Читать онлайн «Истоки контркультуры». Страница 39

Далее идет научный раздел: как не подхватить гепатит, распространенный среди употребляющих амфетамины (из-за грязных игл). Тон статьи отечески-покровительственный:

«…делать дело не означает обязательно навлекать плохую карму на твоих братьев. Не трогай еду и питье и не готовь пищу, не вымыв сперва руки, особенно если ты только что сидел на толчке… Тебе даже позволяется злиться из-за этого, особенно если ты живешь в коммуне».

Мой отец, родившийся до племенной эпохи, излагал эту глубокую народную мудрость так: «Не лезь за стол с немытыми руками». Мне тогда пять лет было.

Наконец рекомендуемое чтение («книги для расширения вашего сознания»), рекламные объявления психоделиков и последняя страница в стиле ар-нуво: мальчик и девочка во время полового акта под толсто выписанным «Любовь».

В других андеграундных изданиях мы найдем ту же зацикленность на теме психоделиков и специфических принадлежностей. В колонках писем тесно от все новых рецептов наркотического варева – от некоторых буквально кровь стынет в жилах. В редакционных статьях в альфу и омегу политики возводится закон о наркотиках и уклонение от встреч с подразделением по борьбе с наркотиками. Но рекламные объявления выдают их с головой: журналы все больше зависят от местного андеграунда, атрибуты которого – одежда, световые шоу, рок-музыка и рок-клубы, постеры, стробоскопы, бижутерия, значки, колокольчики, бусы, черные очки, кальяны для марихуаны и разнообразные «головные аксессуары» – в массе своей созданы для восприятия в наркотическом угаре или нацелены на то, чтобы рано или поздно сделать психоделики гламурными, а удовольствие – или зависимость – более сильным.

Есть слово, которым мы вынуждены назвать это изощренное погружение в одну маленькую идею с ее весьма тривиальными последствиями, эти попытки сделать маргиналов символом целой культуры. Это слово – упадничество. Разложение. К сожалению, именно так значительный сегмент нашей молодежной культуры сейчас утрачивает свою силу.

Если одержимость психоделиками – симптом культурного обнищания, тогда дела плохи. Но для завершения мрачной картины нужно добавить неприглядные, порочные и, в некоторых случаях, смертельно опасные подробности, которыми неизбежно обрастает любая нелегальная торговля. Для выживания в городской среде деньги по-прежнему необходимы, даже если кто-то и подбрасывает на карманные расходы. Наркотики с сопутствующими аксессуарами приносят деньги общинам в Ист-Виллидж, Хейт-Эшбери и др. В серии весьма познавательных статей для «Вашингтон пост» (15–29 октября 1967) о торговле дурью в Хейт-Эшбери Николас ван Хоффман приходит к невеселому выводу: кем бы хиппи себя ни мнили, фактически они, хочешь не хочешь, «самый крупный криминальный случай со времен запрета наркотиков». Представленный им отчет далеко не радостный. Даже если большинство «детей цветов» непричастны к наиболее циничным и криминальным аспектам торговли, тем не менее их коммуны стали рынком, где все ощутимее доминируют жесткие деловые интересы, которым столько же дела до расширения границ сознания, как Аль Капоне до дионисийских празднеств.

Конечно, власти со своей узколобой установкой видят в употреблении наркотиков чисто полицейскую проблему, а СМИ со своей неисправимой склонностью к упрощению и созданию сенсаций направляют зачастую невинное юное любопытство безобразными тайными путями. Но именно молодежь несет основную ответственность за то, что позволила втянуть себя в порочную среду, созданную доминирующим обществом. Я вынужден напомнить их собственные слова: они уже достаточно взрослые, чтобы не позволить стричь себя под одну гребенку с наркодилерами, которые представляют собой криминальную карикатуру на американские деловые круги и вряд ли изменятся, если позволить им эксплуатировать новое покорное население.

Нелегко сказать, кто несет ответственность за увлечение молодежи психоделиками. Реклама наркотиков началась еще во время сан-францисского ренессанса, и сейчас имя тем, кто к ней присоединился, – легион. И все же среди них выделяется фигура Тимоти Лири – пропагандиста, апологета и первосвященника психоделических идеалов. Если задаться целью найти тех, которые больше всего проталкивали статус психоделиков как тотальной автономной культуры, именно Лири окажется самым ярым фанатом этой кампании. Он бы, пожалуй, даже оскорбился, если бы его не выделили.

Примечательно и весьма подозрительно, как Лири пришел к своему недолгому, но значительному влиянию на молодежную культуру шестидесятых. В начале шестидесятых его охотно публиковали как пионера психоделических исследований[167], и лишь когда ученая карьера Лири потерпела неудачу (его уволили из Гарварда в 1963 году), а сам он дважды не поладил с законом о запрете наркотиков, он вдруг сделался самопровозглашенным культовым свами. Сложно не увидеть «случайной» связи между неприятностями с законом (по одному обвинению Лири получил абсурдно суровый приговор – тридцать лет тюрьмы и штраф тридцать тысяч долларов) и последовавшими заявлениями Лири о своих видениях и пророчествах. Такая интерпретация его карьеры может кому-то показаться слишком циничной, но факт остается фактом: первый рассчитанный на эффект «праздник психоделиков» его Лиги духовного открытия состоялся в сентябре 1966 года, менее чем через шесть месяцев с подачи апелляции адвокатом Лири о снятии одного из обвинений в наркошных делах якобы как нарушающего свободу вероисповедания[168].

Но даже если психоделический культ Лири начался с гамбита с законом, его необязательно сбрасывать со счетов. Существует состояние рассудка, которое в психиатрии называют синдромом Ганзера, или синдромом неверных ответов. Человек с таким синдромом разыгрывает безумие, но притворяется настолько удачно, что в конце концов сживается с ролью безумца. В каком-то смысле они расчетливо сводят себя с ума. В случае Лири «помешательство» облачилось в мантию божественности, но все равно это тот же самый процесс систематической потери себя в экстравагантной новой личности. Какое бы объяснение ни придумали карьерным зигзагам Лири, произошедшая с ним перемена оказалась судьбоносной для развития нашей молодежной культуры. Именно Лири смог прочно внедрить интерес молодого поколения к психоделикам в религиозный контекст. Связь между психоделиками и визионерской религией, открытую куда более одаренными умами, Лири растиражировал в массовом сознании подростков и студентов.

Нельзя сказать, кому удалось заинтересовать молодежи больше, Лири или писателю Кену Кизи, создателю «кислотного теста»[169]. Оба достигли сомнительного успеха в специфическом бизнесе – организации массовой публичной «ловли кайфа». Но сессии Кизи носили в основном развлекательный характер – ЛСД подавалось в гремучей смеси с живой рок-музыкой, усилителями, стробоскопами и свободными танцами; расчет был самым что ни на есть эстетическим и увеселительным. Лири, напротив, предпочитал появляться на сборищах своего ЛСД-лагеря с торжественностью воскресшего Христа – в облаках ладана и белых пижам и со стигматами пострадавшего от лап закона (впрочем, световые и звуковые эффекты он тоже не забывал, как и высокую плату за вход – до четырех долларов с человека). Несомненно, увлечение психоделиками распространилось бы среди молодежи и без Кизи и Лири, хотя и не так скоро. Но Лири, появившийся, когда назрел момент, и заполучивший готовенькими тысячи студентов и подростков, несет основную ответственность за вдалбливание в огромное число молодых, эмоционально незрелых умов, многие из которых не способны переварить больше одной идеи сразу, азбучно простой идеи: ЛСД имеет нечто общее с религией. А уже эта идея, не до конца понятая, превратила психоделические эксперименты в нечто большее, нежели веселые шалости.

Когда пламенная молодежь двадцатых пристрастилась к продаваемому бутлегерами спиртному, ей и в голову не приходило оправдывать свою слабость с помощью метафизики. Для современной молодежи наркотики несут в себе харизму эзотерической мудрости, и молодые люди отстаивают применение «кислоты» с религиозным пылом. Лири научил их, что «забалдеть» – это не детская шалость, а священный ритуал новой эры. Они что-то слышали о том, что за этим запрещенным действием кроется богатая экзотическая религиозная традиция, сверхъестественные силы и спасение, чего взрослое общество, разумеется, не понимает и, естественно, боится. «Они все равно что римляне, – цитируют якобы высказывание одного молодого промоутера психоделиков. – Они не понимают, что это религиозное движение. Пока они не сделают это [употребление психоделиков] легальным и к тому же открытым, мы будем находить наше святое причастие, где можем. Если запретят одно, мы тут же предложим другое»[170].