Читать онлайн «Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга первая (1917-1940 г.г.)». Страница 7

«Набздюм» (вдвоём, на пару) с убийцей Даниловым грабил жителей Питера и при Временном правительстве, и при большевиках корнет Садовский. Во время налётов Данилов убивал своих жертв ударом кинжала в спину. Кинжал, отделанный серебром, был подарен Данилову корнетом — за убийство офицера Дронова, перешедшего на сторону красных.

10 января 1919 года на шоссе близ Автова банда грабителей во главе с бывшим царским офицером Жидковским-Максимовым напала на машину кассира Октябрьской железной дороги и сопровождавшего его охранника Гутницкого. Кассир и шофёр были убиты, охранник — ранен в голову. Захватив мешки с деньгами, преступники попытались скрыться, Однако, на их беду, в это время неподалеку оказались проезжавшие мимо сотрудники уголовного розыска. В завязавшейся перестрелке Жидковский-Максимов был смертельно ранен, остальные грабители сдались.

Во время обыска на квартире главаря был обнаружен тайник, где хранился целый арсенал оружия: пулемёт, 59 винтовок, 100 ящиков патронов и 23 револьвера.

И всё же в первые послереволюционные годы преступная деятельность представителей бывших имущих классов большей частью носила именно отчётливо выраженный политический характер. Так, в сентябре 1919 года сотрудники Петроградского уголовного розыска совместно с чекистами и работниками милиции в результате массовых обысков в «буржуазных кварталах» города изъяли из тайников и подвалов 6.625 винтовок, 141.894 патрона, 644 револьвера, 14 пулемётов, а в одном из соборов и в греческой церкви — 860 пачек антисоветских листовок.

Правда, при изучении этого периода истории перед исследователем возникает целый ряд серьёзных проблем. Одна из самых сложных — насколько заслуживают доверия источники информации и документы, на основе которых восстанавливается картина событий? С сожалением приходится признать, что не все они достаточно достоверны. Дело в том, что в борьбе с «классовым врагом» чекисты широко и «творчески» использовали такие методы, как провокация, фальсификация, ложь, подтасовка фактов и их извращение, выбивание признаний под пытками и т. п. И хотя существование в Советской республике первых послереволюционных лет широкого противодействия большевикам (как организованного, так и стихийного), белогвардейского подполья и иных форм антисоветского движения сопротивления не вызывает никаких сомнений, всё же приходится признать: часто реальных врагов чекисты подменяли врагами мнимыми, фабрикуя «липовые» «повстанческие организации». В них включались сотни людей «старой формации», прежде всего — бывших офицеров, которые безжалостно «пускались в расход».

Одно из таких дел, например, — печально знаменитый «таганцевский заговор», якобы раскрытый «чрезвычайкой» в августе 1921 года. После антибольшевистского восстания в Кронштадте в феврале того же года чекисты устроили в Питере кровавые «чистки». Однако «акций устрашения» показалось мало. Необходимо было доказать, что восстание является не результатом антинародной политики коммунистического режима, а следствием «заговора белогвардейцев», возглавляемого французской разведкой. И к лету питомцы «железного Феликса» разработали план раскрытия чудовищной организации, возглавляемой профессором В. Таганцевым. По этому обвинению чекисты арестовали 600 человек, из них 400 офицеров Балтийского флота. Более половины арестованных были после короткого следствия расстреляны. В их числе — замечательный русский поэт Николай Степанович Гумилёв (очень подходил: сын морского офицера, путешественник, любимый поэт русских моряков!), скульптор Ухтомский, профессора Тихвинский и Лазаревский и многие другие. Изучение архивов доказало, что «заговор Таганцева» был сфабрикован.

К подобным же операциям относится и история с так называемой «Каморрой народной расправы», которая произошла несколько раньше. Она вплотную связана с основной темой нашего исследования — причастностью представителей бывших имущих классов к российской организованной преступности в первые годы после революции. Поэтому остановимся на деталях более подробно.

15 мая 1918 года председатель Петроградской ЧК Моисей Урицкий пригласил к себе начальника уголовного розыска Шмарова и предложил ему поработать вместе с чекистами по одному «очень интересному делу». Он протянул начальнику угро листок бумаги. Это было «Предписание Главного штаба Каморры народной расправы», адресованное домовым комитетам Петрограда. В нём предлагалось установить в целях последующей расправы «места проживания большевиков и жидов…». На предписании стоял оттиск круглой печати с православным крестом в центре и с текстом по окружности: «Каморра народной расправы»:

— Каморрой называлось разбойничье общество, зародившееся в Италии ещё в шестнадцатом веке, — улыбаясь, пояснил Урицкий. — Общество тайных убийц и бандитов. Оно просуществовало четыре века и дошло до наших дней под новым названием — рикотари. Его члены владеют оружием не хуже каморристов и так же благополучно уходят от преследования полиции. В наших условиях это может быть террористическая организация, готовящая, судя по тексту предписания, расправу над советскими людьми. А отношение к уголовному розыску она имеет потому, что за политической подкладкой прослеживается уголовная начинка. И вместе мы скорей сможем эту организацию обезвредить, (цит. по М. Скрябин, И. Савченко. «Непримиримость»).

Урицкий, не мудрствуя лукаво, сразу же указал начальнику угро на главаря «Каморры» — бывшего князя Боярского, который организовал вывоз за границу золота, бриллиантов и произведений искусства из дворцов и особняков знати.

Далее действие развивалось, как в дешёвом детективе. Оперативная группа под руководством старого сыщика Кренёва на полученном в ЧК автомобиле нагрянула ночью к князю с обыском. Авторы панегирика питерскому уголовному розыску Скрябин и Савченко, рассказывая историю о «каморре», рисуют следующую картинку:

Оперативники приступили к обыску. Он длился всю ночь… Ничего предосудительного обнаружить не удалось. Кренёв готов был покинуть квартиру, как взгляд его упал на небольшую статуэтку в виде танцующей женщины. На статуэтке висел золотой кулон. Кренёв снял кулон, он состоял из двух половинок. Раскрыв их, инспектор извлёк листок тончайшей папиросной бумаги, сложенный несколько раз и исписанный бисерным почерком. Длинный перечень фамилий… До этого Кренёв внимательно изучил записную книжку Боярского. На первый взгляд в ней ничего подозрительного не было. Целые страницы исписаны какими-то цифрами и именами людей, к которым эти цифры, очевидно, относились. «Станислав Павлович -274 рубля 11 копеек, Владимир Дмитриевич — 504 рубля 70 копеек…»-и так далее. А не имеют ли эти рубли и копейки связи с перечнем фамилий, найденным в кулоне?.. Может, это не рубли и копейки, а номера телефонов людей, перечисленных в списке? («Непримиримость»).

Догадка сыщика, конечно же, подтверждается, и всех этих людей забирают в ЧК. Далее — дело техники…

Честно говоря, у нас не было намерения подвергать сомнению эту леденящую душу историю: в конце концов, реально действовавших подпольных антибольшевистских организаций в ту пору было более чем достаточно. Но при знакомстве с делом возникает огромное количество вопросов.

Зачем Урицкому вообще было привлекать угрозыск? Дело о явной контрреволюции, оно полностью и исключительно в ведении петроградской ЧК. В чём заключается та «уголовная начинка», которая «прослеживается» за политической прокладкой, совершенно непонятно…

Далее. В действиях «каморристов» прослеживается ярко выраженный идиотизм. Как же иначе расценить рассылку по домовым комитетам бредового «предписания»? Что оно даёт, кроме лишней головной боли? Вообще вся затея смахивает на выдумку недоучившегося гимназиста, выгнанного за неуспеваемость. Все эти «рикотари», «каморры», «благородные разбойники» и прочие «пещеры Лихтвейса» абсолютно не вяжутся с солидными людьми, представителями высших кругов общества, тем более (как «выяснилось» позже) готовившими контрреволюционный переворот! Хорошенькая конспирация: готовить переворот — и рассылать практически открыто дурацкие «постановления»! А что стоит одна только печать — православный крест вкупе с названием итальянской разбойничьей организации! (Не будучи националистом и антисемитом, автор настоящего исследования всё же считает, что подобное могло родиться только в голове человека, не имевшего отношения к православию, — но уж никак не у русского князя и людей его круга).

Теперь по поводу обыска и «разоблачения». Оставим несуразности рассказа на совести авторов. Скорее всего, сыщикам действительно удалось отыскать какие-то списки людей, занимавших до революции достаточно солидное положение в обществе.