Читать онлайн «Тридцатилетняя война». Страница 8

Но примирение это никак не могло быть искренним. Оскорбление было слишком тяжко, чтобы его можно было простить, и в глубине души Рудольф продолжал питать неугасимую ненависть к Матвею. Он не мог отделаться от мучительной, раздражавшей его мысли, что в конце концов и чешский скипетр перейдёт в столь ненавистные ему руки, а надежда на то, что Матвей умрёт без наследников, была для него не слишком утешительной: тогда главой рода будет Фердинанд, эрцгерцог Грацский, который тоже был ему не по душе. Чтоб отрезать ему, как и Матвею, путь к чешскому престолу, Рудольф пришёл к мысли передать это наследство брату Фердинанда, эрцгерцогу Леопольду, епископу Пассаускому, своему любимому и наиболее преданному родственнику. Представления чехов о свободе избрания королей и их расположение к Леопольду как будто благоприятствовали этому замыслу, который был продиктован Рудольфу скорее пристрастностью и жаждой мести, нежели заботой о благе его рода. Но для того, чтобы привести этот план в исполнение, нужна была военная сила, которую Рудольф и сосредоточил в епкскопстве Пассауском. Никому не было известно назначение этого войска; но неожиданное вторжение солдат в Чехию, предпринятое без ведома императора из-за задержки жалованья, а также бесчинства, совершенные там солдатами, возмутили всё королевство, и оно восстало против императора. Напрасно уверял он чехов в своей непричастности — чины не верили ему; напрасно пытался он прекратить своевольные бесчинства своих солдат — они не слушались его. В предположении, что эти действия клонятся к отмене «грамоты величества», «защитники свободы» вооружили всю протестантскую Чехию и призвали в страну Матвея. После изгнания его пассауского войска император, лишённый всякой поддержки, оставался в Праге, где его содержали в его собственном замке как пленника, удалив от него всех его советников. Тем временем Матвей среди всеобщего ликования торжественно вступил в Прагу, где вскоре затем Рудольф, проявив чрезвычайное малодушие, признал его королём Чешским. Так жестоко наказала судьба этого императора: ему пришлось при жизни отдать врагу трон, который он не хотел предоставить ему после своей смерти. Чтобы довершить унижение, Рудольфа заставили собственноручно подписанным отречением освободить всех своих подданных в Чехии, Силезии и Лузации от всех их обязанностей по отношению к нему. И он это сделал, терпя жестокие душевные муки. Все покинули его, даже те, чьим благодетелем он себя считал. Подписав акт, он швырнул шляпу наземь и разгрыз перо, сослужившее ему столь позорную службу.

Теряя одно своё наследственное владение за другим, Рудольф не сумел соблюсти и высокое достоинство императорского сана. Каждая из религиозных партий, враждовавших в Германии, по-прежнему стремилась улучшить своё положение за счёт другой или защитить себя от её нападений. Чем слабее была рука, державшая скипетр государства, и чем свободнее чувствовали себя протестанты и католики, тем напряжённее следили они друг за другом, тем более возрастало их взаимное недоверие. Тот факт, что императором руководили иезуиты и он следовал советам, получаемым из Испании, был достаточной причиной для страха протестантов и достаточным основанием для их враждебного отношения к императору. Неразумный фанатизм иезуитов, своими сочинениями и проповедями сеявших сомнения в действительности религиозного мира, разжигал недоверие протестантов и заставлял их в каждом маловажном начинании католиков видеть опасные замыслы. Всё, что предпринималось в наследственных владениях императора для ограничения евангелического вероисповедания, привлекало внимание всей протестантской Германии, и та могучая поддержка, которую евангелические подданные Австрии нашли или надеялись найти у своих единоверцев в остальной Германии, была в значительной мере причиной их упорства и быстрого успеха Матвея. В империи были уверены, что продолжительность религиозного мира объясняется только стеснённым положением императора, вызванным смутой в его владениях: именно потому никто и не спешил вывести его из этих затруднений.

Почти все дела имперского сейма оставались без движения либо по беспечности императора, либо по вине протестантских имперских чинов, которые поставили себе за правило ничего не делать для общих нужд государства, пока не будут удовлетворены их жалобы. Эти жалобы относились главным образом к недостаткам императорского правления, к нарушениям религиозного мира и к новым притязаниям придворного имперского суда (рейхсгофрата), который за последнее царствование стал расширять свою юрисдикцию в ущерб правам имперского суда (камергерихта). До сих пор все тяжбы между чинами, не решённые кулачным правом, в высшей инстанции решались в незначительных случаях самим императором единолично, в более важных — при участии имперских князей или, наконец, императорскими судьями, сопровождавшими императора в его переездах. В конце XV века императоры передали эту верховную судебную власть хорошо организованному постоянному трибуналу, так называемому камергерихту в Шпейере, где, во избежание произвола императора, заседали также выборные члены от имперских чинов, которые равным образом выговорили себе право подвергать приговоры суда периодическому пересмотру. Это право чинов (называемое презентационным и визитационным правом) религиозный мир распространил и на лютеран, так что отныне в делах протестантов приговор выносился при участии протестантских судей, и в верховном судилище установилось кажущееся равновесие между обеими религиями. Но враги реформации и сословной свободы, бдительно следя за каждым обстоятельством, благоприятствующим их целям, быстро нашли способ уничтожить положительные стороны этого порядка вещей. Понемногу всё сложилось так, что высшее правосудие по делам имперских чинов перешло в руки частного суда императора, венского рейхсгофрата, первоначально учреждённого лишь для помощи императору в осуществлении его бесспорных личных императорских прав. Члены этого суда, назначаемые самим императором по его усмотрению и получавшие жалованье исключительно от него, не могли не признать своим единственным руководящим началом благо католической церкви, к которой они принадлежали, и своим единственным законом — выгоду своего господина. В этот суд теперь передавались многие тяжбы между представителями разных религий, право разрешения которых принадлежало только камергерихту, а до учреждения последнего — совету князей. Нет ничего удивительного, что католические судьи и креатуры императора, заседавшие в рейхсгофрате, жертвовали справедливостью в интересах католической религии и своего повелителя, о чём свидетельствовали выносимые ими приговоры. Хотя можно думать, что все имперские чины Германии имели причины своевременно воспротивиться столь опасному злоупотреблению, однако это сделали одни только протестанты, на которых оно отзывалось особенно сильно, да и среди них не все те, кого, как защитников германской свободы, это самочинное учреждение оскорбляло в их священнейшем интересе — в отправлении правосудия. В самом деле, Германии нечего было особенно радоваться уничтожению кулачного права и учреждению камергерихта, если наряду с последним предполагалась ещё произвольная юрисдикция императора. Что же выиграли бы германские имперские чины по сравнению с теми варварскими временами, если бы камергерихт, в котором они заседали рядом с императором, из-за которого они отказались от своего державного права суда, перестал быть необходимой судебной инстанцией? Но в умах этого времени часто мирно уживались самые странные противоречия. С титулом императора, наследием деспотического Рима, тогда ещё соединялось понятие полноты верховной власти, которое самым нелепым образом противоречило всему государственному праву немцев и, однако, защищалось юристами, распространялось сторонниками деспотизма и признавалось людьми малодушными.

К этим всеобщим жалобам присоединилась мало-помалу вереница отдельных случаев, которые довели беспокойство протестантов до высшей степени недоверия. Во время религиозных преследований, начатых испанцами в Нидерландах, немало протестантских семей нашло убежище в католическом имперском городе Лахене, где они поселились и потихоньку приобрели немало приверженцев. Успев хитростью провести нескольких своих единоверцев в городской совет, они потребовали для себя отдельной церкви и права публичного богослужения и, когда последовал отказ, добыли себе всё это насильственным путём, захватив и само городское управление. Видеть столь значительный город в руках протестантов было слишком тяжёлым ударом для императора и всей католической партии. После того как все императорские увещания и приказы восстановить прежнее положение вещей остались тщетными, город, по решению рейхсгофрата, был объявлен в имперской опале; однако этот приговор был приведён в исполнение лишь в следующее царствование.