Читать онлайн «Кризис античной культуры». Страница 16

Стоицизм привлекал римскую аристократию своей строгой концепцией добродетели, соответствовавшей исконным римским традициям. Но многих бескомпромиссный ригоризм стоиков отталкивал и они предпочитали более мягкое учение академиков. К ним принадлежал и Цицерон, много сделавший для пропаганды греческой философии среди римлян. В периоды вынужденного безделья, временами прерывавшие его политическую деятельность, он писал сочинения, в которых в доступной форме излагал доктрины основных философских школ[47].

Академики в известной мере склонялись к скептицизму, отвергая возможность познания на основании свидетельства чувств, поскольку нет якобы никакого критерия для проверки их правильности. Так, например, солнце мы видим маленьким, тогда как на самом деле оно очень велико, больному мед кажется горьким и т. п. Кроме того, чувства отражают лишь вечно меняющееся, преходящее, возникающее и гибнущее. Их показания порождают лишь мнения, а не истинное знание. Познать изначальное, простое, непреходящее можно только умом, благодаря способности логически рассуждать. Но поскольку можно доказывать прямо противоположные постулаты, не нарушая цепи логических связей, то и знание, даваемое умом, в общем ненадежно. Недаром существует столько различных мнений по любым вопросам начиная от величины солнца, обитаемости луны, природы богов, и кончая тем, что есть высшее благо. Поэтому, поскольку чувства несовершенны, а разум слаб, следует руководствоваться тем, что представляется наиболее вероятным. Не отрицая того, что человеку следует жить согласно велениям природы, они указывали, что, поскольку человек состоит из души и тела, то, хотя душа, несомненно, возвышеннее тела и призвана повелевать им, как господа повелевают рабами, тело имеет право на удовлетворение своих потребностей, а значит, и внешние блага отнюдь не безразличны, как считали стоики. Правда, добродетель стоит на первом месте, но для достижения полного счастья нужны также телесное здоровье, сила, красота, хорошее происхождение, обеспеченность, дающая досуг для занятий наукой и философией, для самосовершенствования. Ведь не может, как писал Цицерон, выйти что-нибудь благородное из мастерской ремесленника или лавки мелочного торговца[48].

Сам Цицерон, разделяя некоторые основные взгляды академиков, вместе с тем, как римлянин, модифицирует их, ставя во главу угла положение о долге человека служить обществу, т. е. Риму. Он выступает против тезиса эпикурейцев о том, что мудрец не должен вмешиваться в политику. Пусть его ясное спокойствие будет нарушено пререкательством с имеющими власть негодяями, пусть попытки исправить людей, причиняющих друг другу больше зла, чем любые звери, обречены на неудачу, все равно, хороший человек должен сделать все возможное, чтобы защитить государство от порочных людей, ибо человек наиболее близок к богу, когда основывает новые города и защищает уже существующие. Республика — дело народа, соединившегося в общем согласии и для общей пользы, но не из слабости, как полагают эпикурейцы, а в силу естественного стремления к единению с другими людьми, соблюдению законов и справедливости.

Некоторые считают, что польза и справедливость несовместимы, что Рим, подчиняя себе народы, руководствовался не соображениями справедливости, а своей пользой. Но, возражает Цицерон, подчинение одного народа другому оправданно и справедливо, если оно во благо подчиненного, неспособного жить самостоятельно, и если господство умеренно и нетиранично, подобно господству бога над людьми, души — над страстями. Человек не может считаться мудрым и добродетельным, если не служит родине, так как пассивной, оторванной от пользы сограждан добродетели быть не может, она извращается и переходит в свою противоположность. Так, например, если сила и величие духа не соединены с желанием быть полезным родине, они приводят к честолюбию, жажде власти, борьбе за власть, насилию и беззаконию. Благородное стремление возвышенного духа к свободе приводит одних к тому, что они, дабы никому не повиноваться, уходят из города и живут незаметно, довольствуясь малым, а других к тому, что они рвутся к богатству и власти, чтобы повелевать, а не подчиняться. Но настоящий философ не должен идти ни по первому, ни по второму пути, ибо что же станет с государством, если мудрые и хорошие люди начнут им пренебрегать? Не может быть сама по себе самоцелью и наука, она бессмысленна, если не на пользу людям. Великие философы воспитывали великих граждан, а последние ничего не могли совершить без помощи других людей. Наука должна прежде всего сообщать знание того, что справедливо, как надо жить, воздавая каждому должное, никому не вредя и не покушаясь на чужое.

Отвечая на требования бедноты произвести передел земли и сложить долги, Цицерон доказывал, что всякий, живущий в обществе, должен помогать людям, но ни в коем случае не за счет другого. Покушение на чужую собственность противоречит природе больше, чем бедность, болезнь и смерть, так как природа создала людей для жизни в обществе, основанном на законах, но на законах, служащих интересам порядочных людей, а не изданных порочными тиранами.

Повиноваться справедливым законам обязаны все люди, особенно римляне, предки которых создали самую совершенную в мире республику. Следуя за Катоном, Цицерон подчеркивает постепенность становления римских государственных институтов, в создание которых вложили свой труд и ум многие цари и государственные деятели Рима. У Полибия он заимствовал идею смешанной формы правления как самой стабильной и обеспечивающей большую свободу и равенство прав. Равенство же статусов и состояний, по его мнению, невозможно и даже несправедливо, так как уравнивало бы негодяев с порядочными людьми. Вместе с тем он дает понять, что аристократия предпочтительнее демократии, так как народ, лишенный узды, портится и вырождается. Историю Рима Цицерон толкует как борьбу «столпа республики» сената с мятежным плебсом и представлявшими его народными трибунами, из которых он особенно осуждает положивших начало «своеволию народа» Гракхов.

Философские воззрения Цицерона и его аристократическая политическая направленность как в некоем фокусе сливаются в нарисованном им образе «идеального героя» Сципиона Эмилиана, который привлекал его не только как утонченно образованный «филэллин», герой Третьей пунической и ряда других внешних войн, но и как последовательный противник Гракхов. В изображении Цицероиа Сципион Эмилиан, великий политик, неустанно трудившийся на благо государства, стремившийся сделать своих сограждан богатыми, могущественными, счастливыми и добродетельными. В вещем сне ему явился его предок Сципион Африканский и открыл, какая награда ожидает самоотверженного борца за благо республики. Всякий, кто расширил границы своей родины, помог ей, спас ее, получает приготовленное для него на небе место, ибо с неба спускаются те, которым предназначено самое великое, что есть на земле, — управление общиной граждан. Во сне Сципион увидел небесные сферы луны, солнца, планет, звезд, вращающихся вокруг земли, и самую землю, ничтожно малую по сравнению с небесными светилами. Земная слава преходяща, но неуклонно следующий по пути добродетели обретает истинную и вечную славу на небесах среди душ тех, кто служил родине. Служение Риму отождествляется здесь со служением космической гармонии: оба Сципиона благодаря своим подвигам во имя Рима познавали тайны космоса, приобщались к его вечности и высшему единству. Так, «римский миф» становился органической частью общефилософских положений. Разнообразие философских воззрений было лишь одним из проявлений общего раскола прежде монолитного гражданства; раскол этот имел место во всех сферах культуры, в первую очередь в интерпретации наиболее актуальных для современной политической борьбы вопросов истории Рима[49]. Мы уже видели, как смотрел на нее идеолог сенатской знати Цицерон. Совсем по-иному оценивал римское прошлое представитель средних слоев историк Саллюстий, активный сторонник Цезаря, противник партии сената[50]. И для него римское прошлое — достойный подражания образец. Но теперь государство пришло в упадок и неминуемо погибнет, если не произойдут коренные перемены. Причины упадка — ужасающая порча нравов, задевшая и плебс, но особенно сильно поразившая знать — нобилитет. Подкупный, развратный, своекорыстный нобилитет всегда был врагом народа, отвоевавшего себе свободу в эпоху борьбы патрициев и плебеев. Рим был велик, пока оставался сильным и свободным плебс и его представители — народные трибуны, государство крепло благодаря его победам. Власть народа и страх перед сильными внешними врагами держали знать в узде, но когда был разрушен Карфаген, сдерживающее начало исчезло. Жажда власти и богатства стала проявляться все более открыто. В стремлении к ним аристократы разорили и развратили подачками граждан, утративших завоеванную ими когда-то свободу. И все же только народ представляет собой силу, еще способную спасти Рим. Его задача вернуть себе свободу и власть, узурпированную нобилитетом. Он должен осознать свою силу, вспомнить, что все решения консулов и сената имеют значение лишь пока он их выполняет, действовать так же активно, как некогда боровшиеся с патрициями плебеи или как позже Гракхи. Тогда он сбросит цепи рабства, займет подобающее ему место и возродит государство.