Читать онлайн «Война и общество. Факторный анализ исторического процесса. История Востока». Страница 11

Исход нашествия на земледельческие страны зависел от нескольких факторов. На стороне кочевников были отвага, выносливость, искусство наездников и стрелков из лука, солидарность в бою и очень часто – сознание того, что отступать некуда, что либо победа, либо голодная смерть. На стороне земледельцев было превосходство в численности и часто – превосходство в организации. Эти факторы обычно компенсировали друг друга, и исход сражений зависел от главного фактора – от вооружения и тактики. Если кочевники не имели превосходства в вооружении и не могли получать ресурсы грабежом земледельческих стран, то их государства не выдерживали климатических стрессов и быстро распадались. Однако, сражаясь между собой, степняки постоянно совершенствовали вооружение и тактику кавалерии и иногда оказывались обладателями нового, обеспечивающего победу оружия. Появление нового оружия нарушало военное равновесие между кочевниками и земледельцами, и на земледельческие цивилизации обрушивалась волна нашествий непобедимых и жестоких завоевателей.

Завоевание приводило к созданию сословных обществ, в которых основная масса населения, потомки побежденных земледельцев, эксплуатировалась потомками завоевателей. Далее нам необходимо рассмотреть механизм создания и дальнейшей эволюции таких обществ.

В литературе нет общепринятого термина для обозначения сословных обществ, которые создают кочевники при завоевании земледельческих областей; их называют политарными, данническими, феодальными и т. д. Мы будем пользоваться терминологией Н. Н. Крадина, который называет такие государства «ксенократическими», или «завоевательными»[157]. Поскольку в эпоху до создания артиллерии нашествия кочевников происходили регулярно с интервалами в одно-два-три столетия, то большинство обществ того времени были ксенократическими. Схему развития таких обществ нарисовал великий арабский философ Ибн Халдун, своими глазами наблюдавший их жизнь и обобщивший в своих наблюдениях обширный материал со всего мусульманского мира[158].

Ибн Халдун начинает с описания асабии – родового или племенного объединения кочевников-бедуинов, основанного на началах солидарности, коллективизма и братства (слово «асабия» используют также в значении «родовая солидарность»). Асабия возглавляется шейхами, «выдающимися людьми» на основе «того почтения и уважения, которое все испытывают к ним»[159]. Скитаясь в степях и пустынях, бедуины привыкли довольствоваться самым необходимым, они постоянно подвергаются опасностям, «поэтому мужество стало для них свойством характера, а смелость – природным качеством»[160]. «Так как кочевая жизнь является причиной смелости, то необходимым образом дикое племя боеспособнее, чем другое», – пишет Ибн Халдун[161]. Обладая военным превосходством, кочевники захватывают обширные земледельческие области, подчиняют местное население и заставляют его платить дань. Асабия становится привилегированным военным сословием и достигает могущества, однако затем начинается ее медленное распадение. Шейх асабии становится государем и постепенно отдаляется от своих соратников; он приближает к себе низкопоклонствующих перед ним «чужаков» (т. е. местных чиновников), перенимает местные обычаи и начинает править самовластно[162]. Отмеченный Ибн Халдуном конфликт между царями и знатью является типичным для новых обществ, которые создают завоеватели в покоренных ими странах Востока. Самодержавие является характерной чертой многих восточных обществ, и, вторгаясь в страны древней цивилизации, завоеватели-варвары, естественным образом, пытаются перенять их культуру и систему управления – этот процесс можно рассматривать как проявление следующего за завоеванием социального синтеза. В соответствии с традициями Востока права верховной собственности принадлежат царю, и стремление царей присвоить себе все плоды завоеваний вызывает протест родовой знати, которая требует выделения своей доли. Знать не желает признавать заимствованное у побежденных самодержавие, она устраивает заговоры и убивает или свергает царей, а цари «подавляют мятежные стремления своих сотоварищей и все богатства присваивают себе»[163]. Знать отстаивает старые традиции кочевников, поэтому мы будем называть ее мятежи и заговоры традиционалистской реакцией. С другой стороны, некогда мужественные бедуины привыкают к «обычаям роскошной, удобной жизни, уменьшается их смелость в той же степени, что и их дикость и бедуинский образ жизни»[164]. Стремление к роскоши вызывает рост налогов, которые оказываются непосильными для крестьян, – начинаются восстания. К этому времени асабия уже разложилась и утратила свое единство: в погоне за богатством бедуины забыли о коллективизме и об обычаях взаимопомощи, они привыкли к безбедной жизни и превратились в изнеженных городских жителей. Государство разрушается, его обороноспособность падает, и его история заканчивается вторжением новой бедуинской асабии[165].

Необходимо обратить внимание на еще один аспект эволюции завоевательной империи. Дело в том, что, как отмечалось выше, сама по себе государственность не типична для кочевников, которые обычно живут по законам военной демократии. Поэтому традиционалистская реакция, если она побеждает, приводит к распаду ксенократической империи на мелкие государства-завоеватели, подобно тому как в степи племенные союзы распадаются на враждующие племена. Кроме того, для кочевников характерно выделение многочисленным наследникам правителя фактически самостоятельных уделов (улусов), что также подрывает государственное единство. Таким образом, сохранение кочевых традиций является еще одним фактором, обуславливающим нестабильность созданных путем завоевания империй[166].

Характерно, что идеи Ибн Халдуна прямо используется в диффузионистской теории У Мак-Нила. «Сам образ жизни пастухов вырабатывал военные (или по крайней мере полувоенные) навыки… – писал У Мак-Нил. – Завоеватели, пришедшие… из областей на границе цивилизованного мира, действительно могли установить деспотическую центральную власть, однако через несколько поколений завоеватели вполне могли сменить свои военные обычаи на более свободный и изнеженный образ жизни, существовавший в городах. В свою очередь, ослабление воинской дисциплины и упадок боевого духа создавали предпосылки для восстаний в самой империи или прихода новых завоевателей из пограничных областей… В ранней фазе завоевательных походов, когда одерживались блестящие победы и завоевывались аграрные регионы, члены полуварварских отрядов беспрекословно подчинялись власти вождя. Но предводители победоносных варварских отрядов (или их наследники) пытались избежать ограничений собственной власти, выработанной на основе обычая, путем привлечения принципов абсолютизма и бюрократического управления, выработанных в цивилизованных обществах. Вследствие этого противоречия между монархами и аристократами были обычным делом. И когда по вышеупомянутой причине в варварских военных отрядах падала дисциплина, открывался путь для новых завоевателей»[167].

Таким образом, теория Ибн Халдуна фактически включается в современную теорию диффузионизма для объяснения тех волн завоеваний, которые сопровождаются покорением цивилизованных областей народами варварской периферии.

По Ибн Халдуну, развитие государства от его рождения до гибели охватывает время жизни трех поколений – приблизительно 120 лет. А. А. Игнатенко, проанализировав имеющиеся данные о продолжительности и характере правления мусульманских династий, нашел, что обрисованная Ибн Халдуном картина близка к реальности[168]. В. В. Бартольд и видный французский исследователь М. Бувье-Ажам считали Ибн Халдуна основателем социологии, такого рода высказывания можно найти и у других специалистов[169]. Концепция Ибн Халдуна оказала значительное влияние на автора известной «теории насилия» Л. Гумпловича – именно отсюда ведет свое начало идея о появлении государства в результате завоевания[170]. А. Тойнби включил концепцию Ибн Халдуна в свою теорию Вызова-и-Ответа[171].

В последнее время теория Ибн Халдуна активно используется в работах П. Турчина, который, в частности, установил ее сходство с некоторыми современными концепциями: с теорией социальной сплоченности Дюркгейма, с теорией «социального капитала», социально-психологическими теориями «индивидуализма-коллективизма». П. Турчин развивает теорию «матаэтнического фронтира», показывая, что общества с высокой асабией формируются на границе земледельческих империй с варварской периферией в условиях жестоких войн и интенсивного естественного отбора. Затем, когда асабия империи ослабевает, они вторгаются через границу и создают свои «варварские королевства»[172].