Читать онлайн «Русская армия и флот в XIX веке». Страница 27

Вызревание в недрах феодального строя капиталистического способа производства привело к победе капиталистического строя. Это обусловило переход от полуфеодальной кастовой армии к массовой армии, комплектуемой на основе воинской повинности. Экономической ее основой было капиталистическое производство средств ведения войны и боя.

Однако переход от рекрутской системы к воинской повинности не изменил расстановку социальных категорий в армии. Рядовой состав по-прежнему комплектовался рабочими и крестьянами, командный — дворянами. Это и был тот анахронизм, который не позволял воинскую повинность сделать всеобщей и всесословной. «Безвозвратно канули в вечность те времена, когда войны велись наемниками или представителями полуоторванной от народа касты. Войны ведутся теперь народами…», — писал В. И. Ленин[281]. В новых условиях сохранение феодально-крепостнических пережитков в вопросе комплектования обернулось поражением в русско-японской войне 1904–1905 гг. и мировой войне 1914–1917 гг.

Развитие военно-теоретической мысли

Система боевой подготовки войск определяется, с одной стороны, способом ведения войны и боя, с другой — господствующим социальным строем.

В первой половине XIX в. ведущим способом войны и боя стала глубокая или, как тогда ее называли, перпендикулярная тактика колонн и рассыпного строя, пришедшая на смену линейной тактике. Глубокая тактика по своей социальной сущности выражала буржуазные способы ведения войны и боя, сложившиеся на Западе и в России в конце XVIII — начале XIX в. На Западе ее носителем явилась французская армия. Начало складывания ее относится к 60-м годам XVIII в., оформилась же она в период революционных и наполеоновских войн. Теоретическое обоснование она получила в работах Фолара, Гибера, Карно и Наполеона. В России новый способ ведения войны и новая глубокая тактика также складывались с 60-х годов XVIII в. Их создателями были П. А. Румянцев, А. В. Суворов и М. И. Кутузов. Во Франции буржуазный способ ведения войны и боя достиг расцвета в период утверждения капиталистического строя. Новые буржуазные отношения определяли способ комплектования, организацию армии и систему ее боевой подготовки. В России же только складывались буржуазные отношения. Феодально-крепостнические отношения затрудняли оформление тактики колонн и рассыпного строя. Новое рождалось в боевой практике. Но к нему относились с недоверием и поэтому старались облечь в старые формы. Правящие круги стремились использовать только те элементы нового в военном деле, которые не нарушали феодальных основ военного дела. Прогрессивные круги армии видели необходимость перехода к буржуазным формам ведения войны и новым способам подготовки армии и проводили их в жизнь, и поэтому неизбежно вступали в противоречие с официальным курсом.

Развитие военно-теоретической мысли шло вместе с развитием общества, с его борьбой противоречий. «…История идей, — указывает В. И. Ленин, — есть история смены и, следовательно, борьбы идей»[282]. Эта борьба нашла свое отражение уже в первых трудах по тактике. Генерал А. И. Хатов в 1807–1810 гг. издал «Общий опыт тактики» и «Начальные основания военной тактики». В этих книгах он добросовестно изложил боевой опыт стран Западной Европы, главным образом Франции, и дополнил его соображениями, основанными на боевой практике русской армии[283].

Хатов рассматривает войну как общественное явление, зависящее от ряда факторов. К ним он относил военную технику и общественный строй которые создают «Способы, употребляемые правлениями для образования граждан, воинов и генералов»[284]. Поскольку техника и общественный строй изменяются, то «изменяются по мере изменения оружия и военных учреждений»[285] и принципы военного искусства.

Хатов решительно выступал против вечных и неизменных принципов военного искусства и против формализма в теории. «Наука, и прежде всего военная наука, должны сделать тактику простее и искуснее, образовать лучше войска и лучших генералов, поставить методу на место навыка, соображение на место случая»[286].

Он ратовал за переход к тактике колонн и рассыпного строя и отказ от безнадежно устаревшей линейной тактики. Вслед за Хатовым в защиту глубокой тактики выступил генерал М. С. Вистицкий. Он утверждал, что теория должна основываться на боевом опыте. Тактические же правила зависят «от обстоятельств»[287]. Ему же принадлежит исследование вопроса о базе и операционной линии, в основе чего лежал опыт Отечественной войны 1812 г.

Но вот отгремели национально-освободительные войны 1812–1814 гг. Плодами усилий народов воспользовались реакционные круги. Политическая реакция, наступившая в Европе после разгрома наполеоновской империи, охватила также и Россию. В условиях аракчеевского режима все выступления в пользу нового способа ведения войны, пропаганда военных идей Суворова и Кутузова, а также обращение к опыту Отечественной войны 1812 г. стали рассматриваться правящими кругами как критика правительственного курса. Именно поэтому начальник Главного штаба П. М. Волконский писал командующему гвардейским корпусом И. В. Васильчикову: «Давно бы пора перестать говорить о кампании 1812 года»[288].

Знамя борьбы за новые передовые идеи подняли декабристы. Они не стремились к усовершенствованию военной системы в интересах господствующего класса, а считали нужным заменить ее вместе с существующим строем.

И. Г. Бурцов, П. И. Пестель, Н. М. Муравьев, Ф. Н. Глинка и другие старались решать кардинальные вопросы войны и боя и способов организации, образования и воспитания войск в плане передовой буржуазной науки[289].

Декабристы поставили вопрос о связи военной организации с общественным устройством и о необходимости заменить устаревшую феодальную военную организацию более высокой — буржуазной. Они доказывали целесообразность ударной или глубокой тактики, преимущества которой подтвердил опыт боевых действий русских войск под командованием великих полководцев Суворова, Кутузова[290].

Поражение декабристов на время прервало разработку вопросов военной теории в буржуазном духе. Разгромив дворянских революционеров, царизм еще яростнее стал бороться за сохранение крепостнического строя и соответственно феодальных пережитков в военном деле. Этому способствовало и то, что вооружение не претерпело сколько-нибудь серьезных изменений, как не изменились и способы военных действий.

Тем не менее в военной теории продолжалась борьба вокруг двух тактических систем. Передовым взглядам декабристов противопоставлялись взгляды западноевропейских военных теоретиков, особенно Ллойда, Бюлова, эрцгерцога Карла и Жомини. Отвлеченные схемы Ллойда и Бюлова не мешали царизму сохранять феодальную систему комплектования и боевой подготовки войск на основе феодальной военной идеологии.

Русские военные теоретики стремились находить самостоятельные пути в решении коренных проблем военной истории. «Я не видел причины, — писал автор «Теории военной географии» полковник П. А. Языков, — почему мы, русские, должны повторять только то, что сказано писателями иностранными. Не положено в законах природы, чтобы идеи новые и открытия в науках должны непременно следовать от Запада к Востоку. Они могут принять и обратный путь»[291].

Первые крупные труды по тактике, вышедшие во второй четверти XIX в., принадлежат генерал-майору Н. В. Медему. Медем критически оценивал системы известных западных военных специалистов, причем ни одна из этих систем не признавалась вполне приемлемой. Медем пришел к выводу, что «постоянные, безусловные правила для самых действий существовать не могут»[292].

Обращаясь к опыту, как к главному источнику знаний, Медем говорит, что опыт должен служить основанием военной науки.

Медем делил тактику на начальную и высшую, причем первая в свою очередь подразделялась на чистую тактику и прикладную[293]. Главная его мысль состояла в том, что способы ведения войны меняются под влиянием развития средств борьбы, и, следовательно, соответственно им должна изменяться и система боевой подготовки. Он возражал также против догматизации боевых порядков, ибо сам дух глубокой тактики основан на подвижности элементов боевых построений. Выводы Медема способствовали утверждению взгляда на тактику как на науку, признанную обобщать передовую боевую практику.

Наиболее крупным ученым, разрабатывавшим теоретические основы тактики в середине XIX в., был Ф. И. Горемыкин. В первый раз было точно и ясно определено место тактики в военной науке. «Стратегия, — писал Горемыкин, — дает им (войскам. — Л. Б.) общее направление сообразно с принятым планом войны, решает, где и с какой целью они должны вступить в непосредственное столкновение с неприятелем», тактика же «составляет в общей науке войны часть, которая имеет в виду исследование лучшего состава войск, их устройства, вооружения, строя, движений и действий в бою как в частях, так и в совокупности»[294].