Читать онлайн «Война и общество. Факторный анализ исторического процесса. История Востока». Страница 48

Цинь Шихуану не удалось остановить Сжатие – после его смерти в 210 г. на территории бывшего царства Чу началось большое восстание. Инициатива выступления принадлежала простому народу, но вскоре к руководству движением пришла знать, стремившаяся вернуть свои наследственные владения. Восставшие воевали под знаменами старинных царств и нередко вступали в междоусобную борьбу. В 207 г. повстанцы овладели столицей империи, Сяньяном, огромный город был разрушен, а население вырезано до последнего человека. Источники сообщают о голоде, доводившем людей до людоедства, о гибели половины населения Китая[726]. По другим сведениям, население сократилось на 2/5, в городах из каждых десяти жителей осталось два-три[727]. В 202 г. до н. э. вождь повстанцев Лю Бан провозгласил себя первым императором новой династии Хань. Начался новый период истории Китая.

* * *

Возвращаясь к анализу исторического процесса в рамках трехфакторной модели, необходимо отметить, что жуны, перенявшие всадническое искусство у пришедших с запада племен, оказались восприимчивы и к китайским влияниям. Цинь стала областью социального синтеза, где военные традиции степи совместились с этатистскими традициями «срединных царств». Результатом этого синтеза стало рождение мощной военной державы, которая впоследствии объединила под своей властью весь Китай, причем завоевания были столь стремительными, что они не вызвали прерывания демографических циклов в покоренных царствах.

Завоевание привело к трансформации структуры, к распространению этатистских порядков Цинь на всю территорию Китая. Если в долине Хуанхэ такие порядки – в менее строгом варианте – существовали и прежде, то в южных царствах они были новшеством, вызвавшим сопротивление местной элиты. Другой проблемой было усиливавшееся Сжатие. Император пытался использовать для понижения демографического давления методы государственного регулирования: он переселил на целинные земли окраин сотни тысяч бедняков из густонаселенных районов. Однако Шихуан не решился на передел земли и не смог остановить Сжатия. Более того, войны и грандиозные стройки, резкое увеличение налогов и повинностей вызвали структурный кризис. На примере эпохи Цинь мы впервые можем проследить механизм структурного кризиса, причиной которого является масштабное перераспределение ресурсов в структуре «государство – элита – народ». В условиях Сжатия этот кризис быстро перешел в общий экосоциальный кризис. После смерти императора начались восстания, и уцелевшая знать выступила вместе с народом. Гражданские войны, голод, разрушение ирригационных систем привели к демографической катастрофе; погибло около половины населения Поднебесной.

* * *

Анализируя события, последовавшие за появлением кавалерии, необходимо прежде всего отметить определенный параллелизм в процессах социального синтеза в Китае и на Ближнем Востоке. В обоих регионах конные варвары не смогли завоевать земледельческие империи, очевидно, вследствие отсутствия у них необходимой политической организации. Однако искусство конных лучников было перенято у степняков другими варварами, жившими на окраинах империй и сумевшими совместить новую кавалерию, старую пехоту и заимствованную у империй этатистскую традицию. Эти «цивилизованные варвары» затем приступили к завоеваниям и завладели огромными территориями, создав две мировые империи: Персидскую империю и империю Цинь.

В обоих случаях военное преимущество конных лучников было таково, что завоевания совершились без больших потрясений и не прервали демографические циклы на завоеванных территориях. Однако продолжающееся Сжатие вскоре вызвало борьбу за ресурсы между завоевателями, элитами и народами покоренных стран. Результатом стали повсеместные восстания, вызвавшие гибель империи Цинь. Персам удалось подавить восстания и создать сословную монархию, которая эволюционировала в течение следующего демографического цикла по законам, описанным Ибн Халдуном. В конце IV в. до н. э. на смену персам пришли новые завоеватели – македоняне.

Походы Александра Македонского представляли собой новую волну завоеваний, связанную с появлением македонской фаланги. Фаланга имела в Греции длительную историю, она появилась в VII в. до н. э. и была ответом греков на экспансию кочевников: в это время племена киммерийцев захватили Македонию и иногда прорывались в Среднюю Грецию[728]. В результате диффузионных процессов в Аттике и Беотии сложились государства, в которых господствовала всадническая аристократия. «В Греции, – писал Аристотель, – полноправными гражданами были в первое время воины, а именно вначале – всадники; объясняется это тем, что тогда на войне силу и перевес давала конница, а тяжеловооруженная пехота, за отсутствием в ней правильного устройства, была бесполезна»[729]. Однако пехота не оставила попыток противостоять конным и пешим лучникам; сначала появилось более эффективное защитное вооружение: бронзовая кираса, поножи, большой щит – вес этого снаряжения достигал 30 кг. Затем пехотинцы научились сражаться в сомкнутом строю, в фаланге, причем каждый воин должен был прикрывать шитом не только себя, но отчасти и соседа слева. Сначала воины имели по два дротика, но к концу VI в., когда фаланга приняла завершенный вид, главным оружием стало двухметровое копье[730].

Хотя греческая фаланга была менее уязвима для стрел конных лучников, она не могла атаковать маневренную и быструю конницу. Атака фаланги направлялась на лучников-пехотинцев, которые в то время еще составляли основу боевого порядка как в персидской армии, так и в армиях других государств. При такой атаке требовалось быстрым шагом или даже бегом преодолеть около 100 м простреливаемого пространства, на это уходило меньше минуты. После этого, как пишет Г. Дельбрюк, не имевшие тяжелого вооружения лучники могли считать себя погибшими[731].

В 480 г. до н. э. волна персидских завоеваний достигла Греции, и в следующем году греческая фаланга встретилась с персидской армией в битве при Платеях. Поначалу персы избегали сражения и ограничивались атаками конницы, которая почти безнаказанно обстреливала греков, вынудила их укрыться на холмах и лишила подвоза воды. В конце концов греки решили отступить, персидский полководец Мардоний принял это отступление за бегство и опрометчиво бросил в атаку свою пехоту. В ответ греки быстро построились в фалангу и в коротком бою разгромили пехоту персов. «Персы не уступали эллинам в отваге и телесной силе, – свидетельствует Геродот, – у них не было только тяжелого вооружения…»[732]. Конница персов, не принимавшая участия в этом решительном столкновении, была вынуждена вернуться в Персию.

Таким образом, новое оружие греков смогло остановить волну завоеваний, порожденную появлением конницы. Следующие полтора века прошли в борьбе двух военных систем, персидской и греческой, причем обе стороны в ходе диффузионного процесса стремились заимствовать оружие противника. Греки наняли некоторое количество скифских лучников и стали шире использовать фессалийскую конницу. Персы, пользуясь враждой между греческими государствами, стали нанимать эллинских гоплитов; к моменту вторжения Александра Македонского их число достигло 30 тыс.[733]. Одновременно персы развивали свою кавалерийскую тактику и в дополнение к легким конным лучникам создали отряды всадников, одетых в панцири; эти всадники атаковали противника в сомкнутом строю и вступали в ближний бой, сражаясь дротиками и мечами. Впрочем, в отсутствие стремян кавалеристы были еще недостаточно устойчивы в седле, и тяжелая конница пока не получила широкого распространения[734].

Обе системы вооружения распространялись путем диффузии и в соседние страны. Расположенная к северу от Греции Македония с давнего времени славилась своей конницей «гетайров», которая состояла из местной знати – по-видимому, потомков некогда завоевавших эту страну киммерийцев. «Гетайры», или «друзья царя» (так же как всадники из соседней Фессалии), были защищенными короткими панцирями метателями дротиков; что же касается македонской пехоты, то она представляла собой плохо вооруженное крестьянское ополчение. Македонский царь Филипп II, хорошо знакомый с военным достижениями греков, в 350-х гг. предпринял военную реформу и полностью реорганизовал как пехоту, так и конницу. Взяв за образец греческую фалангу, Филипп II вооружил пехотинцев более длинными копьями, «сариссами», так что перед фронтом фаланги выступали копья пяти первых рядов. Длина «сарисс» достигала 14 локтей (6,3 м), и македонские воины (в отличие от греков) держали свои копья обеими руками; соответственно, их щиты были меньших размеров и закреплялись на плече с помощью ремней. При этом плотность построения была увеличена примерно вдвое за счет того, что фалангисты стояли боком, выдвигая левое плечо со щитом вперед; в результате на каждого противника было нацелено десять копий. Глубина фаланги достигала 16 шеренг, и задние ряды практически не участвовали в столкновении. Их задача состояла в том, чтобы толкать вперед передние ряды, воины которых не только не могли бежать, но и с трудом шевелились в давке, зато напор фаланги был страшным[735]. «Пока фаланга сохраняет присущие ей особенности и свойства, – говорит Полибий, – нет силы, которая могла бы сопротивляться ей с фронта или устоять против ее натиска»[736].