Читать онлайн «Нерусская Русь. Тысячелетнее Иго». Страница 55

Все дальнейшие погромы, в том числе самые знаменитые погромы того времени: Киевский погром 13–20 октября 1905 года и Одесский погром 13–18 июня 1905 года, идут по тому же сценарию:

1. Начинается революционная агитация, и еврейская молодежь играет в ней самую выдающуюся роль.

В ходе этих манифестаций революционная молодежь (и русская, и еврейская, но еврейской численно больше) чинит насилия над студентами и гимназистами, которые не хотят принимать участия в событиях. Рабочие-евреи чинят насилие не только над хозяевами предприятий, но и над теми рабочими, которые не хотят бастовать и участвовать в революции. Потом начинаются насилия и над остальным населением. Скажем, когда в Киеве схваченных на улице людей заставляют кричать «Долой царя!» или «Ура революции!» Активнее всех в этом именно еврейская молодежь [197] .

2. В ходе манифестаций, митингов, демонстраций много раз оскорбляются чувства русского населения. Еврейская молодежь стреляет в портреты царя, демонстративно рвет их на части, выкрикивает оскорбительные лозунги. В Киеве некий «рыжий жид» просунул свою голову сквозь портрет Николая II и заорал: «Теперь я ваш царь, поклоняйтесь!»

В Одессе возили по улицам чучело без головы с надписью: «Вот самодержавие», носили дохлую кошку, собирая деньги «на смерть Николая» и «на похороны царя». В Одессе дошло до криков из толпы пресловутой «еврейской молодежи» в толпу русских: «Мы вам дали Бога, теперь дадим и царя!», «Теперь мы будем управлять вами!»

Любопытно, что этот крик, засвидетельствованный множеством свидетелей, современные еврейские историки тоже пытаются отнести на счет «антисемитской публицистики» [198] .

3. В ходе революционных событий именно еврейская молодежь проявляла самую отталкивающую жестокость. В той же Одессе толпа евреев с красными флагами долго гонялась за двумя городовыми. Один убежал через чердак и крышу; другой же, с грузинской фамилией Губия, сдуру спрятался на чердаке, и его так изувечили «колами, топорами, железными палками», что он по дороге в больницу умер, а отрубленные пальцы потом нашел во дворе дворник [199] .

Возможно, со стороны россиян было нехорошо, неправильно замечать национальность этих преступников. Спорить не буду. Но они вот, нехорошие такие, «почему-то» замечали, что евреи ведут себя в революции не так, как русские. Им это по странной причине не нравилось, и погром становился реакцией… скажем так, не самой образованной и разумной части российского населения.

Эти события, пальба из винтовок и даже пулеметов, гибель более 500 человек в одной Одессе, трудно называть погромами. Это уже начало гражданской войны. Евреи, погибшие с оружием в руках, – это уже не жертвы погрома, а активнейшие участники революционных событий.

Я не буду рассказывать, как создавался зловонный миф о чудовищных погромах, которые «организовывало преступное царское правительство», этому я посвятил целую книгу [200] .

Здесь я приведу только одно сообщение известнейшего французского писателя и публициста, очень яркое и в то же время типичное:

«В тридцати городах одновременно вооруженные черносотенцы, под руководством полицейских чинов и агентов охранки, с портретами царя и царскими флагами двинулись на еврейские кварталы: день и ночь они убивали, насиловали, грабили и поджигали. Вот что творилось в Баку, Одессе, Киеве, Николаеве, Елисаветграде, Ростове-на-Дону, Саратове, Томске, Твери, Екатеринославе, Тифлисе! Затем все стихло. Несчастные евреи, – те, кто случайно уцелел, – сидя на развалинах сожженных домов, молча плакали над трупами зверски убитых родных и близких» [201] .

В этом отрывке из Анатоля Франса уже есть все составляющие поганого современного мифа – и одновременность погрома, организованного правительством, и «вооруженные черносотенцы». И прямое руководство «полицейских чинов и агентов охранки», и портреты царя и царские флаги, реющие над «сворой псов и палачей», и чудовищный масштаб организованного преступления. Даже оплакать родных и близких могли только «случайно уцелевшие», так ужасен был масштаб массового истребления!

Приходится согласиться с А.И. Солженицыным: «Лжеистория кишиневского погрома стала громче его подлинной скорбной истории» [202] .

Понятно, что такие живописания сформировали в Европе и в США образ Российской империи – тупой, средневековой, зверски жестокой. Образ народа – тупого, замордованного, глупого. Формировался и образ защитника Российской империи: грубого солдафона, тупого и преступного типа, готового на все ради исполнения воли начальства.

Естественно, этот образ России, образ русского народа, русской власти, образ ее защитника – все это сказалось во время страшных событий 1917–1922 годов. Естественно, Запад видел в убиваемом царе организатора погромов; в верных ему людях и во всем Белом движении – того самого держиморду, «охранителя». В любой попытке оказать сопротивление – погром. В любом проявлении патриотизма – антисемитскую вылазку.

По мнению русских историков, еврейская эмиграция в США (а она к 1915 году превысила 2,5 млн человек – 40 % всех ашкеназских евреев Российской империи) разрушила прежде позитивный образ России в глазах общественности США [203] . То есть сами по себе эти фантомы сделались фактором истории. Этот сформированный прессой в начале XX века образ России сделал свое кровавое, страшное дело.

О роли евреев в революционном движении в Российской империи говорилось много и давно.

Собственно, не евреи его начали, а русская интеллигенция. Поразительное дело, но в целом ашкеназские евреи не слишком высокого мнения о русском народе. Но они очень высокого мнения о русской интеллигенции и очень хотели бы к ней принадлежать.

Важный момент: помимо колоссальной общности взглядов и вкусов, в отличие от русской интеллигенции, крайне разнообразной по своим политическим взглядам, еврейская интеллигенция практически вся была левой, устойчиво придерживалась «прогрессивных» убеждений. Часть еврейской интеллигенции была либеральной, часть – революционной. Но левыми, сторонниками реформ, прогрессенмахерами, сторонниками европейского пути развития (порой понимавшегося очень дико) были почти все.

О том, что социальная инженерия, социальный утопизм возникают как «искажения христианского сознания в направлении ветхозаветных представлений» [204] , писали и С.М. Франк, и С.Н. Булгаков, и Н.А. Бердяев… Что социализм есть не что иное, как «утопическая мифологема… вдохновлявшаяся религиозно-утопическими мечтателями, осуществлявшаяся затравленно фанатичным народом», пишут и современные богословы [205] .

Очень многие русские евреи любят Россию ничуть не меньше русских, но любят другой любовью, за другое, и считают благом России совсем не то, что большинство русских. Когда еврей вполне серьезно предлагает провести какой-нибудь жуткий социальный эксперимент или пытается организовать в России какое-нибудь мерзейшее «революционное преобразование общества», он, как правило, действует вполне искренне. Он честно считает, что так будет намного лучше и что сопротивляться этим идеям может только или негодяй, или дурак.

Явление бесовщины так полно раскрыто в его романе, что я могу рекомендовать читателю только одно: взять «Бесов» Федора Михайловича и самому погрузиться в чтение. Там все написано.

Еврейская интеллигенция была в той же степени идеологизирована, что и русская. По словам Федора Степуна, еврейская молодежь смело спорила, цитируя Маркса, в каких формах русскому мужику надо владеть землей [206] …

Добавлю: спорили они, толком не прочитав Маркса и не видав ни одного живого мужика, не обменявшись с ним никогда ни единым словом и не зная, что он сам-то думает о владении землей.

«…прилив евреев в террористическое движение почти точно совпал с «эмансипацией», началом распада еврейских общин, выходом из изоляции. Пинхус Аксельрод, Геля Гейсман происходили из таких слоев еврейства, где вообще нельзя было услышать русскую речь. С узелком за плечами отправлялись они изучать «гойскую науку» и скоро оказались среди руководителей движения» [207] .

К сожалению, до сих пор мало кто в России хочет понять: для евреев освоение русской культуры и русского языка было совершенно тем же самым, что и для русского – укорениться даже не в немецкой или французской, а в китайской или в индусской среде. Ведь русские для традиционного еврейства – это не только другой народ, но и другая цивилизация. Пропасть, соответственно, еще глубже и шире.

Модернизация русских в XVIII–XIX веках требовала от людей стать «другими русскими», но хотя бы не изменяя языка, страны проживания и множества сторон жизни и быта. Для еврея-туземца модернизация оборачивалась еще и ассимиляцией.