Читать онлайн «Мифы и реалии Полтавской битвы». Страница 25

«Я, – говорил Мазепа, – много раз старался отвратить царя от намерений погибельных для всего народа малороссийского. Но из того не вышло ничего доброго: только я сам подпал его гневу и злобе и не нашел иного способа спасения себе, как обратиться к великодушию шведского короля. Он обязывается уважать наши права и вольности и защищать их против всех тех, которые на них посягают и вперед станут посягать. Братия! Пришла наша пора; воспользуемся представившимся случаем: отомстим москалям за их долговременное насилие над нами, за все совершенные ими жестокости и несправедливости, охраним на будущие времена нашу свободу и права казацкие от их посягательств! Вот когда пришло время свергнуть с себя ненавистное ярмо и сделать нашу Украину страною свободною и ни от кого независимою. Вот к какой будущности я вас всех призываю. Вы, братия, верно достигнете этой цели при вашем мужестве и при содействии шведского короля, который предлагает вам воевать против москалей вместе со шведами».

Казаки выслушали гетмана молча. Однако уже ночью началось массовое дезертирство. Гетман послал обозного Ломиковского и писаря Орлика к передовому шведскому посту, состоявшему из двух драгунских полков. Они квартировали в деревне за Орловкой54. Командирами были Гьельм и Гилленкрок. Они удивились появлением казаков. Полковник Гьельм не поверил и подозревал уловку противника. У него в полку служил капитаном один итальянец, который раньше состоял на русской службе и знал Мазепу лично. Гьельм послал его к казакам опознать гетмана. Тот быстро вернулся и доложил, что это действительно сам Мазепа.

Гьельм принял гетмана с подобающими почестями и продержал его у себя до 28 октября, пока шла переписка с королем. Так шведский бюрократизм сорвал замыслы Мазепы.

Пока извещали шведского короля, Мазепа опять созвал своих казаков и велел им присягнуть, что вступают в союз со шведами для освобождения Малороссии «от московского ига». И тут гетман прослезился, увидев, что у него осталось не более полутора тысяч казаков, остальные попросту «дали тягу».

«Вечером 28 октября Мазепа приехал к шведскому королю. Гетман представился ему на другой день, 29 октября. Около короля находились тогда знатнейшие вельможи и военачальники; между ними были: канцлер граф Пипер, генерал-квартирмейстер Гилленкрок, верховный судья, два генерал-адъютанта и несколько полковников. С Мазепою внесли два знамени его гетманского достоинства – бунчук и булаву. Мазепа произнес перед королем короткую, но складно составленную речь на латинском языке. В этой речи он просил короля оказать козакам покровительство и благодарил Бога за то, что посылает им избавление от царского рабства. В уважение к летам и к подагрическим страданиям гетмана его пригласили сесть. Король беседовал с ним стоя.

Так велась беседа шведского короля с гетманом до полудня. Шведы с любопытством смотрели на Мазепу и слушали его речи. По известию секретаря Карла XII, перед ними был старик 66 лет от роду, среднего телосложения, худощавый, без бороды, но с усами по польскому обычаю. Вообще, он имел вид важный, но временами проявлял проблески веселого и живого нрава, шутил с очень метким остроумием и развеселял слушателей; в речах его замечали большой такт и много ума. Видно было, что он был человек образованный и превосходно владел латинским языком. Карлу он сразу понравился и был приглашен к королевскому столу вместе с ближайшими к нему особами из генеральных старшин. Для прочих Козаков накрыто было два больших стола и, кроме того, некоторых из них пригласили еще обедать к себе граф Пипер и генерал Реншильд.

После обеда король отошел в свои покои, а за ним Мазепа с бунчуком и булавой; в знак своей покорности королевской воле он положил эти знаки к ногам шведского короля. Наконец гетман простился с королем и сел на коня при звуке труб, на которых заиграли его люди»55.

Как видим, встреча гетмана и короля «прошла в теплой дружественной обстановке». Подобное поведение короля и * гетмана меня поражает, ведь оба были знатоками военного дела и неплохими политиками. Как до них не дошло, что они упускают драгоценнейшее время и проигрывают кампанию? Карл XII ограничился лишь тем, что послал вечером 29 октября полковника Дельдорфа с отрядом шведской кавалерии и казаками вниз Десны к Оболонью следить за движениями неприятеля и прикрывать левое крыло войска. С 25 по 30 октября шведская главная квартира продолжала находиться в Горках.

29 октября царское войско перешло через Десну. Русские, следуя позади шведов, спешили предупредить переход через Десну своих противников, арьергард войск сжигал на покидаемом берегу все селения, в том числе Почеп56 и Погар57.

Русский главнокомандующий Шереметев еще не подозревал Мазепу и в день своего перехода через Десну писал к нему, убеждая послать универсалы по всей Малороссии, чтобы народ не склонялся на «прелестные» шведские универсалы, распущенные по краю.

Между тем Меншиков, обещавший посетить лично гетмана, 24 октября отправился в путь, но, доехав до Мены58, встретил направлявшегося к нему полковника Анненкова. Тот подал Меншикову письмо от Мазепы и известил, что Мазепа приехал в Батурин.

Меншиков давно недоброжелательно относился к Мазепе, а сейчас его подозрения усилились. Теперь ехать в Борзну не было надобности, и Алексашка сказал Анненкову: «Пошли же скорей нарочного к гетману известить, что я к нему еду».

К Меншикову вскоре присоединился киевский губернатор князь Дмитрий Михайлович Голицын. Меншиков и Голицын переправились в ночь с 24 на 25 октября через Десну и быстро покатили в Батурин. В селе Обмачеве близ Батурина к Меншикову явился некто Соболевский и объявил за собой «слово и дело государево». Его позвали на свидание с Меншиковым в одну сельскую хату.

Там Соболевский рассказал Меншикову: «Мазепа уехал к шведскому королю, а в Батурине дал приказание не впускать русских, пока он сам не придет со шведскими силами, если русские придут в большом числе, если же в небольшом, то впустить, но задержать военачальников». Это была ошеломляющая новость. Меншиков обошелся с Соболевским ласково, но до конца ему еще не поверил. И оба военачальника поехали в Батурин, куда и прибыли к полудню. В батуринском подворке (посаде) оставались русские офицеры и солдаты полка Анненкова. Они объявили, что гетман вчера, в воскресенье, уехал в Короп. Сердюки и батуринские обыватели ушли в замок и заперлись в нем. На стенах стояли вооруженные люди, наведены были пушки. Меншиков отправил Анненкова объясниться с запершимися в осаду. «Что это значит? – спросил Анненков, подъехав к стенам. – Зачем вы укрепились, будто против неприятеля? Отворите ворота, впустите в город князей и с ними царских ратных людей». Ему отвечали со стен: «Гетман не велел впускать никого из великороссийских людей, потому что от них делается великое разорение малороссийским людям, и уже немало городов и сел совсем от них пропали». «Но где же гетман?» – спрашивает Анненков. Ему отвечали: «Он уехал в Короп, оттуда отправится к царскому войску». «Злой у них поступок!» – сказали офицеры и отправились в Короп, где надеялись застать гетмана.

В местечке Новые Млины59 Меншиков и Голицын получили известие, что Мазепа переправился через Десну под Оболонью. «Теперь, – сказал Меншиков, – уже ясно, что он отъехал к неприятелю! Вот зачем Войнаровский в прошлую пятницу ночью, не простясь со мною, уехал от меня и с тех пор гетман ко мне не отзывался! Вот зачем, уезжая из Батурина, он никого из русских с собою не взял, а заранее их по сторонам разослал. Иначе нельзя рассуждать о том, как только, что совершенно изменил».

Меншиков отправился в местечко Макошин60. Там к нему стали являться сотники и простые казаки из ближних мест, подтверждавшие известие об отъезде Мазепы к неприятелю, пори** цали его поступок и просили ходатайствовать за себя перед царем, так как они вовсе не причастны измене гетмана. Меншиков отправил к царю курьера с известием о случившемся и советом поскорее «утвердить» простой народ чрез публичное извещение, выставив на вид все «озлобления и тягости, какие чинились народу во время гетманского управления Мазепы», чтобы таким образом народ не склонялся к его «прелестям».

27 октября Петр, стоявший в местечке Погребки на реке Десне в двух милях от Новгород-Северского, получил извещение Меншикова об измене Мазепы. На следующую ночь царь ответил Алексашке: «Мы получили письмо ваше о не чаянном никогда злом случае измены гетманской с великим удивлением. Надлежит трудиться, как бы тому злу забежать и не допустить войску козацкому переправляться через реку Десну по прелести гетманской: немедленно пошли к тем местам, где они, несколько полков драгун, которые бы им помешали. А полковников и старшину вели сколько возможно ласково призывать и говорить им, чтоб они тотчас ехали сюда для избрания нового гетмана. А буде полковник миргородский где поблизости обретается, то прикажи его, сыскав, к нам прислать, обнадежа его милостию нашею, потому что он великий был неприятель Мазепе. И вы немедленно приезжайте». В тот же день был написан манифест: царь извещал все казацкое войско, стоявшее у Десны и в других местах, а также все духовные и мирские чины в Малой России, что гетман Мазепа куда-то безвестно пропал и возникает сомнение, нет ли тут неприятельских «факций». Поэтому всем генеральным старшинам и полковникам и прочим приказывалось немедленно ехать в царский обоз для совета, а если окажется, что гетман изменил, то и для выбора нового гетмана. Видно было, что царь до такой степени доверял гетману, что и теперь еще сомневался и не решался заявить, что гетман изменил. Этот манифест разослали во многих списках по всем полкам с собственноручною царскою подписью, а на обертке было означено приказание рассылать его от сотни до сотни как можно скорее.