Читать онлайн «Еврейский вопрос Ленину». Страница 14

Слова Мошко о слабом здоровье не требуют пояснений, но упоминание им Мессии озадачивает. Мошко четко объяснил, что именно его не устраивало в Талмуде. Дескать, по Талмуду, Мессия придет, когда все евреи будут либо праведниками, либо грешниками. Мошко знал, что эта талмудическая якобы версия пришествия Мессии была одной из нескольких десятков метафор, описывающих мессианские времена и разбросанных в массе своей по длиннющей 11-й главе Трактата «Сангедрин» Вавилонского Талмуда, по еврейской средневековой гомилетике, по мидрашам и по собраниям популярных раввинских сочинений.

Мошко не мог не знать, что представление о приходе Мессии, которое он выдавал за главенствующую концепцию в Талмуде, не было ни каноническим, ни центральным и не имело никакого прямого касательства к основным иудейским практикам и верованиям. Такое представление о Мессии отсутствовало среди 613 заповедей, предписанных религиозному иудею. Мошко, таким образом, и здесь соврал. Но он учитывал, кому адресована его просьба. Расставляя акценты нужным ему образом, Мошко особо отметил, что он разошелся с иудаизмом именно по тому вопросу, который был основным для христианства: Мессия. Вероятно, он знал или слышал, что именно этот вопрос был ключевым моментом миссионерских усилий католической церкви, бродячих проповедников Западной Европы, воинствующих христианских орденов и «Комитета опекунства израильских христиан», основанного в царской России в 1816 г. с одобрения и при поддержке благочестивого Александра I.

Любопытно, что еще до своего обращения в православие Мошко расходился с иудаизмом как христианин, а не как еврей. 31 декабря 1844 г. Мошкина мечта осуществилась: он был окрещен, принял Святое причастие, обратился в православие и стал Дмитрием Ивановичем Бланком. В его Свидетельстве о крещении указано, что на момент крещения ему исполнилось 86 лет, и он был отцом Александра, 40 лет, и Любови, 46 лет.[43] Его крестным отцом стал уездный волынский топограф генерал-майор Иван Яковлев, а крестной матерью Ольга Савицкая, жена местного титулярного советника. Мошко выбрал для себя имя Дмитрий, скорее всего, для соответствия полученному при крещении его сыном Александром (Израилем) отчеству, который стал Александром Дмитриевичем (сын Дмитрия, по крестному отцу). Таким образом, в 1844 г. Мошко Бланк родился заново в ипостаси Дмитрия Бланка.

Пару месяцев спустя Мошко решил в очередной раз утвердиться в своем качестве наиверноподданнейшего слуги Его Императорского Величества, с благоговением приобщившегося к официальной религии. Пришло время, сообразил Мошко, дать царю дельный совет, как преобразовать евреев в России. Правда, мешала одна загвоздка: Мошко умел читать на идише и по-русски, он мог разобрать древнееврейский текст по молитвеннику, но вся его грамотность лежала в сфере устной, тогда как он совершенно не умел писать на этих языках — обстоятельство, характерное для абсолютного большинства евреев черты оседлости. Поэтому Мошко поручил кому-то весьма расторопному изложить его мысли на бумаге. Этот неизвестный нам писарь, отлично владевший и идишем, и древнееврейским, украсил идишский текст письма цветистыми оборотами раввинистической литературы.

В письме Бланка мы найдем такие элементы раввинистической риторики, как особое благословение правителя-нееврея или акроним «Да возвеличится слава Его», появляющийся аккурат после каждого упоминания имени царствующей особы. Писарь также вставил библейскую цитату: бе-хукотейхем аль-телеху — «и по установлениям их не ходите» (Лев. 18:3), дабы нагляднее передать неприязненное отношение Мошко к тому, как евреи обращаются с христианами.

В свою очередь Мошко щедро рассыпал по тексту письма русские слова, понятия и выражения, которые в устном идише играли роль отсылок к официальной культуре. Мошко нашел отличный способ языковыми средствами подчеркнуть свою лояльность режиму и веру в успех еврейской ассимиляции. Он называл приказания царя указами, школы — школами, церковь — церковью, молитвы за правительство — молебнами, медицинское образование — медицинской наукой, человека лояльного — верноподданным, причем это последнее слово появляется в письме 4 раза в разных вариантах. И хотя текст записывал для Мошко под диктовку кто-то другой, мы все же отчетливо слышим в этом письме голос самого Мошко — льстивый голос подхалима, заискивающего перед властью.[44]

Мошкино письмо отправилось из Житомира в Киев, затем из Киева в Санкт-Петербург; оно прошло через руки Ивана Каменского, житомирского губернатора; Ивана Фундуклея, генерал-губернатора Киевской, Подольской и Волынской губерний; графа Орлова, начальника Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Последний поручил начальнику штаба Отдельного корпуса жандармов генерал-лейтенанту Леонтию Дубельту перевести письмо с идиша — и затем высшие государственные сановники смогут ознакомиться с предложениями Мошко Бланка. Поскольку Бланк так и не получил из Санкт-Петербурга никаких откликов на его, как ему казалось, эпохальные идеи по вопросу реформирования еврейства России, год спустя он отправил царю новое письмо. С небольшими вариациями он повторил свои основные положения и добавил в конце, что опасается, как бы евреи не воспрепятствовали тому, чтобы его письмо дошло до Его величества. В 1846 г. министр внутренних дел России граф Лев Перовский показал переведенное письмо Бланка Николаю I. Николай письмо «читать изволил», оставил на нем одобрительную пометку ногтем, как он это делал по своему обыкновению, и приказал переслать в Еврейский комитет, совещательный орган по вопросам правительственной политики относительно евреев.[45]

Письма Мошко — замечательные и назидательные документы той эпохи. В солидном корпусе доносов еврейских осведомителей, цензоров еврейских книг и выкрестов по собственному почину письма Мошко Бланка являют собой классику жанра. Впрочем, они больше говорят о самом авторе, чем о евреях. Мошко состряпал и искусно объединил в одном тексте донос на евреев, проект государственной реформы и личное ходатайство. Подобно другим выкрестам, таким как Иоганнес Пфефферкорн в XVI в. или Яков Брафман в XIX, Мошко оправдывает свою ненависть к евреям, вполне реальную, мнимой ненавистью евреев к неевреям.[46]

Мошко обвинил евреев скопом как народ, ненавидящий христиан, и представил эту, якобы общенациональную, черту главной характеристикой еврейского народа, прибегнув к простому трюку: свои сугубо личные предрассудки он выдал за объективную реальность. По Мошко Бланку, евреи отвратительны уже потому, что отличаются от христиан; они бедны и безграмотны, ибо позволяют катальным старшинам-мракобесам настраивать себя против других народов, особенно против полезных навыков окружающего их нееврейского населения. Евреи подозрительны и нелояльны: они никчемные патриоты, постоянно нарушающие присягу верности государству. По синагогам они не молятся за царя даже на Иом-Кипур, зато молятся о пришествии Мессии и своем освобождении из плена, как будто Россия — это тюрьма, откуда нужно бежать. Мошко особенно негодовал из-за еврейского лицемерия: мол, почитая христиан злом, евреи во всем зависят от христиан, без чьей помощи им не исполнить некоторые религиозные обряды или же не затопить печь в день субботний. Среди евреев есть и такие, утверждал Мошко, кто мечтает покинуть тенеты иудаизма, но по семейным и финансовым причинам не может себе этого позволить.

Затем Мошко перешел к проекту реформ. Он предложил ряд решительных мер. Необходимо, считал он, обходиться с евреями как с больным, отвергающим лекарство, а именно — прибегнуть к принуждению. Правительство должно помочь евреям избавиться от предрассудков и заставить их любить христиан и с уважением относиться к православному государству. Всякое препятствие на пути к этой цели следует немедленно устранить. В списке таковых первым значилась религиозность. Правительству следует раз и навсегда запретить цадикам — хасидским наставникам — выезжать за пределы дворов и посещать хасидские общины. Также следует всячески препятствовать любым еврейским сборищам при дворе цадика, гнезде мистицизма и духовной тьмы.

Специальным указом следует запретить ежедневную молитву евреев о пришествии Мессии и возвращении из стран изгнания в обетованную землю, что Мошко считал чрезвычайно непатриотичным, в высшей степени неблагодарным и глубоко антихристианским. Взамен евреям следует вменить в обязанность молиться за царя и его семью — мера, которая укрепит их преданность государственной власти. Правительство также должно запретить евреям использовать христиан по хозяйству: скажем, доить коров в субботу. Подобные нововведения, полагал Мошко, не позволят евреям злоупотреблять доброй волей окружающего христианского населения. Если же перечисленные меры будут одобрены, евреи оценят и охотно примут православие, господствующую религию, точно так же, как это сделал Мошко.