать русскую национальную армию, теперь считали это смелое предприятие бесперспективным [937]. Наряду с указанием на упущенный тем временем исторический шанс, порой высказывается и еще один аргумент – а именно, что союз с национал-социалистической Германией был заведомо бесцельным ввиду известных планов Гитлера на Востоке. Что касается этого возражения, то следует, во всяком случае, напомнить: сам Гитлер еще в 1943 г. категорически заявлял, что никогда не создаст русскую армию, т. к. тем самым заведомо и полностью выпустит из рук свои цели войны на Востоке [938]. И именно такая армия, способная в случае благоприятного развития ситуации выставить политические требования, которых столь опасался Гитлер, и поставить под угрозу его свободу действий на Востоке, теперь стала реальностью. Этот вопрос, конечно, носит лишь гипотетический характер. Но нельзя не признать, что даже с точки зрения Гитлера создание русского политического центра и формирование русской национальной армии никогда не казалось бесцельным и незначительным, а всегда являлось серьезным фактором, направленным против его собственных амбиций. Кроме того, позволительно спросить, не могли ли западные державы, уже поддержавшие коммунистическую Россию против Гитлера, тем более поддержать против Гитлера некоммунистическую Россию. Но тем временем власть Гитлера неудержимо шла на убыль. Не на него возлагал Власов свои надежды, а на готовые к примирению силы в руководстве германского Вермахта и государства. Но прежде всего он хотел – причем с согласия своих немецких друзей – стать как можно более сильным в военном отношении, чтобы после краха Германии, которого он ожидал лишь в конце 1945 г., при неизбежном, как он считал, конфликте западных держав с Советским Союзом выйти на арену в качестве «Третьей силы» и попытаться теперь реализовать свои политические цели при поддержке Великобритании и США – умозрительное рассуждение, хотя и опережавшее события во временном аспекте, но в содержательном плане вовсе не столь уж неверное [939].

Наконец, возражение, что Русское освободительное движение, в конечном счете, потерпело неудачу и для ее предсказания не нужно было быть пророком, упускает из вида момент решающей важности. А именно, то, что историческое значение национально-освободительной борьбы никоим образом не определяется лишь ее успехом или неудачей. Ведь в новой истории нередко именно неудачные выступления приобретали особую силу воздействия. Напомним лишь о восстании Тадеуша Костюшко в 1794 г., о революциях в Германии и Венгрии в 1848–1849 гг. и, не в последнюю очередь, о покушении на Гитлера 20 июля 1944 г. Сколь бы ни различались эти попытки освобождения по своим мотивам и целевой направленности, одно их, тем не менее, объединяет – а именно, то, что они, вопреки своей неудаче, приобрели среди потомков легендарный нимб. А какой миф возрос из «революционного безумия» Парижской коммуны 1871 года, хотя, согласно столь меткому суждению социалиста Франца Меринга, восстания «более глупого и бесцельного, возможно, никогда не было во всей мировой истории!» [940] Иное дело – Русское освободительное движение генерала Власова. Оно было опаснейшим «вызовом режиму» и тем самым имело все предпосылки, чтобы занять почетное место в истории России. Безошибочным признаком того, что Освободительной армии и Комитету освобождения было присуще глубокое политическое значение, выходящее за пределы непосредственной пользы, явились тщетные попытки на советской стороне преодолеть власовскую проблему – сначала при помощи полного замалчивания этого уникального феномена, затем путем шатаний туда-сюда, посредством неуверенной дискуссии с использованием неправдоподобных аргументов. Александр Некрич, которого наверняка можно считать хорошим знатоком идейных течений в Советском Союзе, с полным основанием посвятил Власовскому движению в своей «Истории Советского Союза» целую главу. Но и он, как уже до него Александр Солженицын, еще не сумел, собственно, воздать должное Власову. Как пишет Некрич, спор интеллектуалов в Советском Союзе об исторической оценке Власова так и не нашел завершения. [941] В этот контекст вписывается настоящий том, где на основе всех доступных документов впервые дается полное обозрение краткой истории Русской освободительной армии генерала Власова. Он содержит весомые аргументы, способные возбудить дискуссию и содействовать нахождению исторической правды.