Читать онлайн «Падение Римской империи». Страница 23

В начале 340-х гг. Констанций II решил извлечь новые выгоды из ситуации с заложниками, в числе которыхтогда находился отец Атанариха. В этом положении нужно было проявить политическую гибкость, поскольку отец Констанция Константин установил в 330-х гг. над тервингами военное господство. Поскольку одной из целей Констанция была демонстрация христианского благочестия, то он решил поддержать собратьев-христиан, живущих под властью нехристианского правителя. Поэтому он договорился с Ульфилой, уже известным среди пленных, о том, чтобы посвятить его в епископы «христиан Готии», и привез его для этой цели в 341 г. в Константинополь в составе посольства. Затем Ульфила вернулся на северный берег Дуная и последующие семь лет исправно служил своей пастве. Но кое-что складывалось не очень удачно, и зимой 347–348 гг., когда он оказался в центре дипломатического кризиса в римско-готских отношениях, тервингские хозяева изгнали его из Готии вместе со многими его последователями из числа готов. Историки предполагают, что он распространил свою миссионерскую деятельность за пределы общины пленных на другие готские земли, но надело следует взглянуть шире. К 348 г. Констанций вознамерился перебросить часть военных сил из земель тервингов для последующих боевых действий на римско-персидском фронте и смирился с тем, что его христианизаторская инициатива может оказаться той ценой, которую придется заплатить за это. Тем не менее Констанций прибыл на Дунай и приветствовал Ульфилу так, «словно это был сам Моисей»{73}.

Могло показаться, что это конец, но это было только начало. Ульфила и его последователи поселились около города Никополя на Истре, близ дунайской границы, поддерживая при этом контакт с теми многими христианами, которые оставались на готской территории. Именно здесь Ульфила выполнил перевод Библии, сохранившийся в Codex Argenteus. Его метод был прост: он слово за слово переводит стандартный для IV в. текст Библии, и его перевод имеет больше общего с синтаксисом и грамматикой греческого, нежели готского языка. Это был изумительный подвиг. Согласно традиции, Ульфила перевел все, за исключением ветхозаветной книги Царств, которая, как он полагал, побудит готов быть еще более воинственными, чем то имело место в его время. Человек, имевший юридически невысокий статус подданного тервингов, стал создателем первого литературного произведения на одном из германских языков{74}.

Это одна часть истории Ульфилы. Другая излагается в письме Авксентия, сохранившемся в единственном экземпляре в Parisinus Latinus 8907. Обращение Константина привело к радикальным переменам в христианстве. Помимо прочего, для христиан, которые не жили более изолированными от других враждебных Римскому государству общин, потребовалось теперь определить положения своей доктрины. Этот процесс начался на Никейском соборе в 325 г., где соотношение Бога-Отца и Бога-Сына определялось как homousios, т. е. как «единосущное». Это-то и положило начало спору. Никейский символ христианской веры окончательно утвердился лишь после долгих дискуссий, последовавших на соборе в Константинополе в 381 г., и в течение 56 лет официальное римское христианство придерживалось более традиционной точки зрения, согласно которой Христос является «подобосущным» (homoeusios) по отношению к Богу-Отцу.

Немало сил было потрачено за это время на создание коалиций между различными священнослужителями, многие из которых до сих пор просто думали, что они верят в одно и то же, теперь же им пришлось делать выбор — какое из богословских положений лучше выражает их понимание веры. Тогда-то, примерно в 348 г., на арене появился Ульфила. В письме Авксентия содержится догмат веры, который Ульфила оставил в качестве своей последней воли и завещания и кратко объяснил причины этого. Ульфила был одним из наиболее традиционно мыслящих христиан: он счел никейский символ веры неприемлемым, поскольку тот противоречил библейским текстам и, как представлялось, почти не давал возможности отличить Бога-Отца от Бога-Сына. По словам Авксентия, «следуя традиции и авторитету Священного Писания, [Ульфила] всегда утверждал, что Бог[-Сын] на втором месте [после Отца] и что он творец всех вещей от Отца и после Отца и в пользу и во славу его… Учитывая, что Бог-Отец величием превосходит [его] (Ин. 14. 28), он толкует это на основании Святого Евангелия».

Говоря словами Авксентия, «…со славою пребывая в сане епископа в течение сорока лет, Ульфила с апостольской святостью непрестанно проповедовал на греческом, латинском и готском языках… свидетельствуя, что есть лишь одно стадо Христа, нашего Господина и Бога… И все, что он говорил, все, что я записал, есть в Священном Писании: «Читающий да разумеет» (Мф. 24. 15). Он оставил после себя несколько трактатов и множество комментариев на этих трех языках для пользы всех желающих воспринять, которые ему вечный памятник и награда».

К несчастью, эти трактаты и комментарии не сохранились. Ульфила занял позицию проигравшей в спорах о доктрине стороны, и его труды, подобно многим другим трудам его единомышленников, не дошли до нашего времени. Но из Авксентия и других источников мы знаем, что ему оказывал внимание не только Констанций, но и другой восточноримский император, Валент, и Ульфила в конечном счете поставил подпись под соглашениями по вопросам веры, которые эти императоры предложили соответственно в 359 и 370 гг. Он также создал вокруг себя влиятельную группу балканских епископов, не придерживавшихся никейского вероисповедания, которые имели немалый вес в церкви. Одним из них был Авксентий, другим — Палладий Ратиарский. В последний раз Ульфила участвовал в доктринальных спорах на Константинопольском соборе в 381 г. в возрасте семидесяти лет. Это была его последняя атака — постановления собора оставили его на обочине истории. Но пока он пребывал в расцвете сил, дела шли по-иному. Этот готский подданный скромного происхождения был великим мастером дискуссий о вероучении середины IV в.{75}.

Конечно, реальность сложнее образа. Если смотреть надело глазами римлян, то варвары совершенно не умели рационально мыслить или строить планы; подверженные порывам чувств, они не знали иных побуждений, кроме сильнейшего желания добиться того, чего им хочется. Однако в течение двух столетий, рассматриваемых в книге, варвары отнюдь не были глупыми или иррациональными людьми. Находясь во главе готского общества, Атанарих и его советники столкнулись с жестокой необходимостью продумывать свои шаги в условиях огромного превосходства римлян. Им не приходилось рассчитывать на победу в открытом столкновении или на возможность изолировать себя от них. Тем не менее они смогли сформулировать и начать осуществлять действия, необходимые для такого выстраивания отношений с империей, чтобы максимально удовлетворить ее и в то же время предельно уменьшить господство в том, что казалось им наиболее тягостным. Они сумели стать желанными союзниками в ходе как внешних войн, так и внутренних распрей и время от времени ловко использовать обстоятельства к своей выгоде. Ниже на социальной лестнице стояли общины, представители которых владели греческим и латинским и обладали достаточно высокой христианской культурой, чтобы воспитывать таких людей, как Ульфила.

В действительности римско-готские отношения не представляли собой непрерывный конфликт между высшими и низшими, как того требовала римская идеология. Римляне по-прежнему держали себя надменно, как господствующая сторона, но готы могли быть ей полезны. Периодические конфликты являлись частью дипломатической игры, которую вели обе стороны, чтобы добиться наибольших преимуществ для себя. Варвары стали теперь уже не теми, какими были прежде. Если они твердо занимали позицию «младших братьев», то оказывались частью римского мира.

Сказанное касается не только дунайских готов, даже если большинство германских сообществ IV в. не столь хорошо засвидетельствованы в источниках, кактервинги. Проникновение на территорию империи стало повсеместным. Саксонский рейд 370 г. был, по-видимому, более серьезным, чем некоторые другие, однако со стороны Фемистия не было риторическим приемом то, что он завершает свой рассказ о готской войне 367–369 гг. кратким описанием того, как Валент укрепляет те части нижнедунайской границы, которых прежние императоры не достигали. Он и его брат активно укрепляли границы и гарнизоны. Но в IV в. большие конфликты на европейских границах Рима происходили лишь раз в течение одного поколения. Одним из первых актов императора Константина (310-е гг.) стало умиротворение на рейнской границе в землях франков и алеманнов (карта № 4). Более мы не знаем ни об одном серьезном столкновении в этих краях вплоть до начала 350-х гг. Волнения, которые вновь начались в 364–365 гг., были связаны с переменами в римской политике (одностороннее урезание расходов на помощь иноземцам). В остальном ничего не происходило до конца 370-х гг. Восточнее, на Среднем Дунае, сарматы, квады и маркоманны столкнулись с серьезным военным вмешательством римлян при императоре Константине, но ближе к концу его правления, в 330-х гг. Следующая вспышка насилия имела место в 357 г., а после нее — в 374–375 гг. На Нижнем Дунае, где, как мы видели, нашли приют в 330-х гг. готы, примерно тридцать лет царил мир.