Читать онлайн «Империя – I». Страница 110

Таким образом, все довольны.

Выступить сегодня с критикой этой точки зрения, означает вызвать:

1) гнев многих ученых историков и археологов, предшественники которых допустили когда-то много оплошностей и ошибок,

2) негодование местных жителей, свыкшихся с приятной и финансово полезной для них легендой,

3) возмущение туристических компаний, делающих деньги на демонстрации «подлинных остатков древнейшей цивилизации»,

4) обиду у тысяч доверчивых туристов, трепетно прикасавшихся к священным обломкам «древнейших статуй».

И все они произнесут: « Не могли столько людей ошибаться столько лет!».

Не смеем спорить.

Напомним только, что когда-то люди искренне верили, будто Земля – плоский блин на спинах четырех слонов. И будто Солнце вращается вокруг Земли. И никто их специально не обманывал. Просто таков путь эволюции научного знания: от ошибок к истине.

История науки знает достаточно примеров массовых искренних заблуждений.

Так создавалась скалигеровская история и скалигеровская география. Мы видим, что некоторые искажения могли возникать естественным образом – из-за путаницы в старых картах, хрониках и т.п. И не обязательно потому, что кто-то хотел кого-то преднамеренно обмануть.

Так появилось несколько Африк, несколько Монголий, несколько Индий, несколько Галлий, и т.д. И началась естественная путаница между ними – куда же следует отнести события, описанные в том или ином тексте?

Наряду с описанным процессом накопления ошибок происходил, вероятно и еще один, не менее важный. Он касается географических описаний, столь популярных в средние века. Конечно, среди них были и реальные путевые заметки, скорее всего краткие и сбивчивые. Читать их было тяжело и даже скучно.

Но были и такие, которые носили кабинетный характер, когда ученый, сидя, скажем, в Риме, собирал разнообразные путевые записки реальных путешественников, и на их основе составлял расширенный увлекательный текст, называя его «путешествием». Это был безусловно полезный, важный, но все-таки кабинетный труд. Наряду с несомненными достоинствами, ему были присущи и важные недостатки.

Вот, например, какой-то реальный древний путешественник XIII-XIV веков из Венеции отважился посетить далекую Древнюю Русь – Орду – Великую империю, кратко описав ее как «далекую страну в Азии». То есть как «Индию в Азии».

Через какое-то время краткий фрагментарный текст его путевых заметок попадает к европейскому кабинетному ученому, работающему, скажем, в Риме и собирающему информацию о далеких странах. С интересом и уважением берет он в руки случайно попавший к нему краткий путеводитель.

Но этот римский ученый, например, XVI века, живет уже в эпоху, когда название «Индия» закрепилось за ее современным местоположением. А прежний смысл слова «индия» – «далекая страна» уже забыт. И видя, что в путеводителе говорится об «Индии в Азии», он решает, что перед ним – одно из первых древних описаний путешествия в Индию в ее современном понимании.

И римский ученый XVI века совершенно искренне дополняет старый короткий рассказ своего венецианского предшественника XIII-XIV веков новыми действительно достоверными сведениями о замечательной стране Индии. Где водятся слоны, носороги и творятся многие другие удивительные вещи.

А чтобы современникам интереснее было читать, он сообщает также и о людях с одной ногой, о кентаврах, о птице феникс и т.п. Якобы, сам их видел и даже чуть было не погиб в пасти гигантского крокодила с головой медведя.

Получается что-то вроде описаний географических путешествий, созданных Жюлем Верном. Сам он никогда в далекие страны не выезжал, под водой на «Наутилусе» не плавал и в щупальцах чудовищного спрута не погибал. Спокойно сидел в тихом кабинете, пользовался энциклопедиями, реальными путевыми записками и творил захватывающие романы, которые тут же расхватывались благодарными читателями.

Надо полагать, в средние века этот жанр увлекательных географических путешествий был не менее популярен. Людей всегда влекли далекие загадочные страны. Самим поехать – сложно и опасно, а вот прочитать про них очень хочется. Вспомните хотя бы свое детство – как вы увлекались Жюль Верном.

Итак, римский ученый XVI века создает нечто подобное жюль-верновскому географическому роману, опираясь на реальное путешествие своего венецианского предшественника XIII-XIV веков.

Проходит время и подновленное «римское путешествие» начинает свою самостоятельную жизнь.

В конце концов, оно попадает к немецкому ученому историку XVII-XVIII веков, собирающему средневековую информацию о далеких странах. С интересом и уважением берет он в руки случайно попавшее к нему «Путешествие в Индию». Что же сообщает ему «средневековый путешественник» ?

Немецкий ученый отбрасывает россказни об огнедышащих драконах и чудовищах-китах, целиком глотающих корабли. Все-таки на дворе уже XVIII век.

Зато ко всему остальному от относится уже с полным доверием и начинает «научную реконструкцию путешествия». И, естественно, быстро приходит к выводу, что путешественник посетил Индию в ее современной локализации! Ведь рассказывается о слонах, носорогах, крокодилах и т.п.

Но заключение это – неверно, поскольку венецианский реальный путешественник был в действительности в Древней Руси. В «далекой стране», то есть в «Индии». А весь «современно-индийский колорит» добавил средневековый «жюль-верн» XVI века.

Мы столкнулись с эффектом слоистой хроники. Первый ее слой – подлинный и краткий – путешествие в Древнюю Русь – Орду, то есть в «далекую страну – индию». А второй – более подробный, но литературный – позднее описание Индии в ее современном смысле.

Нам возразят: Это – ваши теоретические построения. А где примеры таких слоистых географических описаний путешествий?

Они есть.

Через несколько глав мы о них расскажем. Мы не случайно выбрали здесь в качестве примера некоего знаменитого венецианского путешественника.

Мы отдаем себе отчет в том, что восприятие настоящей главы может вызвать у читателя определенные психологические неудобства. Поскольку все изложенное весьма противоречит привитой нам с детства картине взаимоотношений между Востоком и Западом. Грубо, но все-таки довольно точно, эту традиционную картину можно описать словами: «просвещенный свободный Запад» и «отсталый рабский Восток». В этом противопоставлении к Востоку обычно относят и Русь.

Все изложенное выше ломает эту привычную картину.

И теперь мы с удивлением начинаем осознавать, что другой, – все же существовавший, – взгляд на Запад и Восток, который сегодня преподносится нам обычно как якобы исполненный курьезов и парадоксов, на самом деле куда более верен, чем тот, к которому мы привыкли.

Мы имеем в виду славянофилов. По крайней мере, некоторых из них.

В качестве примера напомним читателю о работах широко известного А. С. Хомякова.

Алексей Степанович Хомяков родился в Москве, на Ордынке… 1 мая 1804 года. Он происходил из старинной русской дворянской семьи, в которой свято сохранялись и дедовские грамоты, и родовые рассказы «Лет за двести в глубь старины». О пращурах, которые… еще с XV века… со времен Василия III, верою служили государям Московским ловчими и стряпчими.[63], с.5.

Получил блестящее образование. Его учителями были известные профессора того времени [63], с.6.

К 1819 году относится его первый собственный литературный труд: Перевод Тацитовской «Германии» (позже опубликованный в «Трудах Общества любителей российской словесности при Московском университете»). [63], с.6.

Он… увлекался техникой, изобрел паровую машину «с сугубым давлением» (и даже получил за нее патент в Англии), а во время Крымской войны – особое дальнобойное ружье и хитроумные артиллерийские снаряды. Он занимался медициной и много сделал в области практической гомеопатии… Он открывал новые рецепты винокурения и сахароварения, отыскивал в Тульской губернии полезные ископаемые. [63], с.4.

«И восторженные почитатели, и многочисленные недруги его безусловно сходились в одном: Хомяков был «тип энциклопедиста» (А. Н. Плещеев), наделенный «удивительным даром логической фасцинации» (А. И. Герцен). «Какой ум необыкновенный, какая живость, обилие в мыслях… сколько сведений, самых разнообразных… Чего он не знал?» (М. П. Погодин). Иным недоброжелателям эта блестящая эрудиция казалась поверхностною и неглубокою» [63], с.3.