Читать онлайн «Вторая мировая: ошибки, промахи, потери». Страница 46

В ответ на вопросы, поставленные английским послом в Москве, кабинет министров получил изумивший всех длинный перечень предложений, выдвинутых Максимом Литвиновым, министром иностранных дел Сталина. Литвинов, образованный опытный дипломат, исколесивший весь мир, по национальности был еврей и был женат на уроженке Великобритании. Он неизменно выступал за усиление связей с Великобританией и Францией. Теперь Литвинов предлагал заключить договор между СССР, Великобританией и Францией на пяти-или даже десятилетний срок, обеспечивающий взаимные гарантии на случай агрессии со стороны Германии. Такой откровенный язык поверг в ужас английских министров. В гарантиях, выданных Великобританией Польше, старательно избегалось упоминание Германии: а что, если русско-английское соглашение выведет Гитлера из себя? И уж точно оно расстроит все остальные европейские страны, которым угрожает Германия. Поляки от русско-английского пакта презрительно отвернут нос: они уже ясно дали понять, что не позволят частям Красной армии пересечь границу Польши даже для того, чтобы помочь отразить германское вторжение. А прибалтийские государства? А Соединенные Штаты и доминионы? Соглашение с Советами повлияет на все без исключения международные связи Великобритании.

Французское правительство было готово изучить предложения русских и постараться найти слова, которые бы удовлетворили Лондон, но Чемберлен боялся, что известия о советских предложениях, просочившись за стены Уайтхолла, станут известны избирателям. Сообщая о них лидерам лейбористов, он взял с них слово сохранить разговор в строжайшей тайне.

Предложения русских заставили крепко задуматься английских министров. Кабинет запросил мнение высшего командования сухопутных сил, авиации и флота не один, а два раза. Во втором докладе военачальники значительно изменили свои точки зрения, и министры перестали совсем в чем-либо разбираться. В частном письме Чемберлен писал, что «испытывает глубочайшее недоверие к России». В то время как война неотвратимо надвигалась, лорд Галифакс просуммировал полное смятение этих людей, на которых с надеждой смотрела вся Великобритания, словами «нам нужно тянуть время».

Англичане все больше и больше запутывались в хитросплетении слов, выдвигая контрпредложения, которые Сталин находил еще более противоречивыми и неудовлетворительными. В конце концов косные чиновники министерства иностранных дел осознали, что если они и дальше будут не называть Германию явно в тексте соглашения, дело закончится тем, что Великобритания даст гарантии всем против всех. Русские, видя, что англичане не торопятся, заподозрили, что они хотят затянуть переговоры до бесконечности. Сталин, у которого были шпионы в высших правительственных кругах практически всех европейских стран, пришел к убеждению, что Великобритания и Франция вступят в боевые действия только в том случае, если сами подвергнутся агрессии, и решил, что спасение для России может принести только договор с ее заклятым врагом — нацистской Германией.

До сих пор не угасли споры по поводу того, кто первый, Гитлер или Сталин, выдвинул предложение заключить договор о ненападении. До прихода Гитлера к власти Германия была крупнейшим импортером Советского Союза, в свою очередь поставляя ему почти половину экспорта. Доктрина Гитлера и его шумная злобная пропаганда буквально удушили взаимную торговлю. Программа перевооружения армии настолько истощила экономику Германии, что в январе 1939 года директор Рейхсбанка должен был испрашивать санкцию Гитлера на все расходы. Германская экономика развивалась по опасному экстенсивному пути, в то же время по причинам как экономическим, так и политическим Германии становилось все труднее и труднее получать иностранные кредиты.

С другой стороны, Советский Союз постоянно намекал на то, что его очень устроил бы возврат к тому объему товарооборота, что был у него с Германией до Гитлера. Таким образом, две великие державы толкала навстречу необходимость торговых связей. Некоторые источники, в том числе советские историки, настаивают на том, что идею Советско-Германского пакта о ненападении, подписанного в августе 1939 года, впервые выдвинул Гитлер. Они ссылаются на длинный разговор, состоявшийся у Гитлера с советским послом на приеме в Берлине в январе 1939 года.

Празднование Нового года было отложено на 12 января для того, чтобы оно смогло пройти в новом роскошном здании Рейхсканцелярии, построенном архитектором Альбертом Шпеером на Фоссштрассе. Дворец сверкал полированным мрамором, мозаиками и бронзой. Кабинет Гитлера, длиной 80 футов и с 60-футовым потолком, был спроектирован так, чтобы подавлять посетителей, которым предстояло пройти по вытянутому помещению к огромному мраморному столу фюрера. На праздничном приеме папский нунций, дуайен дипломатического корпуса, обратился к Гитлеру с речью, пожелав ему счастья и успехов в новом году. Как только краткая официальная церемония окончилась, Гитлер на глазах у всех присутствующих отвел в сторону советского посла и проговорил с ним больше тридцати минут. В свете торжественного дипломатического приема это было красноречивым свидетельством того, что Германия хочет изменить приоритеты своей внешней политики. На самом деле это было ответом на встречу советских и германских торговых экспертов, состоявшуюся в Берлине 22 декабря, и последующее одобрение Сталиным выделения кредита в 200 миллионов рейхсмарок.

Вряд ли стоит удивляться, что сообщения о надвигающемся русско-германском торговом соглашении появились и во Франции и в Великобритании. В «Ньюс кроникл» от 27 января появилась более подробная статья, в которой предполагалось, что Советско-Германский договор неизбежен. Эта статья была написана Верноном Бартлеттом, известным своими тесными связями с советскими официальными кругами, и русские газеты перепечатали ее без комментариев. Возможно, расчеты Гитлера на тот вклад в германскую экономику, который привнесут Австрия и Чехословакия, ослабили его стремление заключить договор со Сталиным, ибо только в Страстную Пятницу 7 апреля Иоахимм фон Риббентроп, министр иностранных дел Германии, поручил Петеру Кляйсту, эксперту из своего аппарата, установить контакт с советскими дипломатами, чтобы ускорить продвижение переговоров. Все специалисты сходятся во мнении, что у Риббентропа не было ни таланта, ни знаний, ни опыта; работа над Советско-Германским договором о ненападении стала вершиной его карьеры.

Через несколько дней Кляйст уже чаевничал с Георгием Астаховым, бородатым советским поверенным в делах в Берлине, имевшим право встречаться с иностранцами и оставаться с ними наедине. Через десять дней советский посол в Берлине посетил министерство иностранных дел. Он поинтересовался, можно ли рассчитывать на то, что контракты на поставки вооружения с концерном «Шкода» будут соблюдаться теперь, после оккупации Чехословакии германскими войсками. Посол признался, что в действительности советское правительство хочет проверить, действительно ли Германия собирается возобновить торговлю с Россией.

На Первомайском параде в Москве Сталин встретил своего министра иностранных дел подчеркнуто холодно. Айви Литвинова, жена министра, уроженка Англии, воскликнула: «Черт бы побрал этого дурака Чемберлена!» — и все те, кто мог разбираться в едва уловимых предзнаменованиях советской внешней политики, заключили, что отныне взгляд Сталина обращен на Берлин. Французская и британская делегации, прибывшие в Москву для переговоров, подтвердили опасения Сталина. В них отсутствовали хоть сколько-нибудь значимые фигуры, и, вместо того чтобы прилететь самолетом или прибыть на борту быстроходного боевого корабля, делегации пять дней качались на волнах на борту древнего пассажирского лайнера «Сити оф Эксетер».

Придя в германское министерство иностранных дел за ответом на запрос о контрактах со «Шкодой», Астахов заметил, что новый министр в правительстве Сталина, Вячеслав Молотов, также является председателем Совета министров, то есть уступает влиянием одному только Сталину. В отличие от своего предшественника Молотов не был евреем, и это тоже было сигналом нацистам. Правда, у него была жена-еврейка, но это держалось в строжайшей тайне.

Молотов был человеком «выдающихся способностей, но при этом хладнокровно безжалостным», как написал в военных мемуарах Черчилль, добавивший, что «похожая на пушечное ядро голова, черные усики и проницательные глаза Молотова, его каменное лицо, великолепные ораторские качества и невозмутимость свидетельствовали о его способностях и мастерстве». Настоящая фамилия Молотова была Скрябин; племянник знаменитого композитора, он в детстве учился музыке, но потом занялся политикой и стал полностью зависим от мыслей и взглядов Сталина. Его назначение на пост министра иностранных дел было сигналом нацистам, что отныне они имеют дело с самим Сталиным.