Читать онлайн «Россия входит в Европу: Императрица Елизавета Петровна и война за Австрийское наследство, 1740-1750». Страница 63

Датский двор стоит пока с Россией на дружеской ноге, и можно сказать даже, что весьма многим обязаны датчане Канцлеру, каковой отыскал способы успокоить справедливые их страхи, возвышением Голштинского дома вызванные. Поскольку ненавидит Министр сей Швецию, интересами же Великого Князя очень мало озабочен, то в Копенгагенском дворе видит естественного союзника России.

Господин Хеусс, каковой ныне интересы Дании при дворе петербургском представляет, человек невеликого ума, но немалого здравомыслия. Стоит он твердо на стороне Австрии; пожалуй, чересчур упорно идеи свои отстаивает, осмотрителен и сдержан до крайности, любит поучать и советы давать, впрочем, прям и честен и потому уважения достоин. Кажется, все переговоры, кои до сего дня Дания вела, к тому лишь клонились, чтобы русский двор в равнодушии к Герцогству Шлезвигскому содержать, а дружбу с Канцлером укреплять и при необходимости в ход пустить. Необходимость сия явится, возможно, по смерти Короля Шведского[184].

Исчисляя дворы, любезные сердцу Канцлера, не должен я забыть о Саксонии. Влияние, приобретенное русским двором на дела польские; услуга важнейшая, кою оказала Россия ныне царствующему королю, возведя его на трон, и стремление сего Государя старинную дружбу поддерживать, дабы сей престол своим наследникам передать, связуют два двора узами естественными, саксонский же двор отыскал способ сии связи скрепить, купивши расположение первого Министра посредством подарков, пенсионов, подлостей и слепого покорства его воле.

Саксонские посланники так себя держат, как не дипломатам иностранным пристало, а скорее рабам России: проникнутые глубочайшим почтением ко двору, в коем видят они источник милостей и хозяина короны Польской, не знают они лучшего способа сему Хозяину услужить, кроме как покоряться беспрестанно российскому Министру и во всем ему угождать. Так ведет себя резидент Петцольд; ум его тонкий и иезуитский, гибкий и в интригах изощренный, лживый и неискренний; изображает себя сей резидент особой беспристрастной, на деле же соглашается со всяким, с кем говорит; впрочем, предан первому Министру и оттого весьма осведомлен. Рассудительному человеку недурно с ним дело иметь, ибо когда изображает он из себя персону весьма искреннюю, то кое о чем проговаривается, из чего можно пользу извлечь.

Советник посольства Функ есть род амфибии, человек и саксонский, и российский разом, под покровительством Короля Польского пребывающий, и притом на Россию секретно работающий под началом Канцлера, коему служит он правой рукой. Человек сей весьма умен и хитростью резидента Петцольда превосходит, не говоря уже о плутовстве и лживости. Сии таланты, а равно и рекомендация обер-гофмаршала графа Бестужева[185], чьим секретарем служил он несколько лет в Швеции, не замедлили покорить Канцлера, и служит ему сей посланник советчиком в самых щекотливых делах, в особенности же в шведских, ибо знает силу и слабость сей державы. Изворотлив он, вкрадчив и в интригах знает толк, как никто. По речам его скажешь, что ни во что он не вмешивается, однако всем известно обратное, и стоит поглядеть, как ищут в нем посланники из австрийской партии, как его ласкают.

Осталось мне рассказать о Державах, коих интересы находит Канцлер противными России.

К таковым причисляет он среди прочих Державу Вашего Величества, и свой образ мыслей сумел он усвоить Государыне, несмотря па благосклонное расположение, кое питала она к Вам в начале своего царствования, и несмотря на систему Петра I и всех Государей Российских, кои всегда в дружбе и согласии с двором прусским видели для себя великую пользу. Злонамеренность первого Министра Вашему Величеству превосходнейшим образом известна, и распространяться па сей счет я не стану; скажу лишь, что опасается он и страшится мощи Вашего Величества и из одной боязни не доходит до последних крайностей, если же поймет, что игра его верная, то па все решится. Добавлю также, что убежден Канцлер: не в интересах Вашего Величества на Россию нападать, ибо Вам оттого выигрыша не будет, выиграет же от сего разрыва двор Венский и наилучшие части владений Ваших атакует; потому и дерзает Канцлер столько выходок оскорбительных и возмутительных предпринимать, что для себя никакой опасности не предвидит.

Двор французский как от России наиболее удаленный, более всего от ненависти Канцлера страждет. Всякому известно, что Императрица сему двору весьма многим обязана; что не кто иной, как французы, восхождению ее на престол способствовали, и она, о сем не забывши, дружбу с ними крепила и пестовала. Однако же Канцлер отыскал способ заставить ее сии важные услуги забыть и действия начать против сей Державы, выказав неблагодарность тем больше для славы сей Государыни оскорбительную, что никакие политические резоны ее к тому не неволили. Постыдной высылкой маркиза де Ла Шетарди объявил граф Бестужев первый раз ненависть свою к Франции; с тех пор каждый год новым унижением был ознаменован, и наконец отыскал Канцлер способ чашу терпения переполнить, когда тридцать тысяч человек войска в путь двинул. Версальский двор, возмущенный столькими злоумышлениями, решился в конце концов посланников своих отозвать, и хорошо сделает, если презрение свое самым откровенным способом выразит сей Державе, кою в искренних друзьях числить никогда не сможет, от враждебности же большого себе убытка не предвидит.

Такова природа разногласий Швеции и России, что искренняя и длительная взаимная приязнь меж сими Державами вряд ли возможна, и ожидать того не приходится; можно было, однако же, льстить себя надеждой, что установится между двумя нациями союз внешний и временный в царствование Государыни, коя Швеции многим обязана и сама то неоднократно признавала, наследником же Престола Шведского отыскала способ такого принца назначить, который ей приятен, а наследнику Престола Российского близким доводится родственником. Таковы и были чувства Императрицы сразу после Абовского мира, так что можно лишь восхититься зловредным хитроумием Канцлера, каковой сумел Императрицу не только от сей благоприятной диспозиции отвратить, но и чувства совсем тому противные ей внушить. Ненависть сего Министра к Швеции даже и вообразить невозможно, и причиной тому не только вражда, коя от века две нации разделяла, но еще и собственная злоба, братом его против господствующей партии вскормленная[186], и раздражение его против Голштииского дома, и связи Швеции с Вашим Величеством и с Францией, — все сие Канцлера в бешенство приводит, и кто желает забавы ради заставить его в лице поменяться, тот пускай упомянет в его присутствии Наследного Принца Шведского. Сумел он все дело так обернуть, словно не свои злобные чувства выказывает, а интересы отечества защищает, и посредством обычных своих уловок, намеков, клевет и доносов, отравой наполненных, того достиг, что ныне смотрит Императрица на Швецию как на двор, из всех дворов европейских для России опаснейший и страшнейший, в Наследном же принце видит чудовище, не ведающее благодарности. Барон Корф превосходно Канцлеру, ненавистнику Швеции, услужил, однако же безумное его и непристойное поведение при дворе стокгольмском мало успехам Российским способствовало. Способствовал он одному разладу меж двумя дворами, так что лишь внутреннее положение России, а равно и Швеции, и забота о поддержании на сих землях покоя, может помешать полному их разрыву после смерти Короля Шведского, да и то опасался бы я, что Канцлер в дерзости своей и предприимчивости отыщет способ Государыню до сего разрыва довести разными выходками, коих, возможно, не постигнет она ни истинного смысла, ни возможных последствий, не опасаюсь же лишь потому, что рассчитываю на мудрость и осторожность Правительства Шведского и на меры, кои возьмет оно, чтобы сию бурю предотвратить[187].

Не стану здесь портрет рисовать барона Вульфеншерны, каковой имеет честь Вашему Величеству быть известным и, по всей вероятности, не замедлит новые представить доказательства достоинства своего и умения, вступивши в должность при дворе берлинском. Одно лишь скажу: если и помогло что в мире восстановить род гармонии и согласия меж Петербургом и Стокгольмом, так это мудрое и осмотрительное его поведение в сем городе; однако так обстоят ныне дела, что, отыщи Швеция наилучшего переговорщика в мире, и он неудачу потерпит точно так же, как и все прочие. Нынче надобно лишь добрые намерения питать и Канцлеру в исполнении планов его не потакать, а также довольно иметь ума и прозорливости, чтобы делу не навредить, и нет у меня сомнений, что господин Хёикен в сих двух отношениях вести себя будет удовлетворительно и интересам двора не во вред[188].