Читать онлайн «Римская история в лицах». Страница 23

Главное назначение этих собраний заключалось в выборе народных трибунов, каковыми, как мы знаем, могли становиться только плебеи. Впрочем, на этих собраниях плебеи обсуждали порой и другие вопросы гражданской жизни города, даже принимали по ним свои решения (плебисциты). Нередко народные трибуны, прежде чем представить проекты своих законов в трибутские комиции, обсуждали их на собраниях плебеев. В начале III века в комициях было принято постановление, наделявшее плебисциты силой закона, обязательного для всех римлян. Ближе к концу республиканского периода Римской Истории собрания плебеев, по-видимому, слились с трибутскими комициями.

Подводя итоги, было бы неплохо дать строго научное наименование государственному устройству Рима в рассматриваемую эпоху. Сами римляне называли его просто Республика (Respublica), что в дословном переводе означает «общественное благо». Я не рискну дать более четкое политическое или юридическое определение, а посему обратимся к Полибию. Римский историк, грек по происхождению и образованию, писавший во II веке до Р.Х., был, надо полагать, хорошо знаком не только с трудами Платона и Аристотеля, но и со всей серьезной и глубокой греческой политологией. Вот что думал он по интересующему нас вопросу:

«Большинство писателей... различают три формы государственного устройства, из коих одна именуется царством, другая — аристократией, третья — демократией. Мне кажется, всякий в полном праве спросить их, считают ли они эти формы вообще единственными или же только наилучшими. Но и в том, и в другом случае они, как я полагаю, заблуждаются, ибо, несомненно, совершеннейшей формой надлежит признавать такую, в которой соединяются особенности всех форм, поименованных выше». (Полибий. Всеобщая история. V, 3)

Полибий писал в эпоху расцвета римской Республики, был дружен с самыми выдающимися ее деятелями и, можно в этом не сомневаться, под «совершеннейшей государственной формой» подразумевал именно современное ему римское государство. Пожалуй, имеет смысл привести его определение каждой из трех форм, соединением которых образуется «совершеннейшая» форма:

«...не всякое единовластие, — пишет он, — может быть без оговорок названо царством, но такое только, в котором управляемые уступают власть по доброй воле и в котором властвует не столько страх или сила, сколько рассудок. Аристократией надлежит признавать не каждое правление меньшинства, но такое только, при котором правящими людьми бывают справедливейшие и рассудительнейшие по выбору. Подобно этому нельзя называть демократией государство, в котором вся народная масса имеет власть делать все, что бы ни пожелала и ни вздумала. Напротив, демократией должно почитаться такое государство, в котором исконным обычаем установлено почитать богов, лелеять родителей, чтить старших, повиноваться законам, если при том решающая сила принадлежит постановлениям народного большинства». (Там же. V, 4)

Ну что же, в качестве первого приближения, примем вслед за Полибием это «сочетание особенностей царства, аристократии и демократии». Я бы еще добавил: «на традиционно-патриотической основе». Очевидно, что особенности царства здесь представлены властью консулов, цензоров и диктатора, аристократическая форма — сенатом, а демократическая — народными собраниями и институтом народных трибунов. Читатель, я полагаю, не мог не заметить, что все они не просто смешаны, а тесно связаны, взаимозависимы и даже в определенной мере подконтрольны друг другу. Иное дело, в каких пропорциях они реально делят между собой государственную власть.

Военнообязанными в Риме были все граждане в возрасте от 17-ти до 60-ти лет В III веке их было около 250 тысяч. В случае войны призывали несколько возрастов: до 46-ти лет — для участия в походах, старше — для защиты Города. В мирное время римская армия состояла из четырех «консульских» легионов по 4200 человек каждый. Они пополнялись молодежью ежегодно весной. Летом войско под командой одного из консулов уходило в тренировочные походы, а осенью его распускали по домам. Увольнялись «в запас» после двадцати походов в пехоте и десяти — в коннице. Набор начинался с избрания в трибутских комициях 24-х военных трибунов — по шесть в каждый легион. В назначенный день все новобранцы собирались в Риме, на Капитолии. Военные трибуны рассаживались «полегионно». В порядке очередности, определяемой жребием, каждая триба отбирала, одну за другой, четверки призывников примерно одинаковой силы и отсылала их к военным трибунам. Те распределяли их по легионам, чередуясь в праве выбора. Принимали и добровольцев из тех триб, на которые в этот раз не выпал жребий, и из запаса. Так продолжалось до тех пор, пока легионы не оказывались укомплектованы. После этого все войско приносило присягу: сначала военные трибуны новому консулу, потом солдаты — своим трибунам. Присяга носила отчасти личный характер: воины клялись не только сражаться мужественно, не покидая рядов, но и беспрекословно подчиняться приказам своего главнокомандующего. Если в ходе военной кампании он менялся, то войско присягало заново. Нарушение присяги каралось смертью.

В легионе солдат разбивали на четыре категории. Новичков зачисляли в велиты — легковооруженные, общей численностью 1200 человек. В этой же категории оставались и наименее имущие из солдат — оружие и амуницию они должны были приобретать за свой счет. Совсем неимущих в армию не брали. Велиты имели на вооружении короткий обоюдоострый меч, несколько легких дротиков, небольшой круглый щит и кожаный шлем. Остальные легионеры носили панцирь, сплетенный из толстых кожаных ремней, с железной пластиной на груди или (кому позволяли средства) металлическую кольчугу. На голове — металлический шлем, увенчанный султаном из перьев. Вооружены они были такими же мечами и двумя, но более тяжелыми, чем у велитов, дротиками (длиной более двух метров, передняя половина — из железа). Таким дротиком римский воин мог пробить вражеский щит с расстояния в двадцать пять метров. Собственные щиты легионеров, прямоугольно-выпуклой формы, деревянные, но окаймленные железом и с железным же выступом посередине, имели 120 сантиметров в высоту и 75 — в ширину 1200 человек наиболее молодых из этих «тяжеловооруженных» составляли вторую категорию воинов — гастати; более сильные и зрелые — тоже 1200 человек — назывались принсипи, а самые опытные, 600 человек, именовались триарии. У этих последних на вооружении вместо дротиков были копья — их не бросали, а использовали для ближнего боя.

В боевом строю легиона сражались только тяжеловооруженные. Каждая их категория была разбита на десять манипулов, соответственно по 120 и 60 воинов, а каждый манипул — на две центурии (теперь центурия состояла не из ста, а из шестидесяти или тридцати человек). Во главе центурий стояли центурионы, назначенные полководцем из числа наиболее отличившихся и бывалых солдат. Один из двух центурионов был старшим и командовал всем манипулом. В боевом порядке манипулы гастати (10 рядов по 12 человек, на расстоянии около метра друг от друга по фронту) образовывали первую линию. Притом прерывистую — расстояние между манипулами в линии было такое же, как ширина самого манипула. За ними точно так же, но в шахматном порядке (манипул против промежутка первой линии) шла вторая боевая линия — принсипов. Замыкала построение третья, тоже прерывистая, линия манипул триариев. Велиты по указанию полководцев свободно перемещались между боевыми порядками трех линий.

Первыми в сражение вступали гастати (иногда велиты). Метнув при сближении с врагом свои дротики, они переходили к рукопашному бою. Если враг отступал, то все три линии продвигались вперед, не меняя своего эшелонирования в глубину. Если же молодых воинов первой линии противнику удавалось потеснить, то они через промежутки между манипулами отходили за вторую линию, и в бой, сомкнувшись по фронту, со свежими силами вступали манипулы принсипов. Триарии пока оставались на месте. Стоя на одном колене, опершись о щиты и выставив вперед копья, они образовывали подобие крепостного вала, за которым могли укрыться раненые из двух первых линий. Если же и принсипы вынуждены были отступить за «вал», триарии вставали и принимали натиск противника на себя. Римская поговорка «дошло дело до триариев» означала критическую ситуацию.

Такую организацию войска и тактику боя можно смело назвать первым из факторов, обеспечивших военные успехи римлян. Их противники сражались одной сплошной массой. Римская же система позволяла не только последовательно вводить в бой свежие силы, но, что особенно важно, маневрировать ими в соответствии с обстановкой. Команду манипулам через центурионов подавали военные трибуны — каждый своей линии. В случае необходимости манипулы могли независимо друг от друга менять фронт или совершать обходные маневры. Велитов можно было бросить в прорыв или заполнить ими промежутки между манипулами. И, наоборот, манипулы могли легко раздвинуться, чтобы без ущерба для себя пропустить слонов, если таковые использовались противником для атаки.