Читать онлайн «Варяго-Русский вопрос в историографии». Страница 52

Какой же тогда смысл возвращаться в современном историческом исследовании к рассмотрению рудбековской «Атлантиды»? Приведённые выше фрагменты говорят сами за себя. Из них хорошо видно, что не все из «причуд фантазий» Рудбека отошли в прошлое, некоторые из них легко узнаваемы по работам норманистов, как уже и было отмечено выше. Достаточно вспомнить, например, как Байер аргументировал свою идею о шведском происхождении варягов: «...Скандия от некоторых называется Вергион и что оное значит остров волков... что в древнем языке не всегда значит волка, но разбойника и неприятеля...»[159]. Не правда ли, Байер прямо со школярским доверием почти дословно цитирует одну из причуд фантазий Рудбека? А ведь Байер до сих пор является непререкаемым авторитетом для каждого норманиста, вклад которого вкупе с Миллером и Шлёцером, оценивается как «подлинно академическое отношение к древнейшей русской истории, основанное на изучении источников»[160]. Но из вышеприведённого видно, что основным «источником» Байера оказывается Рудбек, за которым маячит фигура дипломата Петрея. Вот и все «источники». Следовательно, выяснение роли Рудбека в формировании взглядов Байера является остро актуальным вопросом для изучения варяжского вопроса, поскольку мифотворчество Рудбека и других шведских литераторов и политических деятелей XVI–XVII вв. обнаруживает несомненную связь между их фантастическими реконструкциями великого прошлого предков шведского народа и современным норманизмом. Так же, как Рудбек упрекал Геродота и Диодора в незнании «скандинавских» языков, так и современные норманисты упрекают древнерусских летописцев в незнании скандинавского языка и неверной передаче непонятных им «скандинавских» слов, существующих порой лишь в воображении современных наследников шведской «гипербореады». В их трудах легко узнаваемы и вера в скандинавское происхождение древнерусских топонимов, этнонимов и антропонимов, и метод «доказательства» их скандинавской этимологии.

Утопия не обладает способностью саморазвития, обеспечивающего движение от старого к новому, а лишь воспроизводит самоё себя. Примеры с антропонимами и топонимами – одно из подтверждений справедливости такого заключения. Но такую же сохранность в современной науке обнаруживают и другие «открытия» рудбекианизма. Например, идея исходно скандинавского происхождения древнегреческих культов, в частности культа Аполлона, обрела новую жизнь в попытках норманистов отождествить культы Перуна и Волоса с культами Тора и Одина (или, по крайней мере, доказать наличие последних на Руси). Стремление Рудбека увидеть в древнегреческих источниках от Геродота до Диодора Сицилийского отражение древнешведской устной традиции получило продолжение в попытках вывести происхождение ПВЛ из древнешведского дружинного эпоса или исландских саг.

Возникает законный вопрос: как же это получилось, что несуразные «реконструкции» древнешведской истории, произведённые Рудбеком в конце XVII в., вдруг обрели новую жизнь в древнерусской истории, переселившись туда в форме норманизма? Проистекает это непосредственно из того, что Рудбек был влиятельной фигурой в шведской исторической мысли? Здесь надо подчеркнуть, что среди шведских историков Рудбек уже при жизни сделался непререкаемым авторитетом. Известный шведский историк и литературовед Хенрик Шюк отметил, что фантазии Рудбековской «Атлантиды» в Швеции конца XVII–XVIII вв. воспринимались как святыня, сравнимая только с Аугсбургским символом веры (официальный вероисповедальный документ – богословская норма лютеран)[161]. Таким образом, догма готицизма, утверждённая в Швеции при Густаве, была пополнена ещё святыней рудбекианизма в конце XVII века. В 1688 г. филолог Габриель Спарвенфельд (1655–1727) получил задание от шведского правительства совершить поездку по Европе и постараться отыскать документы, которые подтверждали бы «Атлантиду» Рудбека. Все были уверены, что рассказы Рудбека покоятся на достоверном материале, который по разным обстоятельствам был вывезен из страны и рассеялся по разным старинным архивам и книгохранилищам. Несмотря на то, что Спарвенфельд путешествовал более пяти лет и посетил Испанию, Италию, Швейцарию, Северную Африку, он, естественно, ничего не нашёл[162]. Однако мысль о том, что письменные источники, писанные рунами и подтверждавшие шведские древности, о которых писал Рудбек, когда-то существовали, но постепенно были утеряны или уничтожены, ещё довольно долго занимали умы шведских историков[163].

Однако авторитета Рудбека, влиятельного историка в шведском обществе, явно было бы недостаточно для того, чтобы стать и властителем дум, например, немецких учёных. А рудбекианизм в конце XVII – первой половины XVIII в. получил общеевропейскую популярность. Произошло это в силу того, что готицизм, в русле которого немецкими и шведскими историками и теологами в течение XVI в. был создан образ великого прошлого готов как завоевателей мира и героических предков германских народов, c XVII в. стал привлекать всё большее внимание английских историков, а несколько позднее – и французских мыслителей. И вот в рамках общеевропейского готицизма идеи величия готов в древности приобрели большое распространение во многих европейских странах, вместе с чем имена Иоанна Магнуса и Рудбека на какое-то время стали признанными европейскими именами.

В 1647 г. Натаниэль Бэкон заявил в своём «Historical Discourse of the Uniformity of the Goverment of England», что древнее готское право оказало большое влияние на английское право в ранний период истории[164]. В английской литературе проявилось увлечение древнескандинавским литературным наследием, которое отождествлялось с готическим («altnordisch» в значении «gothic»). Романтика английского готицизма подогревалась идеями исходного родства всех германских народов. Эти идеи, как уже говорилось выше, были сформулированы немецким готицизмом, но, распространяясь и на предков англичан – англов, ютов, саксов, захватили постепенно и английских мыслителей. Роберт Шерингэм в 1670 г. написал работу «De Anglorum Gentis Origine Disceptatio», где привлёк всю доступную скандинавскую литературу, которая характеризовалась как «libri antiqui lingua Gothica scripti». Дискуссия о прародине готов получила развитие среди английских историков и отразилась в таких работах, как «Британия» Уильяма Кэмдена (1610), как «История Великобритании» Джона Спида (1611), как «Аrchaeologus» Генри Спельмана (1626) и др. Идея Швеции как прародины готов оспаривалась многими английскими историками в пользу ютов (через преобразование этнонима Jutae в Gutes-Getes-Gothes), которые рассматривались как естественные предки англосаксов, что лишний раз подтверждает слабость человеческой природы и власть над ней тщеславия. Но тем не менее шведский готицизм в глазах английских историков и литераторов принадлежал к респектабельной исторической традиции, что подтверждается публикацией таких работ, как «A Short Survey of the Kingdome of Sweden» (1639), «The Swedish Intelligencer» (1633) и др. Как было сказано выше, ещё с XVI в. в Англии получил распространение труд Иоанна Магнуса, а в 1658 г. был переведён на английский язык труд его брата Олафа Магнуса под названием «A Compendious History of the Goths, Swedes, & Vandals»[165].

И как бы то ни было, основная идея готицизма о родстве всех германских народов укоренилась в Англии. Историк Джеймс Тюрелль так сформулировал её в своём труде: «Все германцы имеют готское происхождение, а англосаксы относятся к древним германцам, описанным Тацитом...» (General History of England», 1698). Ему вторил государственный деятель и дипломат Уильям Темпль: «Саксы были ветвью готских народов, рои которых вылетели из северного улья и под руководством Одина ещё в древние времена заняли все страны вокруг Балтийского моря» («Intdouction to the History of England», 1695). На волне этого увлечения готицизмом «Атлантида» Рудбека была встречена в Англии самым позитивным образом, о чём свидетельствует отзыв Королевского общества от 10 января 1681 г., помещённый в «Collectiones philosopicae»: «Заслуженные и прославленный автор только что закончил великий труд, который служит к большой чести его страны и показывает, как росло и развивалось Шведское королевство... в подтверждение положений, которые он отстаивает, он собрал обширнейший материал из самых разных областей и связал всё воедино... невозможно отдать предпочтение какой-то одной части его работы перед другими»[166]. То, что образованные англичане – современники Рудбека – читали его «Атлантиду» и воспринимали его писания с доверием, свидетельствует небольшая работа английского дипломата в Стокгольме Джона Робинсона «An Account of Sueden». Together with an Extract of the History of that Kingdom» (Лондон, 1694), где он поведал любознательной публике, что начало готской истории относится к тому времени, когда Один (Othinus или Woden), изгнанный из Азии Помпеем, завоевал Москву, Саксонию, Швецию, Данию и Норвегию[167]. Как видим, «вытяжка» из истории Шведского королевства явно позаимствована у Рудбека и его единомышленников.