Читать онлайн «Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920-1933 гг.». Страница 17

В связи с этим ВЦИК СССР в обращении к народам всего мира от 13 января 1923 г. отмечал: «Промышленное сердце Германии захвачено иноземными поработителями. Германскому народу нанесен новый тягчайший удар, а Европа поставлена перед угрозой новой и жестокой международной бойни. В этот критический момент Рабоче-Крестьянская Россия не может молчать»[110].

14 января 1923 г. Зект по своей инициативе встретился с «вернувшимся» из Норвегии в Берлин Радеком, присутствовали Хассе и Крестинский. Зект указал на серьезность положения в связи с занятием Рурской области. Он полагал, что это могло бы привести к военным столкновениям, и не исключал возможность «какого-либо выступления со стороны поляков». Поэтому, не предрешая «политического вопроса о каких-либо совместных политических и военных выступлениях России и Германии, он, как военный человек, считал своим долгом ускорить те шаги по сближению наших военных ведомств, о которых был уже разговор».

Ввиду этих событий поездка Хассе в Москву в тот момент состояться не могла, поскольку, как начальник генштаба, он должен был находиться на месте. Зект попросил, чтобы военное ведомство СССР срочно прислало в Берлин для взаимной информации своих ответственных представителей. Радек с Крестинским обещали это. В письме в Москву от 15 января 1923 г. Крестинский заключил, что «послать сюда пару ответственных людей для продолжения разговоров о военной промышленности и для иных военных разговоров следовало бы», и попросил «срочно разрешить» вопрос об отправке в Берлин делегации (или «комиссии», как тогда говорили. — С. Г.). В те дни в Берлине был А. П. Розенгольц. Он находился «в постоянном контакте» с Хассе. Розенгольц с мнением Радека и Крестинского согласился и 15 января написал письмо Троцкому, выдвинув наиболее подходящих, по его мнению, кандидатов для поездки.

Зект и Хассе ознакомили Радека и Крестинского с имевшимися у них «сведениями о положении под г. Мемелем и о мобилизационных мероприятиях поляков», указав на мобилизацию одного польского корпуса на границе с Восточной Пруссией.

«Условились держать друг друга в курсе имеющихся <…> сведений подобного рода»[111].

Захват Рура и Райнланда усилил опасность новой войны. Начались военные приготовления в Польше и Чехословакии, правящие круги которых были не прочь последовать за Францией. 20 января 1923 г. министр иностранных дел Польши А. Скшиньский заявил:

«Если бы Франция призвала нас к совместным действиям, мы несомненно дали бы на это свое согласие».

6 февраля, выступая в сейме, он грозил Германии войной и заявил, что в случае игнорирования Германией репарационной проблемы и далее, Польша с большим желанием выполнит свой долг в отношении Франции[112].

Советский Союз обратился к правительствам Польши, Чехословакии, Эстонии, Литвы и Латвии с призывом сохранять нейтралитет в рурском конфликте и предупредил, что не потерпит их военных действий против Германии.

В отчете НКИД II съезду Советов СССР позиция Москвы была определена следующим образом:

«Единственное, что могло заставить нас оторваться от мирного труда и взяться за оружие, — это именно вмешательство Польши в революционные дела Германии»[113].

Рурский кризис, вызвавший обострение противоречий между Францией, Англией и США, продолжался вплоть до Лондонской конференции 1924 г. Только после принятия на ней «плана Дауэса», предусматривавшего смягчение репарационных платежей и возвращение Германии захваченных территорий и имущества, французские войска к августу 1925 г. полностью очистили Рурскую область.

В конце января 1923 г. в Берлин с целью разместить заказы на поставки вооружений приехала советская делегация во главе с заместителем председателя РВС СССР Склянским. Зект пытался побудить советскую сторону дать четкие гарантии в развитие заявления ВЦИК от 13 января 1923 г. о солидарности с Германией и в случае конфликта с Францией и Польшей выступить на ее стороне. Склянский, однако, дал понять, что обсуждение этого вопроса возможно лишь после гарантирования немцами военных поставок. Но поскольку заявку советских представителей на кредит в 300 млн. марок немецкая сторона отклонила из-за того, что весь тайный фонд вооружений райхсвера примерно равнялся этой сумме, переговоры были прерваны и должны были возобновиться через две недели в Москве[114].

22 — 28 февраля 1923 г. переговоры между советскими и германскими представителями были продолжены в Москве, куда в составе семи человек прибыла «комиссия немецкого профессора Геллера»: профессор-геодезист О. Геллер (генерал О. Хассе), тригонометр В. Пробст (майор В. Фрайхерр фон Плото), химик профессор Каст (имя настоящее), директор П. Вольф (капитан 1-го ранга П. Вюльфинг[115]), землемер В. Морсбах (подполковник В. Менцель[116]), инженер К. Зеебах (капитан К. Штудент), купец Ф. Тайхман (майор Ф. Чунке[117]). Их принимал Склянский, замещавший болевшего тогда Троцкого. В переговорах с советской стороны участвовали начальник Штаба РККА П. П. Лебедев, Б. М. Шапошников, председатель ВСНХ и начальник Главного управления военной промышленности (ГУВП) Богданов, а также Чичерин, Розенгольц.

При обсуждении оперативных вопросов немцы настаивали на фиксировании размеров войск в случае наступления и проведения совместных действий против Польши с использованием Литвы в качестве союзника. При этом Хассе говорил о великой «освободительной войне» в ближайшие три — пять лет. Немецкая сторона пыталась увязать свои поставки вооружений с оперативным сотрудничеством. Склянский же настаивал на решении в первую очередь вопроса о немецких военных поставках с последующей их оплатой драгоценностями из царской казны и финансовой помощи, оставив вопрос договоренностей о военном союзе на усмотрение политиков. Богданов предложил, чтобы немецкие специалисты взялись за восстановление имевшихся на территории СССР военных заводов, а райхсвер сделал заказы на поставку боеприпасов. Менцель, однако, выразил сомнение в том, что райхсвер сможет делать заказы и финансировать их. Вюльфинг предлагал предоставить немецких капитанов для руководства советским флотом. Для советской стороны вопрос о вооружениях оставался, однако, главным, «кардинальным пунктом», и эти переговоры она рассматривала как «пробный камень» серьезности немецких намерений.

Когда же выяснилось, что

а) немецкая сторона не в состоянии оказать существенную помощь вооружением и

б) райхсвер слабо вооружен, Лебедев, а затем и Розенгольц ушли от обязывающих советскую сторону заявлений о совместных операциях против Польши. 28 февраля, покидая Москву, «комиссия немецкого профессора Геллера» считала, что этими переговорами положено начало оперативному сотрудничеству и что советская сторона готова к нему в случае уступок немцев в вопросе поставок вооружений[118]. 6 марта 1923 г. Чичерин в беседе с Ранцау высказал глубокое разочарование в том, что немцы полностью отказались от обещанных ими поставок вооружения. «Гора родила мышь» — так примерно выразился Чичерин.

На зондаж Ранцау по итогам переговоров относительно того, поможет ли Советская Россия Германии в ее борьбе против Франции, если Польша не предпримет против Германии никаких активных действий, Чичерин заверил, что Россия не будет договариваться с Францией за счет Германии[119].

Последней надеждой в случае продолжения «пассивного сопротивления», как казалось, должно было стать возобновление советско-германских военных переговоров после письма Хассе Розенгольцу от 25 марта 1923 г., в котором он обещал РККА помощь военным снаряжением и вновь упоминал о предстоящей «освободительной войне». Примерно в том же убеждали германского посла в конце марта Чичерин и в апреле — Радек. К середине апреля 1923 г. германское правительство Куно уже практически не контролировало положение. В этой ситуации Зект в своем меморандуме от 16 апреля, адресованном политическому руководству Германии, вновь настаивал на подготовке Германии к оборонительной войне[120].

27 — 30 апреля 1923: «комиссия профессора Геллера» вторично прибыла в Москву. В ее составе были шесть человек, во главе — начальник управления вооружения сухопутных сил подполковник В. Менцель. Вновь все были под вымышленными именами: купец Ф. Тайхман (майор Чунке), тригонометр В. Пробст (майор В. Ф. фон Плото) и три промышленника: X. Штольценберг (химическая фабрика «Штольценберг»), директор Г. Тиле («Райн-металл») и директор П. Шмерзе («Гутехоффнунгсхютте»)[121]. С советской стороны в переговорах участвовали Склянский, Розенгольц, члены ВСНХ М. С. Михайлов-Иванов и И. С. Смирнов, Лебедев, Шапошников, командир Смоленской дивизии В. К. Путна.[122]